Долгими и зимними,

средними весенними,

краткими летними вечерами

мыслями покинутый,

разумом растерянный

я сижу, стихи мои, с вами.

Песни вековечные,

чувства быстротечные

будоражат воображение,

и не знаю, во благо ли,

полетав над бумагою,

превращаются в Сочинение.

… а еще мне хочется пару строк

написать о горнем и высшем,

Вдохновителе и Созидателе,

о Том, Которого жизнь — урок,

улыбка — в вине прокисшем,

а радость — во взгляде сознательном.

Из Владивостока веселая тетя

решила проехаться на бегемоте,

шакале, акуле и тигре разом —

ужасно склонялась она к проказам!

Проворный старик из Турищева

гордился своей бородищею:

ею пол подметал

и белье полоскал

плодотворный старик из Турищева

Расторопный старик из Донецка

свою старость встречал молодецки:

он однажды на спор

поплыл на Босфор,

и теперь говорит по-турецки.

У меня есть кот Мурлыка;

очень я к нему привыкла —

серому, пушистому.

Если я играю поздно,

смотрит глазом он серьезным:

спать пора ложиться, ну?

А с утра на подоконнике

наблюдает он, как школьники

в школу направляются.

Ох, не любит он учиться!

Пьет из блюдечка водицу,

лапкой утирается.

У меня есть братик Вовка,

но шагает он неловко,

часто спотыкается.

А потом опять встает

и немножечко идет,

но не ушибается.

Вот тетрадь для рисования,

в ней исполню я задание.

Нарисую загогулину —

бультерьершу тети Юлину.

Круглый маленький квадратик

наверху листа тетради —

это огурцов кадушка

или мамина подушка.

Справа — хилый человечек,

рядом — стадо трех овечек,

и зеленая трава

синим карандашиком,

и еще моя кровать —

чуточку упавшая.

Бабу Олю я люблю,

ей идею подарю:

я за бабу чищу зубы,

я ее надену шубу,

я в двенадцатом часу

пищу внуку принесу.

Приготовлю я еду,

на работу я пойду,

все, что надо, сделаю

очень даже смело я.

А за это баба Оля

за меня побудет в школе!

Из кубиков мы строим дом,

и в нем приют себе найдем:

отличное жилище,

вот только жаль, без пищи.

Очень жарким зимним утром

я отлично загорю,

а под вечер в теплой куртке

встречу летнюю зарю.

Вместо школы — в зоопарке

буду истину искать,

и от жизни все подарки

уложу с собой в кровать.

Луна по небесам плыла

и звезды наблюдала,

и мне рассказов, где была,

поведала немало.

«Стоит Телец, суров на вид,

а рядом с ним — Баран,

и у Тельца во лбу горит

звезда Альдебаран.

Недалеко — роскошный Лев;

потупив очи — Дева:

поет пленительный напев

созвездий королева.

Там Рыбы плещут в озерке,

где хочется уснуть,

Стрелец несется вдалеке

и ясен Млечный Путь».

Я думаю, что дикобраз

отчасти даже симпатичен,

и чей-то радует он глаз,

хотя для многих непривычен.

Пускай в иголках вся спина

и длинный, острый нос,

Австралия — его страна,

он там исправно рос,

и стаи сумчатых волков

нисколько не робел,

и свой игольчатый покров

он вырастить сумел!