— Делай что хочешь! — перебил его Нильс, смерив Эрленда взглядом, полным ненависти. — Твори разные глупости! Тебе никогда не получить на это разрешения!

Эрленд открыл дверь и вышел в коридор.

— Не порежь себе пальчики! — пожелал он напоследок Нильсу, закрыв за собой дверь.

Эрленд организовал с коллегами Сигурдом Оли и Элинборг летучку по поводу дела «Клейварватн». Поиск дополнительной информации о Лотаре Вайзере был долгим и трудным. Все запросы шли через посольство Германии, а Эрленд умудрился обидеть посла, так что у них было мало шансов. На всякий случай они направили запрос в Интерпол и тут же получили ответ, что Лотар никогда не проходил через их руки. Квин из американского посольства прорабатывал возможность добраться до одного бывшего сотрудника чешского посольства, чтобы тот поговорил с исландской полицией. Он не знал, что из этого получится. Похоже, Лотар не слишком-то контактировал с исландцами. Ознакомление с личными делами бывших сотрудников кабинета министров тоже не дало никаких результатов. Списки гостей, приглашаемых на приемы в торговое представительство ГДР, были давно утеряны. Полицейские ломали голову над тем, как выяснить, был ли Лотар знаком с какими-нибудь исландцами. Казалось, никто не помнил о нем.

Сигурд Оли считал, что необходима помощь немецкого посольства и министерства образования Исландии, чтобы составить список исландских студентов, обучавшихся в ГДР. Не будучи уверенным, какой именно период времени следует указать, он начал с запроса списка учащихся сразу после Второй мировой войны и вплоть до 1970 года.

Между тем у Эрленда оказалось достаточно времени, чтобы сконцентрироваться на интригующем его деле о пропавшем водителе «Фолкэна». Положа руку на сердце он понимал, что у него нет никаких оснований, чтобы начать переворачивать землю на прежних владениях братьев под Мшистой горой.

Детектив решил, что нужно посоветоваться с бывшим начальством. Марион идет на поправку. Кислородный баллон по-прежнему стоял под рукой, но налицо было улучшение состояния. Марион говорит о новых лекарствах, которые дают более заметный эффект, чем прежние, и проклинает пустоголовых врачей. Брим как Брим, в своем обычном репертуаре.

— Что-то ты зачастил ко мне, — фыркает Марион, усаживаясь в кресло. — Тебе делать нечего?

— Это уж точно, — улыбнулся Эрленд. — Как дела?

— Никак не помереть. Ночью был приступ. Ну, думаю, конец. Забавно. Конечно, такое бывает, когда человек только и делает, что лежит да ждет, когда за ним смерть придет. Но сегодня ночью у меня была твердая уверенность, что со мной все кончено.

Сухими губами Марион отпивает глоток воды.

— Что же произошло? — спросил Эрленд.

— Душа прощалась с телом, кажется, так говорят. Знаешь, все это чушь, конечно. Ночной кошмар, спровоцированный, наверное, новыми лекарствами. Было такое чувство, будто я лечу, — при этих словах Марион обращает взгляд в потолок, — и смотрю на мои бренные останки. Думаю, душа моя готовилась покинуть тело, и при этом на сердце было полное спокойствие. Но смерть, как видишь, так и не пришла за мной. Просто странный сон. Утром у меня взяли анализы, и врач сказал, что я выгляжу бодрее. Анализ крови и вовсе стал лучше, чего не случалось уже несколько недель. Однако, несмотря на слова врача, у меня нет иллюзий насчет моего будущего.

— Да что им известно, врачам? — вставил Эрленд.

— А тебе, собственно, что от меня надо? Все возишься с «Фолкэном»? На кой черт тебе сдалось это дело?

— У тебя сохранился в памяти тот факт, что у фермера с хутора под Мшистой горой был брат? — спросил Эрленд наобум. Ему не хотелось перегружать старческие мозги, но в то же время он знал, что Марион увлекается всем необычным и запутанным и что этот человек хранит в своем мозгу самые невероятные подробности и извлекает их из памяти без какого-либо напряжения, несмотря на почтенный возраст и тяжелую болезнь.

Марион задумывается, прикрыв глаза.

— Этот бездельник Нильс разве не сказал тебе, что брат был со странностями?

— Сказал, что тот был простодушным, но я так и не понял, что именно это значит.

— Он был слабоумным. Огромный, высокий, сильный, но ума как у ребенка. Даже не знаю, мог ли он толком говорить. Мычал что-то нечленораздельное.

— Почему расследование не пошло немного дальше, Марион? — спросил Эрленд. — Почему все оставили в подвешенном состоянии? Можно было бы углубиться.

— Почему ты так решил?

— Нужно было поискать у братьев, на их земле. Их заявление о том, что агент не приезжал, приняли на веру. Почему оно не вызвало никаких сомнений? Все было ясно: человек покончил с собой или же уехал в провинцию и прекратил приезжать в столицу, когда ему заблагорассудится. Вот только этот тип так нигде и не появился, и я не уверен, что он совершил самоубийство.

— Думаешь, его укокошили братья?

— Хочу проверить, — ответил Эрленд. — Слабоумный умер, но старший брат проживает в доме престарелых в Рейкьявике, и, судя по его поведению, я готов поверить, что он может наброситься на человека из-за ерунды.

— И что же послужило причиной в нашем случае? Ты же знаешь, что нет никакого мотива. Человек собирался продать им трактор. У них не было никаких причин убивать его.

— Да, знаю, — согласился Эрленд. — Если все-таки было совершено убийство, то из-за того, что что-то произошло, когда агент приехал к ним. Так сложилось, какая-нибудь чистая случайность, приведшая к смерти этого человека.

— Эрленд, — не выдерживает Марион, — ты и сам знаешь, что это полный бред. Прекрати нести чепуху.

— Знаю, что нет мотива, да и тела нет. К тому же прошло столько лет. Но все-таки тут что-то не вяжется, и я хочу разобраться с этим.

— Всегда остается что-то, что не укладывается в общую схему, Эрленд. И ты не можешь выстроить все в одну линию. Жизнь гораздо сложнее, и кто, как не ты, знает это. Откуда бы взял крестьянин русское прослушивающее устройство, чтобы утопить труп в озере Клейварватн?

— Да, знаю, но, возможно, два дела не связаны, — возразил Эрленд.

Марион с любопытством смотрит на своего бывшего подопечного. Нет ничего удивительного в том, что человек с такой страстью занимается расследуемым делом, погружается в него с головой. Все это уже пережито, до выхода на пенсию. Эрленд тоже принимает близко к сердцу наиболее сложные дела. У него есть чутье, пусть оно и не всегда подтверждается, поэтому в его карьере были и удачи, и промахи.

— В прошлый раз мы говорили о Джоне Уэйне, — вспомнил Эрленд. — Когда смотрели вестерн.

— Ну что, проверил?

Эрленд кивнул. Он выведал это у Сигурда Оли, который хорошо ориентировался в американской культуре и знал тамошних знаменитостей.

— Его тоже звали Марион,[21] — сказал Эрленд. — Правильный ответ? Вы тезки.

— Странно, ты не находишь? Потому что я — это я.

Бывший владелец фирмы по продаже сельхозтехники Бенедикт Йоунссон встретил Эрленда в дверях и пригласил пройти в дом. Инспектору пришлось довольно долго вылавливать этого человека, поскольку он гостил у дочери, жившей недалеко от Копенгагена. Не успел Бенедикт вернуться, как тут же сообщил, что снова собирается в Данию, где ему очень понравилось.

По ходу восторженного рассказа о Дании Эрленд кивал в нужных местах. Бенедикт оказался вдовцом, жил в достатке. Он был невысокого роста, с короткими толстыми пальцами, его круглое румяное лицо светилось добродушием. Бывший предприниматель жил один в маленьком аккуратном особнячке. Эрленд обратил внимание на новый джип «Мерседес Бенц» перед гаражом и подумал, что Бенедикт, похоже, предусмотрительный человек, раз столько всего накопил к старости.

— Я был уверен, что когда-нибудь придется давать объяснения по поводу этого человека, — начал собеседник Эрленда, переходя наконец к делу, после того как была отдана дань вежливости.