— Если хотите, судья, то мы воспроизведем для вас запись. Она освежит вашу память.

Сеннетт взмахнул рукой, и в полосу света выступил Робби, засунув руки глубоко в карманы. Вероятно, сейчас он чувствовал себя лучше, чем в доме Школьника, но не намного. Робби, несомненно, видел пистолет и к веранде вплотную не подошел. С него было достаточно и утреннего. Он остановился примерно в семи метрах от ступенек, убедился, что Краудерз его узнал, а затем расстегнул пиджак и рубашку.

Некоторое время Шерм молчал, затем горько улыбнулся, показав неровные прокуренные зубы. Сеннетт снова предложил воспроизвести пленку.

— Мне не нужно ничего слушать. Я прекрасно понимаю, что проделал этот подонок. — Шерм свирепо взглянул на Робби и тихо добавил: — Какой же я был дурак.

— Судья, у вас есть выбор. У нас накопилось к вам много вопросов, самый важный из которых — это куда уходили деньги после того, как попадали к вам. Мы совершенно уверены, что все они при вас не оставались. Если пожелаете сотрудничать с нами, прямо сейчас, здесь…

Краудерз замотал огромной головой.

— Вы услышите все утром от моего адвоката. А пока я вам ничего говорить не стану.

— Судья, но завтра я такое не предложу. Вы должны решиться сейчас. Иначе за защиту своих друзей вам придется заплатить большую цену.

В ответ Краудерз громко рассмеялся и положил пистолет на столик рядом с дверью. Он уже все оценил: большое жюри, суд, тюрьма…

— У меня нет друзей. И никогда не было. У меня есть жена, сестра и собака. И я никому ничего не должен и ничего ни от кого не ожидаю. Вот так обстоят дела.

— В таком случае помогите себе, — почти взмолился Сеннетт, впервые повысив голос.

Краудерз снова засмеялся. Казалось, происходящее его искренне забавляло.

— Вот, значит, как вы это называете? «Помочь себе»? А вы знаете, где я вырос? В Деджуне, Джорджия. С утра два с половиной часа собирал дикие грецкие орехи, а потом шел в школу для негров. Неказистое строение, где была всего одна классная комната. Из еды большей частью эти самые орехи, да и их мама не давала вдоволь. И вот после… — Он неожиданно вскинул крупные руки, показав бледные ладони. — Нет, нет. Не стоит продолжать. Вы слышали такое не раз. Любой черный ублюдок старше пятидесяти расскажет вам в бильярдной подобную историю. Но это правда. Это действительно был я, моя сестра, мама и бабушка. Я не рассчитываю смягчить ваше сердце или завоевать симпатию, поскольку не настолько глуп. Просто мне хочется, чтобы вы знали: хуже, чем я уже сам сделал себе, мне никто не сделает. И не затем я прошел весь этот путь сюда из Джорджии, где таскал огромные мешки с орехами и был такой голодный, что иногда ловил жуков и ел, не затем, чтобы какие-то белые люди — и ты не лучше, — Шерм кивнул в сторону Клевенгера, который был чернокожий, — сейчас меня учили, как поступить, пока со мной не случилось чего-то ужасного. Делайте то, что должны. Но никто в этом мире не имеет права на пороге моего дома говорить мне: «Ты должен…» И уж, конечно, не какой-то засранец, вообразивший, будто он пуп земли.

Краудерз бросил на Стэна сердитый взгляд, потянулся за пистолетом и передернул затвор. В полуночной тишине резкий щелчок прозвучал особенно зловеще. Все на веранде среагировали одновременно.

— Уходим! — крикнул Макманис и, прикрыв Стэна, метнулся вместе с ним в кусты.

Клевенгер упал на дорожку, перевернулся на живот и изготовился к стрельбе. Робби побежал стремглав, гремя мелочью и ключами в карманах. Что касается Ивон, то она была великолепно натренирована и потому просто зашла в тень и присела на корточки, держа пистолет обеими руками. Промахнуться, стреляя по такой махине, как Краудерз, невозможно. Позади него виднелась ярко освещенная прихожая с красивыми обоями. Очень скоро Ивон поняла, что стрельбы никакой не будет. Краудерз с усмешкой понаблюдал за суматохой, понаслаждался и с силой захлопнул входную дверь, заставив медное дверное кольцо еще долго качаться. Заскрипели замки и засовы, послышался его смех, который не стихал и после того, как в доме погас свет.

В конференц-зал они вошли примерно в двенадцать тридцать. Начали обсуждать ситуацию, и неожиданно Сеннетту позвонили из отдела городских новостей «Трибюн». Сказали, что располагают информацией о внедрении в судебные органы города агента ФБР. Попросили прокомментировать. Откуда у них информация, можно было не уточнять. От Туи. Разумеется, не от него лично, а, как всегда, через кого-то из его людей. Говорить надо было прямо сейчас, ведь в час ночи подписывался утренний выпуск и начиналась верстка. Стэн решил от комментариев воздержаться в надежде, что информация, которой располагает газета, недостаточно достоверная, чтобы ее можно было обнародовать. Тогда у «операции Петрос» сохранялся в запасе хотя бы день.

В десять минут второго позвонил репортер Стью Дубински и сообщил, что редактор отправил материал в печать. Стэн был знаком с Дубински давно и сделал вывод, что это не блеф. Посоветовавшись с Макманисом, он выдал Стью кое-какую информацию.

— Значит, так, — бодро произнес он в трубку, — пишите. Нами действительно была проведена операция под кодовым названием «Петрос». Получены ошеломляющие материалы. Мы располагаем аудиозаписями на несколько тысяч часов, Выявлены десятки эпизодов взяточничества среди судебных работников различного ранга. Насколько высокого, пока уточнять не могу. Скажу лишь, что это судьи. Много судей. И определенно, всем скоро предъявят обвинения.

Потом они почти до двух ночи обсуждали обстановку. Уже завтра начнут звонить адвокаты, прощупывать ситуацию. Кто-то из фигурантов испугается настолько, что сам предложит сотрудничество в обмен на смягчение приговора. В общем, завтра можно ждать чего угодно.

Ехать домой уже не было смысла. Робби позвонил, проверил, как Рейни, и отправился к себе в офис поспать несколько часов на диване. Во время процессов ему часто приходилось ночевать в кабинете. В группе почти все не спали уже вторую ночь подряд и были очень измотаны. Кроме Ивон. Она по-прежнему ощущала в крови прилив адреналина. Еще бы, дважды за сутки принять изготовку к стрельбе на поражение — такое быстро не отпускает. Она вызвалась охранять Робби. Надеялась поговорить, но он лег на диван и мгновенно отключился.

В четыре пятнадцать Ивон пошла на кухню и сварила кофе для себя и Робби. Сейчас ей казалось немыслимым, как она, мормонка, прожила шесть месяцев без кофе. Открыв дверь, Ивон увидела, что Робби проснулся и сидит у телефона.

— Рейни?

— Мортон, — ответил он. — Я хотел поговорить с ним до того, как он прочтет газеты.

— Ну и как Мортон это воспринял? — спросила Ивон.

— Он в шоке. Просто не верит. Я сказал, чтобы он срочно нанял адвоката, потому что могут возникнуть неприятности с лицензией, но он, представляешь, больше беспокоится обо мне. — Робби вдруг стал самим собой. Даже заулыбался. — Он знает, что я в любом случае его не подведу.

Без четверти пять все, кроме Текса, уже сидели в аппаратном фургончике. К собору Святой Марии прибыли вовремя, когда Туи и Косиц подошли к подножию трехъярусной лестницы. Ролло с прилипшей к губам сигаретой остался внизу, равнодушно оглядывая улицу, а Туи неспешно направился вверх. Его сосредоточенный вид свидетельствовал о том, что сегодня он будет молиться о чем-то особенном.

Лето еще не наступило, да и весна набирала силу медленными темпами. Сегодня ночью было всего четыре градуса тепла. Во многих домах топили. Дымок из труб стелился вдоль крыш, рассеиваясь где-то далеко над рекой. Собор Святой Марии ухитрились воздвигнуть на узком треугольничке так, что к нему выходили все близлежащие улицы. В этот час движения на них почти не было, и тротуары тоже пустовали. Город спал, но очень скоро тихие улицы преобразятся, начнется обычная утренняя гонка.

Ролло двинулся к ресторану «У Пэдди», где ждал Милаки. Было видно, что он замерз, потому что сжимал пальцы в карманах ветровки.