Поэтому нам теперь следует составить перечень главнейших компонентов и признаков, которые и философ, и социолог признали бы характерными для идеализированной модели «модернистской картины мира» с присущей ей сильной ориентацией на науку. При этом, конечно, надо учитывать, что в рамках идеального единства всегда возможны и действительно имеют место разного рода индивидуальные частные отклонения, варианты, и что очень редко можно встретить индивидуальные картины мира, идентичные по составу и пониманию всех аспектов содержания.
Перечень содержательно-тематических блоков модернистской картины мира, если представить его в телеграфной записи, выглядит следующим образом:
• высокий статус «объективности»;
• итоговое стремление к количественным, а не качественным результатам;
• интерсубъективный, надличностный, универсальный характер результатов;
• антииндивидуализм (Мах был прав, когда утверждал: «Здесь Я не спасешь»);
• интеллектуально-теоретический, абстрактный характер результатов в противоположность данным чувственно-непосредственного опыта (здесь я уже не согласен с Махом, который думал во многом наоборот), деэротизация, дезантропоморфизация познания;
• скорее инструментальное, нежели субстанциальное понимание рациональности;
• проблемная установка исследования (в противоположность установке на чудеса и таинства, а также практические интересы);
• установка на доказательность (требование верификации или проверки на фальсифицируемость);
• тенденция к тиражированию и воспроизводимости результатов. «Разум и рутина». Специализация;
• скептическое отношение к авторитетам, интеллектуальная самостоятельность и автономия;
• рационалистическое, основанное на идеалах Просвещения, неприятие любой сакрализации любого предмета;
• неприятие бездоказательных мнений, но при этом открытость для компетентных дискуссий, аргументированной критики и нового опыта;
• четко выраженный секулярный, антитрансцендентный, антиметафизический характер общей установки деятельности;
• антиромантизм, антисентиментализм («Совлечение покровов тайны с природы», по Ф. Шиллеру);
• эволюционное в противовес статическому и катастрофическому (революционаристскому) понимание реальности;
• как правило, равнодушное отношение к осознанию смысла и оснований своей деятельности, нерефлексивность;
• космополитизм и глобализм;
• активизм, прогрессизм (т.е. убеждение в наличии взаимосвязи «научный прогресс-материальный прогресс-прогресс в области прав человека»).
Многие из приведенных признаков внутренне связаны и образуют плотную концептуальную сеть. Кроме того, на их основе могут быть дополнительно реконструированы другие тематические структуры, имплицитно содержащиеся в данной модели. Для нас сейчас важнее всего то, что представленный таким образом список тематических положений позволяет сразу же наметить альтернативную данной, но при том столь же «работающую» и когерентную модель мировоззрения — ее можно назвать «домодернистской», если прибегнуть к термину, используемому А. Инкелесом, или, по Тулмину, — «пост-высоким модерном». Нам следует это запомнить: всякую картину мира можно «вывернуть наизнанку» и описать в языке противоположной ей альтернативы. Иначе говоря, достаточно составить зеркальный по смыслу список, где строка за строкой формулировались бы антитезы-антитемы к исходной модели, — и перед нами автоматически предстает общий контур, общий каркас альтернативной картины мира, отвергающий исходную как «сциентистскую». И сразу же становится ясно, что «наука», предполагаемая такой контрконструкцией, неизбежно и закономерно будет настолько отличной от подлинной науки, насколько астрология отличается от астрономии[27]. Озорной и дерзкий текст К. Воннегута, процитированный выше, должен был подготовить нас к такому выводу, ведь он, по сути, целиком идет вразрез с первым списком и выражает существо искомого второго.
В краткой записи идеализированную версию этого контрмировоззрения можно изобразить следующим образом:
• в центре идеал субъективности, а не объективности;
• качественный, а не количественный характер результатов;
• личностный, а не интерсубъективный характер познания;
• эгоцентризм;
• чувственно-конкретная, а не абстрактно-теоретическая форма знания;
• субстанциальный, а не инструментальный тип рациональности;
• уникальный, единичный, а не обобщенный характер результатов;
• признание права и возможности делать «открытия» для всех желающих, а не только интеллектуальной элиты и экспертов-профессионалов;
• установка на практическую пользу, интерес, на таинственное и чудесное (в отличие от проблемной организации научного исследования);
• незаинтересованность в проверке на фильсифицируемость;
• опора на веру, на мнения, убеждения;
• значительная роль авторитета.
Примечательно, что при всем великом многообразии явлений и областей, которыми занималась пара- (или контр-) наука на протяжении всей своей истории вплоть до наших дней, вся она с хорошим приближением вписывается в очерченный здесь модельный каркас. Он приложим к Гётевскому антиньютонианству и к визионерской «физике» У. Блейка; к «арийской науке» в Германии 1930-40-х и к контркультуре 1960-х; к антинаучной кампании времен китайской «культурной революции» и к сегодняшним культам и практикам типа хиромантии, целительства молитвой, астрологии, телепатических диалогов с внеземным разумом и прочая, прочая, прочая.
Три способа исправить положение
Начнем с вопроса: является ли феномен антинауки, столь пестрый и распространенный, выражением всего лишь сравнительно безвредного внутри-культурного разнообразия установок и типов сознания, или же в его лице мы имеем дело с важнейшим общекультурным вызовом, к которому следует отнестись со всей серьезностью?
Мой ответ однозначен: справедливо именно второе предположение. Если оставить в стороне такие малозначительные причины и обстоятельства, как людское невежество, поверхностность, банальность и т.п. и их коммерческую эксплуатацию, то окажется, что псевдо- и паранаучные конструкции и поползновения уходят корнями в некие глубинные убеждения и слои человеческого сознания. Именно на эти подспудные темные глубины опирается всякое прочное, стабильное, мотивированное мировоззрение, и именно за эти глубинные убеждения и склонности ведется борьба в современной культуре[28]. Даже при том, что паранаучные воззрения в чистом виде исповедывают не столь уж многочисленные слои населения США, все же в этой ориентации можно рассмотреть своеобразную нишу, где сохранились и явственно слышны отголоски давней конкурентной борьбы за первенство и господство между основными типами культуры. Мера опасности, связанной с неопределившимся до конца итогом этого потивоборства, зависит от того, насколько удовлетворительной или, наоборот, враждебной воспринимается модернистская картина мира общественным сознанием. Что же касается наиболее вероятного исхода этого исторического конфликта в ближайшем будущем, то он, по-видимому, в немалой степени будет зависеть от того, будут ли, и насколько успешно, предприняты активные меры, противостоящие влиянию и укоренению в общественном сознании паранаучных представлений и контрмировоззрений всякого рода, — или же, вместо этого, интеллектуалы и политики будут по-прежнему лениво и риторически относиться к данной проблеме, как они это делали до сих пор, не слишком, судя по всему, обеспокоенные фактом не только научной, но и общекультурной безграмотности большинства населения.
Говоря о практической стороне дела, можно указать три разумных способа изменить сложившуюся ситуацию.
1. Это традиционный путь, идти по которому, впрочем, становится все труднее: формирование у людей уже с раннего возраста модернистской картины мира, которая поможет нейтрализовать влияние своих культурных конкурентов. Этот путь предполагает не только включение ребенка в здоровую образовательную систему, подчиненную такой задачей; здесь нужна также активная поддержка родителей, наставников и учителей, которые, в свою очередь, должны обладать соответствующей подготовкой.
