— Сейчас, — Элли соскочила в комнату. — Оденусь и деньги с документами возьму.
— Стой, дурочка, — Колька легко оседлал подоконник. — Насчёт денег. Деньги у меня есть свои. Ну, то есть… — он вдруг смутился. — Ну, на нас хватит. На всё.
— Из наших больше никто не едет? Отвернись, — приказала Элли.
— Человек двадцать собираются на трёхчасовой, на совете долго думали, кого коротким отдыхом-с премировать-с. В Империи. С. Да мы там раньше будем, не хочу со всеми толочься, — Колька говорил это, честно стоя спиной к окну. Элли между тем прыгала по комнате, влезая в белые шорты-юбку.
— Я сандалии надену?
— Лучше кеды. Вдруг по скалам полазать захочешь.
Элли засмеялась. Выдвинула из обувной полочки золотисто-алые кеды, весело сказала:
— А знаешь, ведь это первый раз, когда я соглашаюсь вот так куда-то ехать с парнем… ну, индивидуально. Не организованной группой.
Колька хмыкнул. Он считал имперские деньги, разложив их на подоконнике: четвертной, две десятки, пятёрка, шесть рублёвок, три рублёвых монеты, золотой червонец, кучка мелочи рублей на пятнадцать. Мысль о поездке с Элли стукнула ему в голову внезапно, и сейчас он весело думал, что после неё останется с почти пустыми карманами на полмесяца как минимум. Не брать же из "казённых сумм"… А, ерунда. Элли между тем затянула шнуровку и развила мысль о поездке:
— И от тебя зависит, насколько удачным будет этот мой первый опыт.
— Я постараюсь, — Колька сгрёб финансы и побарабанил ладонями по подоконнику. — Идёшь ты, или нет?!
— Вот, всё, — Элли магнитом прищёлкнула к спинке стула листок из блокнота с запиской, забросила на плечо сумку для теннисных ракеток, набитую разной мелочью. — Р-разойдись! — и она выпрыгнула в окно мимо отшатнувшегося Кольки. Он сразу же спрыгнул в сад следом за ней, захлопнув за собой окно. Спросил:
— Ничего не забыла? — он глянул на небо.
— Враньё, что девушки всегда и всё забывают, — Элли тоже посмотрела туда же. — Что, бомбёжка ожидается?
Колька опустил взгляд и оценивающе окинул им Элли. Медные волосы девчонки оттягивала за спину белая лента, там они рушились искристым водопадом до лопаток. Чёрная майка с алой надписью "ВРЕМЯ ЛЕТЕТЬ!" плотно облегала бюст и была подкатана под самую грудь, открывая плоский загорелый живот. Белые широкие шорты и лёгкие кеды дополняли весьма симпатичную картину, и Колька одобрительно кивнул. Элли погрозила ему пальцем:
— Ты на меня не смотри. Ты вези, куда обещал, и помни — я сейчас разъярённая девушка на выходных и мои ожидания обманывать опасно!
— Ну, побежали, — Колька подхватил с земли чёрную сумку с эмблемой дорожного корпуса Империи — чёрно-золотая кабина старинного грузовика "в лоб" с надписью золотом "ВСЕГДА В ПУТИ". Он сегодня тоже изменил своей обычной "коже", одевшись в жёлтую лёгкую рубашку навыпуск, бледно-голубые джинсовые шорты и белые кеды на босу ногу. Так он выглядел совсем мальчишкой, без "автоматной" угловатости, которую ему придавала кожаная "униформа". А то, что он улыбался — весело и немного смущённо — довершало это впечатление.
Они перескочили ограду, словно соревнуясь друг с другом — и также "соревновательно" побежали по улице плечо в плечо, перебрасываясь ничего не значащими короткими фразами. Солнце ещё только всходило, было прохладно. Очевидно, только что проехала "поливалка", асфальт зеркально поблёскивал и пахнул свежей водой и — немного — извёсткой.
— А почему ты решил пригласить именно меня?
— А у меня больше нет подружек. Ты ж знаешь, я одиночка.
— Я думала, я этим покончено. И вообще, хватит всё время это повторять. Забыть боишься?
— С одиночеством, если оно в крови, невозможно покончить.
— Великий философ Би?
— Я сам. Честно.
— И это единственная причина, по которой ты меня пригласил?
Колька удлинил шаг. Снова замедлил. Не оглядываясь на Элли, сказал:
— Не единственная. Мне с тобой хорошо. Спокойно… не знаю я, честное слово! Но когда я с тобой, у меня мысли только приятные… и солнце ярче светит…
Девушка фыркнула — громко, но, кажется, довольно. Ни она, ни Колька не сбились с дыхания, не отдувались, не покраснели — бежали, словно бегать для них было так же привычно, как ходить. Элли привыкла думать, что ребята из Империи сильней и выносливей тех, кто рождён и рос в других местах — но по Кольке этого было нельзя сказать. Кроме того, у неё на языке вертелся один вопрос — и она его, наконец, задала:
— Слушай, ты спортом занимаешься?
— Многим и понемногу, — ответил он.
— Лавров не пожинал, как я понимаю?
— Почему? — не обиделся Колька.
— Я не видела у тебя ни медалей, ни грамот, ни кубков…
— Если хочешь посмотреть — я тебе потом покажу. Достану, хоть обсмотрись.
Элли посмотрела поражённо и заинтригованно. Ну и парень! То, что его ровесники ставят на самое видное место и о чём постоянно говорят, он запрятал куда-то в шкафы… То ли это тоже такое своеобразное "напоказ", то ли он до такой степени лишён тщеславия, то ли ему конкретно это не интересно…
Город ещё спал и пока не ложился. Работали штабы, заводы, лаборатории, станции, учебные заведения. Взрослые, юноши, подростки, дети готовились к выходным. Кто-то проведёт их в загородном лагере. Кто-то отправится к морю, а кто-то — на сборы. Кто-то позволит себе ничегонеделанье, кого-то затянет шумный стадион… Кто-то отправится на охоту… В лабораториях, НИИ, колледжей и станций застыли, спорят, пишут, работают десятки увлечённых людей — они и не заметили, что ночь сменилась днём, у них свой ритм, они живут по принципу: "Очень интересно делать невозможное!" Штабные офицеры дневной смены бреются у зеркал, ночной — ещё работают на своих местах. За тем вон окном двое парнишек заканчивают расчёты по новому сварочному аппарату… За этим — молодой мужчина, оттянув затвор "калашникова", придирчиво смотрит в ствол… За тем — девушка, стоя перед мольбертом, опробует недавно смешанные краски… Проехал конный патруль, а над крышами домов к югу висел, чуть покачиваясь, раскрашенный в цвета имперского флага воздушный шар — в корзине движутся две фигурки…
Город жил. Для Кольки (несмотря на его индивидуализм) и Элли (несмотря на то, что формально она была гражданкой иного государства) им — Городом — было лишь это. А всё то мерзкое и грязное, что ещё таилось в трущобах и закоулках, ещё на что-то надеялось и строило свои поганые планы на "будущее" — было всего лишь грязью, которую надо убрать. И которая будет убрана.
Город делал. Делал Завтра.
Город защищал. Защищал Сегодня.
Вчера у этого Города было не очень светлым. И он — помнил. Помнил его.
А они — двое, бегущие по улице — были частью всего этого.
2.
В вагоне новенького струнника было полно народу. Привычный для Империи, в Семиречье этот вид транспорта считался ещё экзотикой, и многие ездили на нём "просто так".
Место нашлось. Колька и Элли устроились рядом со смешанной компанией — пионерами старшего возраста из отрядов имени Радия Погодина, имени Дениса Третьякова (1.), имени Андрея Колесникова (2.) и кадетами. Они ехали из столицы домой (пионеры) и в летние лагеря (кадеты) с какого-то важного спортивного матча и до сих пор продолжали выяснять отношения, но для девушки с парнем потеснились. Правда, особого внимания им никто не уделил.
1. О Денисе Третьякове можно прочесть в книгах Олега Верещагина "Горны империи" и "Песня Горна". 2.Андрей Колесников был одним из первых пионеров Алтая и своей деятельностью сильно задел интересы группы "сельхозпроизводителей", фактически державших в кулаке всю округу, где он проживал. В 15-м году Серых Войн 15-летний мальчик был похищен группой бандитов на окраине своего хутора и зверски замучен в лесу. Его гибель была одновременно концом и местной банды — её перебили стихийно поднявшиеся местные жители, возмущённые убийством. Надо сказать, в это время Алтай ещё не входил в состав Русской Империи.
