— Ларс, боже мой, ты совсем свихнулся, — пожал плечами его собеседник. — Такого оборудования просто не существует. Как можно поддерживать связь через гиперпространство?
— Не существует, так надо разработать. Посадить за это десять, сто институтов, двести фирм, объявить конкурс, выделить средства и разработать! Почему гиперкорабль изобрести и построить можно, а гиперсвязь нет? Я тебе скажу почему, раньше в этом не было никакой необходимости, а теперь есть, да еще и какая. Нет, ну почему меня никто не слышит и не понимает, даже мой лучший друг.
— Ларс, успокойся, не кипятись. Конечно, то о чем ты говоришь, когда-нибудь будет изобретено, но не сейчас. Это дело будущего.
— Нет, я с тобой не согласен, это все нужно уже сейчас, потом будет поздно.
В это время бесшумно разошлись двери кабинета, и внутрь просунулась голова, но, увидев в каком настроении пребывает шеф, сейчас же исчезла.
На некоторое время в комнате воцарилось натянутое молчание. О’Хара задумчиво продолжал дымить в кресле трубкой, а Ларс сидел за своим обширным столом и нервно барабанил пальцами по его черной полированной поверхности. Затем он немного успокоился и опять заговорил:
— Пит, дорогой, ты не подумай, что я вредничаю. Ситуация из этого кабинета действительно выглядит так. Я тебе говорю то, что я чувствую, что понимаю. Я уже в этой должности работаю почти десять лет. Все, что ты видел внизу — это строилось и создавалось на моих глазах. Когда-то это оборудование действительно было самым совершенным, но не сейчас, нет, не сейчас. Ведь прошло почти десять лет, Пит, за это время оно морально устарело. Нет, я не говорю, что его надо прямо сейчас пускать на слом, для ближнего космоса оно будет годно еще не одно десятилетие, а вот для дальнего оно уже не подходит. Господи, да что я тебе втолковываю, ты это прекрасно должен понимать и сам, просто не хочешь в этом сознаться.
Его оппонент по-прежнему молчал, попыхивал трубкой у окна.
— А знаешь, что стало последней каплей? Когда я провожал «Олимп» с его экипажем, и он исчез, растворился в гиперпространстве, я с ужасом подумал, что мы почти год ничего о нем не будем знать. Год, Пит! Целый год глухого молчания! А там почти пятьдесят тысяч человек!
В этот момент опять открылись двери, и просунувшаяся голова почтительно сообщила:
— Шеф, извините, что перебиваю, но пришло сообщение с Плутона-орбитального. Похоже, прибывает «Килиманджаро».
Ларс расстроено махнул рукой, и голова скрылась.
— Ну, вот тебе еще одна причина, — он указал рукой в сторону двери, — видишь, прибывает громадная станция, а мы об этом узнаем только в последний момент. И что теперь, опять спешно будем расчищать зону? Опять аврал? И так будет всегда? А ведь эта станция не самая большая, подумай как следует над этим, Пит. — И он вышел из кабинета.
Пит О’Хара остался один в огромном помещении.
То, что говорил Ларс, заставляло задуматься. Просто так отмахнуться от его слов, даже произнесенных в таком нервном настроении, было нельзя. Несмотря на то, что во всем обитаемом космосе Ларс Эриксон со своим взрывным темпераментом был известен как «Бешенный Ларс», он был главным координатором Земли по космосу и по праву занимал эту должность вот уже десять лет. За эти годы он накопил гигантский опыт, от которого просто так нельзя было отмахнуться. И во всем том, что он говорил, конечно, был смысл, но все это казалось Питу О’Хара, одному из представителей Совета по космосу, несколько преждевременным. Он, как и все члены его комитета, в таком аспекте, как это представлял Ларс, считал реорганизацию центра связи делом далекого будущего.
Двери лифта мягко сомкнулись за спиной Ларса Эриксона, руководителя главного земного космического центра связи, и он мягко опустился на десятый этаж, где располагался центр управления дальней космической связью планеты.
Главный зал диспетчерской башни заполняли десятки управляющих консолей, за которыми виднелись спины, погруженных в работу операторов. Полусумрак помещения, призрачное мерцание десятков мониторов, негромкое бормотание технического персонала — все это создавало удивительную атмосферу того места, куда сходились невидимые нити управления всеми кораблями и где звучали далекие голоса космоса.
Неслышно ступая по высокому мягкому ковру, Ларс уверенно направился в глубину этого царства, приблизился к крайней ниши и тронул за плечо пожилого оператора, согнувшегося над терминалом. Тот испуганно оглянулся, потом рассмотрел своего начальника и снял с головы дугу переговорного устройства.
— Ну что там передает нам Плутон, Лэнс? — тихо поинтересовался Ларс у своего подчиненного.
— Датчики спутников слежения начали улавливать изменения гравитационного поля в К-точке, в зоне выхода кораблей.
— Ну-ка, покажи.
Диспетчер высветил на мониторе картинку, переданную ему с Плутона. На экране восемь спутников слежения построили объемную картинку искажений гравитационного поля в зоне прибытия гиперкораблей, которая занимала примерно полторы астрономической единицы за орбитой Плутона.
— Да-а, похоже на то, что кто-то начинает строить вектор пробоя, — задумчиво протянул Ларс, — кроме «Килиманджаро», пожалуй, сейчас никто и не должен был вернуться, или я ошибаюсь и это кто-то другой?..
— Нет, шеф, вы правы, это действительно «Килиманджаро», — несколько неуверенно подтвердил диспетчер, — сейчас, кажется, как раз подходит срок его возвращения.
Ларс расстроено покачал головой:
— Вот ведь до чего дожили, сидим и гадаем, что за корабль прибывает, тот ли, этот, а должны знать совершенно точно. Хорошо еще, что у нас пока таких гиперкораблей немного. А представляешь, что может случиться, если вдруг несколько из них одновременно решат вернуться? Это будет катастрофа!
— Шеф, не пугайте, — ужаснулся диспетчер, — этого просто не может быть.
— Да-а, а откуда ты знаешь? — ядовито поинтересовался у своего подчиненного Ларс, — это сейчас не может быть, но когда-нибудь все-таки такое может случиться. Ладно, не бери в голову. Теперь так, — он надел на голову серебристую дугу общего оповещения. — Ребята, всем внимание, говорит первый! Прибывает «Килиманджаро», до выхода станции в реальное пространство действуем по штатному расписанию. С первого по семьдесят шестой терминалы занимаются только ближней орбитальной зоной, быть готовыми к началу освобождения зоны по первому требованию, остальные — начинают подготавливать коридор и готовиться к прибытию корабля. Все!
— Лэнс! — Ларс снял переговорное устройство, — ты с напарником занимаешься только Плутоном-орбитальным. Передай на станцию — все внимание на изменения в зоне прибытия, слежение приоритетное, каждые пол часа — передача данных на Землю. Будем готовиться к встрече…
26 дней до катастрофы…
Плутон-орбитальный — дальняя космическая станция слежения.
— Берг, отстань, не мешай, видишь, что кругом твориться? — Женька раздраженно указал рукой на экраны мониторов, на которых мгновенно появлялись и исчезали данные, змеились и извивались разнообразные кривые. — Вот-вот должен появиться корабль…
— А что здесь такого особенного происходит, не понимаю. Ну, прибывает корабль. Женя, что ты так дергаешься, в первый раз, что ли? — деланно удивился Берг.
— Ты ничего не понимаешь, — нервно продолжал суетиться на своем рабочем месте долговязый Женька, — нет, ты ничего не понимаешь. Это же «Килиманджаро», понимаешь, «Килиманджаро»!
— Какая разница, «Килиманджаро» это или другой корабль, — флегматично возразил Берг, — процедура все равно одна и та же. Ты же не в первый раз корабль встречаешь?
— Нет, конечно, — обиделся Женька, — и даже не в десятый.
— Ну, вот видишь, так и успокойся. Примем, встретим, обогреем. Правда, Майкл? Эй, Майкл, слышишь? Да отлипни же ты, наконец, от своего телескопа, он никуда не улетит.
Майкл оторвался от окуляра, рассеянно поморгал покрасневшими глазами и спросил: