Всякий раз, когда решение, казалось, созрело, и оставалось только озвучить его, Нелюбов совершал нелепые поступки. Совсем, как дурак из сказки: «Что ни делает дурак — все он делает не так!». Зачем, ну, зачем он придумал тогда какую-то скрипачку? Только полный кретин мог не понять, насколько серьезно настроена Чуча. Сколько бы глупостей не пришлось делать потом... Вот тогда надо было соглашаться, когда она делала ему предложение, а не теперь, когда она сказала, что хочет отложить поход в ЗАГС. Теперь он должен был бы стукнуть кулаком по столу и сам дату назначить. Он же покорно мычит и никак не шевелится. Зато нашего мужского самосознания хватает, чтобы примчаться, как Чапаев, в парк, и затеять ни на что не похожую драку.

Все эти мысли — даже скорее ощущения — каруселью носились в Чуче с того момента, как она осталась одна и пожаловалась Полине. Они уже закружили Чучу до тошноты, но разве можно было от них отделаться. Тем более, что биография у Чучи с Нелюбовым была большая, и подробностей накопилось, как во всякой жизни, сверх меры. Негодование Чучи, подпитываемое этими подробностями, росло и усиливалось, оно было как ветер, превращающийся в торнадо, и летело по просторам Чучиной души, подымая с каждым витком все больше пыли-воспоминаний.

... Он стоит над кроватью, голый по пояс, смотрит насмешливо сверху вниз, темная прядь, как у классического мелодраматического злодея, падает на глаза. И он говорит:

- Невостребованным женщинам я подаю только по субботам.

Унижение и боль бьют в грудь, и там сразу становится пусто и дымно.

... Он скептически смотрит на тарелку с салатом и, поковырявшись вилкой, замечает:

- Ты бы еще целиком яйца покидала сюда. И откуда только в тебе это деревенское стремление радовать большим куском?

Она выбрасывает салат в мусорное ведро вместе с тарелкой. Стыд и обида.

... - Я беременна, - говорит Чуча.

Она сидит на коленях у Нелюбова и смотрит ему в лицо. Его глаза сразу как-то затуманиваются. Он молча смотрит на угол ковра.

- Это от меня? - спрашивает он наконец.

- Ну что ты, - отвечает Чуча, отводя взгляд.

... - Меня устраивает, как есть, - говорит Нелюбов, с независимым видом колыхая коньяк в рюмке. - Мы в равной степени свободны. Захочу — уйду. Захочешь — уйдешь. Вот где подлинная романтика!

«И глубоко плевал я на то, чего тебе хочется на самом деле», - злобно думает Чуча...

К вечеру давление изнутри стало настолько сильным, что лицо Чучи застыло, и ей было сложно заставить себя произнести хоть слово. Притихший Левка повозился в своем углу с игрушками и в девять часов сам уложился спать.

Чуча достала из настенного шкафчика бутылку коньяка и рюмку, нарезала тонкими ломтиками лимончик, разложила аккуратно на блюдечке. Села, оглядела натюрморт, церемонно налила и пригубила. Выпила маленькими глотками всю рюмку. Торнадо улеглось. Карусель остановилась. Потому что стало очевидно: Нелюбова необходимо уничтожить.

В замочной скважине мурлыкнул осторожно поворачиваемый ключ. После известного вечера в «El Patio» Чуча вручила Нелюбову ключ, чтобы привыкал к новому статусу. Но Нелюбов продолжал, приходя, звонить в дверь. Теперь же вот решил воспользоваться ключом.  Более неудачного времени нельзя было найти.

Чуча застыла в кресле, как на троне.

Нелюбов зашел, пошуршал в прихожей, раздеваясь и разуваясь, прошел в кухню, сразу достал себе другую рюмку и сел за стол на табурете.

Чуча, глядя мимо Нелюбова, налила себе коньяка и выпила.

Нелюбов, не сводя глаз с Чучи, налил себе и выпил.

И снова каждый наполнил свою рюмку.

Не смотреть на человека, который рядом, и с которым, более того, наедине, - очень трудно. У Чучи от напряжения заслезились глаза и судорогой свело плечи.

Смотреть не отрываясь на человека, который изо всех сил не смотрит на тебя, - не легче. Нелюбов весь сосредоточился на задаче не отвести глаза от Чучи, и скоро почувствовал, как мозг плавно превращается в вату, а в ушах звучит нескончаемый прибой тишины.

Ослепшие и оглохшие, они сидели друг против друга, без мыслей, наполненные одним лишь общим желанием: победить.

Чуча не знала, что именно должен сделать Нелюбов, чтобы она поняла: да, выиграла, раз и навсегда, и отныне будет всем счастье. Ну, что же ему сделать, чтобы она почувствовала себя в Париже — залиться слезами раскаяния, пролить перед ней реку крови, осыпать цветами и клятвами? Кабы знать!

Нелюбов не знал, чего он ждет от Чучи: может, ей следует упасть на колени, а может, засветить ему по морде. Знал бы прикуп...

Ясно было одно: победитель заговорит последним.

И поэтому каждый стиснул челюсти — как будто это было необходимо! Что он мог сказать ей? Что она могла сказать ему? Такого, от чего прояснилось бы в голове, а по плечам прокатилась бы волна неги. Разве кто-нибудь верит еще в изначальный смысл слов? Ах оставьте, все это в прошлом! Слишком давно живут слова, слишком много в них, на них, вокруг них накопилось смыслов, подсмыслов, надсмыслом и домыслов.

Только законченный лууузер будет пытаться словами решить ситуацию.

Два человека за столом решали, кто из них лууузер.

Бутылка опустела.

Нелюбов поставил локти на стол, положил подбородок на большие пальцы, а указательными стиснул виски.

Чуча сложила руки на подлокотники кресла, выпрямилась и замерла с опущенными глазами. «Ну же, давай! Ты уже сложил локти на стол. Сдавайся, сукин сын!» - она думала так напряженно, что могла бы внушить это Нелюбову, будь он хоть немного телепат.

«Что ж ты, стерва, хочешь-то от меня?» - думал свое Нелюбов, все еще глядя на Чучу, но уже чувствуя отчетливое отвращение к ситуации.

«Будь ты проклят, упрямый гад! Господи, как спина устала, надо с этим заканчивать...»

«И чего я сюда приперся? Кому нужны эти сцены из супружеской жизни?..»

И Нелюбов применил защиту Лужина — конечно, не столь радикальную, как в оригинале, но с тем же смыслом: если не можешь выиграть партию, всегда можно прервать игру. Нелюбов встал и ушел.

Уходящий всегда хотя бы чуть-чуть выигрывает у остающегося. Даже если уходит в ночь, в дождь, без ничего, с одним только мигом между прошлым и будущим, а тот, другой остается в тепле, уюте и с еще одной запрятанной в шкафу чекушкой коньяка.

Уходящий определенно в плюсе, если остающийся хотел выиграть — так хотел, так хотел, - а его взяли и лишили совсем игры.

Уходящий побеждает с большим перевесом, если он — свободный, красивый, спелый мужчина, а оставшийся — одинокая, зрелая женщина, все еще красивая, но сильно промахнувшаяся сегодня.

Чуча обмякла, откинула голову на спинку кресла и, слушая шум усиливающегося дождя за

окном, повторяла про себя: пусть только попробует вернуться...

Все-таки парадокс. В жизни влюблялась в кого попало – за один ласковый взгляд, за одну только призрачную надежду. И вот – Иван. Стой, обомлей и влюбись без памяти. Но ведь нет. Невозможно. Почему?!

Когда-то я была уверена, что обладаю уникальной способностью мгновенно отвечать любовью на любовь. Пусть только (думала я) кто-нибудь покажет хотя бы робкую готовность к серьезным отношениям, и я сделаю этого мужчину самым счастливым на свете. Вот! (кричала я во внутренних монологах) вот лежит на дороге любовь, голая, неприкрытая – подберите же! Но никто не подбирал. Или же я сильно преувеличивала свою способность к ответному чувству.

Даже наверняка преувеличивала. Иначе сейчас сидела бы по уши влюбленная в Ивана. Ведь по моим меркам, он мне уже все возможные авансы дал, разве только предложения не сделал.

Господи, если бы кто знал, как мне обидно, что я не могу почувствовать к Ивану ничего хоть немного похожего на любовь женщины к мужчине. Может быть, он появился слишком поздно, и все давно растрачено на Анатолей, Глебов, Звонарей, Чердачников и прочих хоббитов? Может, заветрилась и выветрилась любовь от долгого лежания неприкрытой на дороге?