Находился я в густых и колючих кустах. Руки и ноги вроде были целы, если не считать огромного количества царапин и ссадин. Вся одежда была в таком состоянии, что ни один уважающий себя бомж ее не оденет. Наклонившись, я подобрал арбалет и взвел рычаг трясущимися и окровавленными руками. Болт встал в положенное ему место. Добротная и крепкая вещь оказалась — воспылал я вдруг любовь к оружию.

Озираясь по сторонам, я медленно двинулся обратно. Если паук жив, лучше встретить его на открытом пространстве, чем в лесу, где он свалится на меня с деревьев.

Поляна произвела впечатление! Вместо фундамента и остатков труб виднелась огромная пыльная воронка, тут и там засыпанная осколками кирпича и камнями. Трава была выжжена на добрый десяток метров вокруг бывших строений.

Недалеко от меня, подрыгивая лапами, лежала тварь. Судя по состоянию ее схем, это была агония. Большая часть узлов была разрушена, стекая энергией смерти на землю. В голове у меня щелкнуло, я вдруг вспомнил, зачем я здесь. Сняв с пояса красный накопитель, я сложил щепоткой свою псинергию и потянулся к одному из уцелевших красных каналов. Когда накопитель наполнился по завязку, паук перестал дергать лапами и затих окончательно.

Сзади раздался треск, и я, резко развернувшись, вскинул арбалет.

На поляну выскочил Беркут. Оглядевшись, он покачал головой.

— Твою дивизию! Что ты тут устроил?

— Паучок на меня напал, — кивнул я на тварь и меня разобрал нервный смех.

— Паучок? — Беркут поднял арбалет и, подойдя к зверю, опасливо потыкал тварь кончиком цевья. — Что это такое? На хищника похож, помнишь фильм со Шварценеггером?

Я уже ржал в голос.

— Хищник, ага! Это астральный паук. Жил он тут в развалинах, пока я не пришел, — смеяться вдруг расхотелось и меня начало трясти. — Он тут паутин астральных накрутил… По самое немогу. А когда на меня прыгнул, я в него болт и выпустил. Только промазал. Наконечник взрывается при попадании в схему, вот он и попал… Тут столько энергии было, что на небольшой ядерный взрыв хватило.

Мне вдруг поплохело, и я сел прямо на траву. Беркут, посмотрев на меня, достал откуда-то свою старую фляжку и протянул мне.

— Глотни пару глотков. Только не увлекайся, это единственный коньяк на этой планете.

Я глотнул.

— Пойдем, там девочки одни. Не дай Бог, еще нечто подобное прибежит…

Я помню, как мы с отцом и его коллегами ходили в походы. На два-три дня, с палаткой и ружьем, на несколько десятков километров вглубь тайги. Я тогда часто брал с собой Борьку, моего друга детства. Как мы любили те вечера, когда сидя перед костром с кружкой ароматного травяного чая, слушаешь песни под гитару. Борька лег в девяносто пятом в Чечне от пули снайпера. Отец умер три года назад от инфаркта. От тех дней не осталось ничего, кроме воспоминаний. Однако, когда становилось грустно и тоскливо, я вспоминал почему-то именно их. Наверное, это были самые счастливые дни в моей жизни.

Сейчас, сидя в темноте у костра и слушая грустную мелодию, которую наигрывала Ира на гитаре, я снова вспомнил то время. Ноги гудели, мы прошли сегодня порядочное расстояние. Еще утром выбрались из леса на большой тракт, по которому уже шли беженцы. Кто на телегах и с лошадьми, как мы, кто просто на своих двоих, обвешанные мешками пожитков. В основном женщины, дети и старики. Иногда, правда, попадались и здоровые мужики, причем в кольчугах, а некоторые даже с мечами.

Посмотрев на это, я тоже перестал разыгрывать из себя Штирлица — нацепил броню и трофейный пояс с ножнами. Местный бронежилет, вернее бронесвитер, был сплетен из маленьких железных колец и весил довольно порядочно. Однако, от всяких колющих и режущих приспособлений, которыми любят размахивать местные, должен был защитить. Вторую трофейную броню я предложил своим спутникам, однако они, кроме Терима, наотрез отказались. А парнишке вещь была великовата и тяжеловата. Я не стал настаивать. Опасность пока была неявной, важнее была скорость передвижения нашего маленького каравана. На телеге единовременно могли уместиться только двое, остальным приходилось топать ножками.

После схватки с пауком одежда Вадима пришла в полную негодность и нашему магу пришлось переодеться в трофейное — льняные штаны и рубаху. Вид он приобрел вполне местно-крестьянский, однако такие мелочи его не волновали. Всю дорогу он охмурял Динари, рассказывая ей и мальчику что-то на эртазанском. Вот уж не думал, что ему нравятся простушки.

Иру мы тоже нарядили по местной моде, потому что обтягивающие джинсы явно колебали местные моральные устои. Это по секрету Вадиму рассказала Динари, когда Ира заснула прошлой ночью. Впрочем, у девочки в хозяйстве оказались подходящие Ирине юбка и рубашка, и даже запасной платок на голову.

Так вот, выйдя на тракт, мы влились в жидкую колонну беженцев. Вадим и Динари разговорились с попутчиками и выяснили, что большинство двигались в столицу Эртазании, город Эриват. Почему-то местные были уверены, что шоды не продвинуться дальше и под Эриватом их обязательно разгромят. Оснований для этой уверенности я не видел. Диана, напутствуя меня, советовала не задерживаться в Эртазании и ехать сразу в соседнее государство, под названием Шар, в город Шартан, недалеко от эртазанской границы, мол, туда шоды точно не сунутся. Сказала, что как только закончит со своими делами, тоже приедет туда и будет рада встречи со мной.

Вадим, по моей просьбе, попытался навести справки о Шаре. Крестьяне уверяли, что это страна торговцев, жуликов и контрабандистов, и что честному человеку там делать нечего. И если Империя Зах (в переводе — Империя Людей) являлось местом, где нелюдей не жаловали, то по законам Шара, и люди и стехи и шоды были равны. И любая нелюдь может посмотреть тебе в глаза, многозначительно закончил свою пылкую речь мужичок в годах, ведущий лошадь в поводу.

Смысла последней фразы я не понял, но Вадим мне пояснил. Оказывается, и шод и стех, посмотрев в глаза, могли проникнуть в сознание любого человека. Узнать его мысли, желания, покопаться в памяти и даже дать задание, которое человек будет вынужден выполнить.

Эта информация выбила меня из колеи. Я почему-то решил, что все, случившееся с Вадимом, было единичным случаем. Открывшаяся действительность поколебала мое желание ехать в Шартан. Нет, ради потенциальной встречи с Дианой я готов был рискнуть, но вот стоит ли тащить туда ребят?

Вопрос надо было обговорить в спокойной обстановке. Именно поэтому я не ложился спать, а слушал Ирину игру. Как оказалось, развлечений у местного крестьянства тут не было совсем никаких. И чужестранка, которая играет на незнакомом музыкальном инструменте, вызвала фурор среди беженцев, расположившихся на поляне рядом с нами. Вначале Ирка просто взяла гитару побренчать. Динари с Теримом чуть не запрыгали от удивления и возбуждения и начали шептаться друг с другом. Я кивнул Вадиму, тот спросил у ребят, в чем дело. Оказалось, дети вспоминали менестреля, который год назад приезжал в деревню — для них это было событие вселенского масштаба.

Потом на звуки мелодии и песен потянулись беженцы. Люди подходили к нашему костру, несли монеты, а у кого их не было — яйца, колбасу, хлебные лепешки и другую снедь и просили разрешения посидеть и послушать. Ира сначала просто играла, потом стала петь свой репертуар. Песня на незнакомом языке никого не смутила. Лишь когда поднялась большая оранжевая луна, Ира сыграла очередную грустную мелодию, от которой у нее самой выступили слезы, и отложила инструмент.

— Все, концерт окончен, — проворчала девушка и завернулась в одеяло.