- И никто не знает. Слушай... если все так волнуются за Варягов, может, стоило вызвать милицию, и пусть они разбираются, а? Я, если честно, никаких заседаний не планировала. Вдруг выясняется, что все, оказывается, едут ко мне. Причем мне об этом сообщают в последнюю очередь тоном, не терпящим возражений. Что за бесцеремонность, в самом деле?

- Я думал, Аленка все согласовала с тобой. Теперь уж дождусь остальных.

- Глеб, может быть, ты знаешь, какой смысл в этом собрании? Ну, обломали нас Варяги. Куда-то свалили без предупреждения. Но мы же еще там, возле их дома, решили спокойно разъехаться по домам. К чему эта вторая серия?

- Я тоже не понимаю, какой в этом смысл, но не пропадать же вечеру. Выпей, расслабься, ты какая-то напряженная. Не съедим мы твоего мужика.

- Где ты тут мужика видишь?

- Всё, как маленькая, в шпионов играешь, - улыбнулся Глеб и выпил.

Чуча тоже выпила.

- А, хорошо пошла... Никакой с вами жизни у меня нет.

Глеб повернул голову в сторону окна – там на подоконнике у Чучи зеленели крассулы мал мала меньше – и подумал, так ли хороша его жизнь, как ему иногда кажется.

Доктору Глебу было грустно. День у него не заладился без всякого предупреждения. Проснулся Глеб, разбуженный ясным светом, именно так, как любил просыпаться: с осознанием размеренности и правильности своего бытия. Иногда сиюминутные заботы,  разная навалившаяся суета загоняли это осознание вглубь, тогда Доктор Глеб словно не просыпался до конца. Он открывал глаза, не чувствуя утренней неги, не предвкушая великих свершений, сразу начиная думать о решении насущной проблемы. О том, что он завтракал, свидетельствовало лишь ощущение наполненного желудка. Умывание было лишено всякой эстетической составляющей – сплошная гигиена. В такие дни он виделся себе роботом, выполняющим обязанности безупречно, но механически, без вкуса. В этот день пробуждение Глеба было замечательным. Он понежился под одеялом, слушая, как в кухне урчит кофеварка, как Лариса двигается от холодильника к мойке, а оттуда к плите и обратно к холодильнику. Он потянулся, открыл глаза – и взгляд сразу уперся в синее небо: накануне Лариса оголила окно, решив постирать занавески. Глеб подумал, что без занавесок гораздо лучше, и пошел поделиться этой мыслью с женой.

Лариса с озабоченным лицом нарезала дольками помидор, чтобы разложить его веером по омлету, уже приподнявшемуся на сковородке. Она сказала “угу” в ответ на глебовское “доброе утро”, чуть склонила голову набок, когда он поцеловал ее в ушко, мягко оттолкнула  локтем, когда он обнял ее, захватив груди в горсти, - пошла раскладывать помидорные дольки на омлете. Глеб втянул запах еды и кофе и отправился в ванную.

Завершая утренние процедуры, как всегда в спокойные размеренные дни, приятной дефекацией, Глеб рассматривал полочку слева от унитаза. Там были: освежитель воздуха, рулон туалетной бумаги, чистящий порошок, еще нераспакованная пачка женских прокладок и тоненькая белая полоска из плотного материала, то ли бумаги, то ли еще чего. Доктор Глеб взял ее в руки. На полоске рядом с ярко-вишневой линией проступала другая, тоненькая, но тоже вполне четкая. Женщина, сделавшая этот тест, скорее всего беременна. То есть женщина – это его Лариса. И его Лариса беременна. Он не стал думать, почему жена сразу же не разбудила его этой чудесной новостью, а поспешил закончить свои дела и вошел в кухню со счастливой улыбкой.

Стол был полностью накрыт для завтрака. Лариса уже и приступила к еде: она пила кофе из большой кружки, закусывая сыром и крекерами.

- А что я нашел! - с порога провозгласил Глеб, размахивая полоской теста.

Лариса обернулась в его сторону, уронила крекер, поперхнулась кофе, закашлялась, замахала руками, пытаясь что-то сказать.

- Это не мой! - еще не до конца откашлявшись, выдавила она из себя. И снова начала кашлять.

- Как не твой?

- Это Светка вчера оставила, - прохрипела Лариса в промежутках между приступами кашля.

- А почему Светка делает тест на беременность у нас дома? - Глеб чувствовал себя сильно обескураженным.

Лариса наконец откашлялась.

- Потому что вместе не так страшно, - объяснила она. - Женщины часто приходят к подругам делать тест, чтобы было с кем сразу же поделиться новостью. Порадоваться или поплакаться. Сразу. И не по телефону.

- А Светка радовалась или плакалась? - все глубже ощущая разочарование, Глеб говорил  по инерции.

- Светка – плакалась, конечно. Или третий аборт, или третий ребенок. Выбор-то не сахарный.

- А ты бы на ее месте радовалась бы или нет?

- О господи... Будь уверен, что во всяком случае тебя я от этой заботы огражу.

- От какой заботы?

- От заботы решать, что делать: радоваться или плакать. Если ты узнаешь о моей беременности, то значит, я ей обрадовалась.

- Я чего-то не понял... Ты можешь не поставить меня в известность?

- Знаешь ли... Хотят мужики или нет, мы всегда сами в конце концов решаем, когда рожать, а когда не рожать.

- Зря ты так думаешь! - жестко сказал Глеб.

В тот день они больше не разговаривали.

Принесенная Глебом бутылка была уже наполовину пуста, когда приехала Алена с Павлом. К тому времени Чуча впала в меланхолию, граничащую с прострацией, и даже не поморщилась на Павла.

- Прямо Бермудский треугольник какой-то сегодня, - говорила Алена, пытаясь уместить на журнальном столике все закуски (которые она привезла сама, сама нарезала и сама же разложила по тарелкам). - Мало того, что пропали Варяги, так Левушка тоже не отвечает. Галка понятия не имеет, где он есть. Говорит, уехал вроде к Варягам.

- Мы, наверное, его не дождались, - предположил Глеб.

- А нефиг опаздывать на полтора часа, - мрачно констатировала Чуча.

- Нелюбов тоже запропал, недоступен с утра, - продолжала Алена.

- Отлично. Спасать некого – все объекты попропали. Может, пойти их поискать?

- Чученька, надо же посоветоваться. Я уверена, у Варягов что-то случилось.

- Ты, Аленочка, слишком близко все к сердцу принимаешь, - сказал Павел. Он устроился на полу у столика, активно налегая на закуску: укладывал кусочек слабосоленой семги на ломтик сыра, накрывал веточками петрушки и целиком бросал в рот. - Смотри, никто тут не волнуется. Некоторым и вообще нет до этого никакого дела.

- Как будто тебе есть дело! - лениво огрызнулась Чуча.

Алена достала мобильник, принялась набирать, номер за номером, Левушку, Варяга, Катю, Нелюбова. Номера последовательно не отвечали.

- Когда я был у Варягов с месяц назад, - сказал Глеб, - я заметил, что Катя будто бы похудела. У них с Вовкой все ровно было в последнее время?

- Катьку не видела уже лет сто, - ответила Чуча. - Но от Варяга всякой пакости ожидать можно, тот еще домостроевец...

- Ну, пусть домостроевец, но он тылы бережет, и Катьку не обидит, - вступилась Алена.

- То есть ремешком стегать не будет? Так этого и не требуется. Катька за версту почует, сделай он хоть одно движение налево.

- А он делал?

- А то нет, что ли? Приходил как-то плакаться: до чего же с женой скучно, зубы сводит от уюта, лишнего кабеля не протянуть. И в сексе она бревно бревном, а ему в его возрасте, видите ли, тетки подвижнее нужны. Так что, я думаю, у Катьки накопилось, и она аккурат перед собранием учинила разборку. 

- Да ну, - сказал Глеб. - Чтобы Катька в преддверии гостей разборку устроила? Дверь не открыла бы? Не верю.

- И вообще, мало ли чего не скажешь в паршивом настроении, - Алена пожала плечами. - Пришел к старому другу за поддержкой...

- Сказала б я тебе, за что он предлагал мне подержаться...

Алена вспыхнула.

- Да бросьте вы, - хохотнул Павел. - Тоже мне трагедия – налево мужик сходил. В этом главный женский ум – признать негласную полигамию. Обычная вещь, когда в семье устанавливаются отношения по принципу “ты мне не мешаешь с ума сходить, а я тебе”.