Подошел тогда к ней царь и, как подобает учтивому человеку, сказал: «Не жду я, красавица, от тебя и ни привета, и ничего иного, потому что пришел я, желающий только одного— любоваться твоей красотой, издалека и впервые тобой увиден. Но разве в том состоит закон обители, чтобы бежать от такого человека?» Когда вымолвил он это, подруга красавицы, не менее учтивая, чем царь, пригласила его сесть и устроила все, что для гостя устраивать полагается.

Тогда полный любопытства царь спрашивает ее почтительно: «Какой род, милая, украшает твоя подруга? Какие источающие амриту для ушей слоги составляют ее имя? Ради чего терзает она свое нежное, как цветок, тело жизнью, подобающей аскетам, в этом безлюдье?» Выслушала подруга отшельницы все эти слова царя и так отвечала: «Она — Дочь великого пророка Канвы, выросшая в обители, а родилась она от апсары Менаки, и зовут ее Индиварапрабха. С позволения отца пришла она на это озеро совершить омовение. Неподалеку отсюда находится обитель мудрого Канвы».

Обрадовался царь тому, что она сказала, вскочил на коня и отправился в обитель мудрого Канвы просить эту девушку себе в жены. Оставив коня за пределами обители, почтительный, вступил он в нее, полную подвижников, облаченных, подобно деревьям, в лубяные одежды, и среди них увидел окруженного мудрецами, словно Месяц планетами, радующего глаза своим сиянием мудрого Канву. Приблизился к нему царь и склонился к его стопам. Мудрец же, приняв его, как гостя, и сняв тем его усталость, вскоре молвил: «Сын мой Чандравалока, слушай, что я скажу во благо тебе. Ты знаешь, как страшится смерти все сущее в мире. Так зачем же ты безо всякой нужды истребляешь несчастных газелей? Ведь создатель дал кшатрию оружие для защиты напуганных! Так защищай свой народ и правь им по закону, искореняй врагов, упражняйся в искусстве править слонами и лошадьми, во владении оружием и в прочих подобных занятиях, дабы упрочить изменчивую удачу, наслаждайся счастьем власти, раздавай богатства, распространяй славу свою, но брось охоту, эту кровавую забаву бога смерти, в которой равно безумны убийца и его жертва. Разве не слышал ты о том, что случилось с Панду[192]?»

С радостью выслушал поучение мудрого Канвы царь Чандравалока и, преисполненный благодарности, отвечал: «Наставил ты меня на истинный путь, и глубоко благодарен я тебе, почтенный. Отказываюсь я от охоты — пусть все живые существа живут, не зная страха». Слыша такие слова, сказал ему мудрец: «Обрадовал ты меня тем, что всем существам даровал жизнь, свободную от страха. Проси же, чего ты хочешь?» Тогда царь, знающий, что и когда делать, молвил: «Если воистину доволен ты мной, отдай мне дочь свою Индиварапрабху!» И мудрец в ответ на эту просьбу отдал ему только что вернувшуюся после омовения рожденную от апсары, равную во всем царю, дочь свою Индиварапрабху. А потом была устроена свадьба, и Чандравалока сел на коня и взял с собой Индиварапрабху, которую нарядили, как подобает, жены мудрецов, и отправились они к себе, и подвижники, заливаясь слезами, проводили их до пределов обители.

Вот едут они, и увидело Солнце, что завершен трудный этот день, и словно от усталости коснулось оно вершины горы Заката, и появилась газелеокая, переполненная любовью, скрывающая свою красоту под темно-синим покрывалом Ночь. В это время доехал царь с женой до дерева ашваттха[193], около которого был пруд с прозрачной, чистой, как душа добродетельного, водой. Заметив место, скрытое ветвями и листьями, покрытое травой, решил царь: «Проведем ночь здесь!» Слез он с коня, задал ему корм, и напоил, и вместе с женой отдохнул на берегу просторного пруда, напился воды и поостыл. А потом устроили они под деревом ложе из цветов и улеглись. В этот миг поднялся украшенный зайцем Месяц[194], разгоняющий мрак, и поцеловал пламенеющее от страсти лицо Востока, и разметал во все стороны лучи, и изгнал изо всех стран света мрак, озарив их своим сиянием, а затем его лучи, проникнув через завесу лиан и листьев, озарили, словно драгоценными светильниками, источающими лунный свет, пространство под деревом. И тогда царь, обнимая Индиварапрабху, справил истинное празднество страсти, прекрасное томлением первого соединения — снял он ее пояс, словно стыдливость, покусыванием пухлой нижней губки будто разбил робость красавицы, а на грудь ее, подобную лбу молодого слона, набросил драгоценное ожерелье новых созвездий — нанес он их ногтями. И беспрерывно целовал он глаза ее, подобные двум голубям, и лицо ее, точно упивался источником амриты прелести. Так в счастье сладостных наслаждений с супругой провел он ту ночь, словно одно мгновение.

Поутру поднялся он с ложа и, совершив все, что утром надлежит совершить, готов был уже отправиться вместе с женой навстречу своему войску. И тогда Ночь, похитившая красу сломанных лотосов, словно в испуге утратив сияние свое, укрылась в пещерах горы Заката, ибо багровое от гнева, словно красная медь, Солнце все больше простирало свои руки-лучи, охватывая весь небосвод и занося меч своей палящей ярости, будто желая убить ее.

Вдруг откуда ни возьмись явился брахмаракшас[195], иссиня-черный, как грозовая туча, с ярко-желтыми волосами, подобными вспышкам молний. Украшен был он, выжирающий из человеческого черепа мозг и пьющий из черепа кровь, гирляндой из человеческих внутренностей, и был на нем брахманский шнур, сплетенный из человеческих волос. 

Он дико захохотал и, от злобы изрыгая пламя, обнажая ужасные клыки, грубо закричал на царя: «Знай, грешник, что я — брахмаракшас Джваламукха и это дерево — мое жилище: сюда не смеют проникать даже боги. Но ты проник сюда и даже забавлялся с женой, а теперь я, вернувшийся после ночных похождений, заставлю тебя изведать плоды твоей дерзости. Теперь я вырву у тебя, сознание которого ослеплено любовью, сердце, и съем его, и выпью всю твою кровь». Услыхав его страшный рев и поняв, что сразить брахмаракшаса нельзя, и видя, что Индивара дрожит от страха, царь почтительно и с опаской обратился к нему: «Извини меня за такой проступок, совершенный мной по неведению. Ведь я здесь в твоей обители гость, отдавшийся под твою защиту. Приведу я тебе в жертву человека, и ты утолишь свой голод. Не гневайся!» Успокоился, выслушав эти слова, брахмаракшас и подумал про себя: «Пусть так и будет. Что за беда?» А Чандравалоке он так наказал: «Если ты приведешь мне через семь дней здешнего высокодобродетельного и рассудительного брахманского сына, которому исполнилось семь лет[196], добровольно желающего отдать себя за тебя в жертву, и если, когда его будут приносить в жертву, мать будет держать его за руки, а отец за ноги, растянув его на земле, ты сам своим мечом убьешь и принесешь его мне в жертву, тогда я прощу тебе оскорбление. Если же не согласишься ты на это, то немедля истреблю я и тебя, и всю твою челядь». Из страха согласился на такое условие царь и тотчас же исчез брахмаракшас.

Сел тогда Чандравалока на своего коня, посадил Индиварапрабху к себе за спину, отправился искать свое войско, и одолевали его тяжкие думы: «Увы, ослепленный страстью к охоте и любовью, я, глупец, подобно Панду, навлек на себя внезапно погибель! Как найти мне такую жертву для ракшаса? Ну, вот доберусь до своего города, посмотрю, что будет!» Одолеваемый такими мыслями, встретил он свое войско и во главе его вместе с женой прибыл в город Читракуту. Все царство радовалось, видя, что нашел он себе достойную жену, и люди повсюду веселились, а он провел остаток дня, терзаемый горькими думами.

На другой день тайно собрал он министров и обо всем случившемся рассказал им. Тогда молвил один из них — Сумати: «Отбрось, государь, уныние! Найду я для тебя такую жертву — ведь много чудес на земле!» Так утешив царя, велел он изготовить из золота фигуру семилетнего мальчика, украсить ее драгоценностями, поместить в паланкин и носить по городам и деревням, да чтобы и тут и там провозглашали глашатаи: «Родителям того брахманского сына, семи лет от роду, из местных жителей, добродетельного и рассудительного, который по своей воле готов отдать себя в жертву брахмаракшасу, а отец и мать согласятся во время жертвы держать его за руки и за ноги, в награду царь пожалует сто деревень и еще эту фигуру в придачу!»