Он открыл окно настежь. Прохладный ветерок мгновенно заполнил комнату свежим воздухом. Поднялся наверх, взял книгу, но не успел прочитать и десяти строк, как буквы начали растворяться в сюрреалистических образах, предшествующих сну. Через минуту он отключился...

...И проснулся в обед от настойчивого стука в дверь. Он протер глаза и подскочил, восстановив события прошлой ночи в памяти.

В дверях стоял ветеринар. Выглядел он бодрее, чем давеча и уж точно посвежее Сергея.

- На бешенство это не похоже, - сказал он, когда они вышли на улицу. - Сейчас-то они спокойные.

- Лес?

- Пожалуй. Поставь ловушки, законопать все отверстия, где может пролезть крупная животина. На крыс я не грешу, коровы бы их не испугались. Да и свиньи тоже. Я потороплюсь с анализами, раз уж такое дело. Мясо все равно не ешь.

- Да, что же я, по-твоему, дурак совсем?

- Дурак, не дурак. Голод - не тетка. Оно у тебя в два счета протухнет.

- Не буду я его есть.

- Ладно, Серег, мне пора. Все в порядке будет. Поймаешь ты своего зверя. Даст Бог и ночь спокойная будет.

...Бог не дал. Следующая ночь была еще хуже, чем предыдущая. Куры, на этот раз, сидевшие в клетках, потеряли добрую половину перьев из-за того, что непрерывно кидались на решетку. Несколько птиц сдохло. Корова снова орала дурниной, пока не охрипла, а свинья, пытаясь пробить укрепленный загон, повредила себе глаз, который к утру разбух, а потом и вовсе вытек.

Утро следующего дня встретил у забора с ружьем в руках. Воздух с рассветом стал прохладным. Ни волка, ни лисы так и не появилось. Более того, домашние животные были единственными живыми существами, издававшими хоть какие-то звуки. Проверил ловушки в сарае и возле: тоже пусто.

Тело свиньи все еще лежало разделанное, ожидая результатов экспертизы. Сергей вырыл яму для нее в пятидесяти метрах от дома на случай, если придется избавиться от туши. Земля была твердой и лопата с трудом входила полностью. На все ушло около трех часов. Совершенно разбитый, он поплелся к дому.

4

- Ты знаешь, после всей этой истории со скотом, его можно было понять, - протянул Рыбин.

Они сидели на теплом бордюре у школы. Аня затянулась в последний раз и вдавила окурок в трещину в асфальте. Она недоуменно глянула в сторону участкового, жующего травинку.

- Я про то, - спохватился он. - что у любого нормального человека крыша бы поехала. Тут все живут тем, что имеют во дворе. А на него столько всего навалилось в последнее время.

- Вы общались?

- Редко. В основном по нужде. Серега, он ведь мастер на все руки. Чертов гений, - он невпопад усмехнулся.

- И что, никто не видел, что с ним что-то происходит?

- А тут со всеми что-то происходит. Каждый имеет право вспылить или погрузиться в депрессию. Что я должен был доктора ему вызывать? Ну случилось так. Что я мог изменить?

- Он звонил мне, - сказала Аня.

- Что?

- Звонил. Голос такой грустный был. Сейчас подумала: наверное, прощался.

На глаза навернулись слезы, давившие последние полчаса на переносицу. Аня посмотрела на Рыбина, глупо улыбнулась и вытащила очередную сигарету. Участковый дал ей прикурить. В голове вновь звучал голос брата. Почему она не перезвонила ему тогда? Ведь было понятно, что с ним что-то происходит. Она тоже хороша. Он звонил накануне злосчастной ночи. Она только вернулась с работы и чувствовала себя совершенно разбитой. Да и Олег нервно "цыкал", когда она пыталась с ним заговорить. На экране двое тяжеловесов мутузили друг друга, что было мочи.

"Привет. Как дела?" - голос уставший, грустный.

"Привет. А кто это? Серега! Ты что ли? Как ты? Как мать?"

А потом он передумал разговаривать. Сказал что-то несвязанное, затем добавил:

"Просто решил узнать, как ты. Давай, счастливо. Я... Я люблю тебя", - и положил трубку.

Стало не по себе от странного звонка. Аня нахмурила тонкие брови и какое-то время смотрела на аппарат, непонятно чего ожидая. Что это за телячьи нежности? Сергей ни разу не сказал, что соскучился за все время их разлуки. А тут "Я люблю тебя", да еще и тоном, будто умирать собрался. Она сняла трубку, но, набрав первые три цифры, передумала. В тот вечер о брате она больше не вспоминала.

- Он сейчас где? - стерев со щеки слезу, спросила она.

- К вечеру, скорее всего в СИЗО увезут. Обвинение уже предъявлено. Чего его держать в обезьяннике?

- Мне надо с ним встретиться.

- Тяжело будет.

- Попробуешь?

- Сегодня вряд ли уже получится.

- А завтра в город ехать придется.

- Я поговорю с одним человечком. Ничего не обещаю.

- Спасибо тебе.

- Не за что.

- Как это "не за что"? Тебе какой резон со мной носиться. Тебя дома семья ждет. Женился? - она указала на кольцо на безымянном пальце Рыбина.

- Все-то ты замечаешь.

- А ты скрываешься что ли? - она выдавила улыбку. - Кто счастливица? Я ее знаю?

- Вряд ли. Я с ней уже после тебя познакомился. Она из Кедровки.

- Поедем? - переменила она тему.

- Поехали, - он помог Ане встать и пошел к машине. - Дорогу не забыла еще?

- Сюда ведь доехала.

Чем ближе она подбиралась к дому, тем сильнее ее пробирал озноб и обвалакивал необъяснимый страх. Внизу живота стало тепло и даже скрутило. Она свернула на знакомую неприметную дорогу и выехала из деревни. Горизонт окрасил кроны деревьев вдали в голубой цвет. Аня увидела себя, мчавшуюся на велосипеде в любую погоду в сторону поселка. За нею плелся Сергей - обычно именно плелся, поскольку никогда не горел таким же желанием, как и Аня покинуть ненавистный дом.

Поселок Ожерельевка, в коем посчастливилось родиться Ане и ее брату и провести самые беззаботные годы жизни, появился на заре великих перемен, за несколько десятков лет до смерти Империи. Поселок строился недалеко от складов с солью, добываемой в озере неподалеку и был скорее форпостом, чем поселением. Изначально Ожерельевка (в то время село называлось Надаровкой) имела форму квадрата пятьдесят на пятьдесят и была обнесена высоким забором, имела по углам бастионы, а внутри - казармы, баню и несколько конюшен. Со временем форпост потерял свое военно-стратегиское значение и превратился в поселок. Через десяток лет отставным драгунам и солдатам разрешилось селиться на свободных местах. Года до революции можно было сосчитать пальцами одной руки, а в мире кипела Великая война. В Ожерельевку приехал богатый барин со своей семьей. Барин этот отстроил себе знатные хоромы, подальше от селения, дабы не подстрелить кого во время охоты, да и вообще для уединения - барин, как и всякий значимый человек смутного времени, любил заняться графоманством и желал уединения. Уединиться на долгое время не удалось. Красная Революция для кого-то была спасением, а для кого-то гибелью. Барин относился ко второй категории: его, вместе с семьей расстреляли на небольшой площадке в назидание остальным. Дом его - двухэтажный загородный особняк, занял бравый командир со своей суженной. Их маленькая дочь Рита Молчанова, через два десятка лет вышла замуж за мужика с фамилией Романов. С тех пор в документах не менялось имя владельцев. Наверное, кому-то может показаться, что жить в доме, который стоит в нескольких километрах от населенного пункта - очень романтично и респектабельно. Алевтина Кочанова так не считала. Прожив со своим мужем несколько лет, она твердо решила перебраться в Ожерельевку или же любой другой город или поселок, только можно было бы пройтись в магазин пешком, только бы иметь соседей, хотя бы и склочников, как полагается нормальным людям. Но в виду обстоятельств ей пришлось остаться в ненавистном доме с двумя детьми одной. Ненависть эта вскоре передалась и Ане, которая мечтала об одном: поскорее вырасти и покинуть этот скучный, бесперспективный мир.

Они подъехали к дому. Воспоминание о старом доме вдруг разрушились. Она помнила особняк огромным, чуть ли не замком. Сейчас перед ней был пусть и большой, но довольно простой дом в сто пятьдесят квадратных метров со скошенными потолками второго этажа. Стены, обшитые тонкими досками, со временем стали черными. Раскатанный по крыше рубероид предавал дому и вовсе уж удручающий вид. Сергей обнес двор высоким забором, а в окна первого этажа врезал железные прутья. Калитка осталась старой, еще со "времен Ани". Зеленая краска выцвела и потрескалась.