— Быстро тебе не выучить, — безразличным тоном ответила Туся.

— А если выучу?

Туся молча прошлась между партами, как Александра Александровна, — большими шагами, заложив руки за спину.

Через несколько минут Вава бойко выпалила только что выученное правило и осталась очень довольна собой.

— У меня знаешь как, — скромно сказала она, — только быстро и только хорошо. Все так делаю. Понятно?

У нее возникло чувство, похожее на спортивный азарт: ей хотелось во что бы то ни стало поразить Тусю. Пусть полюбуется уважаемый председатель, какая эта Вавка Блинкова. Не учит, не учит, но зато если возьмется, так, может быть, лучше всех отличников выучит.

Наклонив набок голову, Вава старательно писала диктовку:

«Приумолкла станица. Спустились сумерки над притихшими мазанками. При свете прикрытого ночника сидит, склонившись над книгами, Чапаев».

Она писала и ей казалось, что вот она так сидит и пишет, как Чапаев. Она сама не то что бы Чапай, а какой-то хороший и умный человек, которого все уважают. И ей даже казалось, что она любит и умеет работать…

За дверью класса слышался смех и возня, но Ваву отделяла от шумного коридора не дверь, а невозможность бросить все и побежать туда, в коридор, играть. И эта невозможность бросить свои дела была как-то удивительно радостна ей.

Кончились уроки. Туся торопливо собирала книжки, с беспокойством поглядывая на дверь.

— Ребята, не расходитесь, ребята! Сейчас будет сбор!

Вавка хитро подмигнула Ире: не плохо бы смыться! Девочки понимающе переглянулись и незаметно, бочком, стали продвигаться к двери. Туся всполошилась:

— Девочки, девочки! Вы куда? Вава? Ира?

У Вавы лицо мгновенно стало невинным:

— А я что? Я ничего… — и повернулась к Ире, — останемся уж, ладно?

Но у председателя Совета отряда нет спокойной жизни. Туся металась по классу:

— Ляля, ты уходишь?

Ляля Антипина громко щелкнула замком портфеля, деловито поправила очки и невозмутимо направилась к двери. Долговязый Павлов, стоявший у двери, не глядя на Лялю, вытянул свою длинную ногу. Ляля поспешно и высоко перешагнула, не разглядев, что Павлов уже убрал ногу. Ребята дружно засмеялись.

Туся торопилась начать сбор, пока не разбежались и остальные.

— Ребята, вот список тех, кто имел за неделю двойки. Давайте обсудим.

Вава по старой привычке было насторожилась, но сейчас же полная собственного достоинства вздернула нос. — Прошло то времечко, когда ее обсуждали за двойки на каждом сборе. Пусть попробуют сказать, что она не умеет держать свое слово. Дала слово на Совете дружины — все. Теперь она сама будет обсуждать двоечников.

— Ухова, — прочла Туся из своего списка.

Вава мгновенно преобразилась:

— Ну-ка, Ирочка Ухова, почему, по какой причине у тебя двойка?

— Сиди, — буркнула Ира.

— Сижу, сижу, — тебе стоять.

— Действительно, пусть встанет, — заметила Геня.

— Ира, встань, пожалуйста, — мягко, но настойчиво потребовала Туся.

— А мне и сидеть хорошо.

— Встань, встань! — закричали ребята.

Пришлось встать. Уши у Иры красные, губы сердито надутые.

— Ира, у тебя двойка по физике.

— Никакой у меня двойки нет. Не знаете — не говорите. Я ее давным-давно исправила. А они все: «Двойка, двойка».

— Исправила! На тройку с минусом! — фыркнула Вава. — Извините за беспокойство, садитесь, пожалуйста, уважаемый товарищ Ухова.

Ира уселась, бурча:

— Так, пожалуй, за тройки скоро станут обсуждать! Новости!

Вава сочувственно поглядела на Иру — не умеет человек за себя постоять. Так себе отбрехалась. Разве она. Вавка, так отбивалась, когда ее обсуждали? Слова никому не давала сказать, — всех переорет: «Двойки! Какие такие двойки?! Вы что, с ума спятили?! Пристали с ножом к горлу со своими двойками! Разве это справедливые двойки? Ни с того, ни с сего — раз тебе в журнал двойку! Может, скажете, справедливо? Да? Да? Я что, по-вашему, нарочно их схватила? Понимать надо!» И пошло и поехало! А председателем тогда была Генька Власова, ту не так-то легко перекричать, это вам не Тусенька Николаева. Глаза у Геньки станут зеленые, как у кошки, и злющие. Так и сверкает ими, так и сверкает. Нет, а здорово тогда было. Вава даже вздохнула с сожалением. Вот это жизнь! Только и разговоров на каждом сборе, что о Вавке Блинковой. Все собирались ее перевоспитывать. А что они могли сделать, даже Генька? Ничего! Ровным счетом. Пока она сама не захотела и не перевоспиталась.

— Следующая по списку Ляля Антипина, — прочла Туся, — у нее двойка, правда, случайная…

Шурик тихо свистнул:

— Ищи ветра в поле, а Лялю в музыкальной школе.

— За отсутствием Антипиной обсуждение ее двойки снимается, — неуверенно сообщила Туся.

— Снимается? — всполошилась Вавка. — Нет уж, дудочки! Ушла и ладно? Слишком дешево отделалась! Сегодня как легко можно было смыться, а кто-нибудь убежал? Одна Лялька несознательная. Выношу ей отрядное презрение. Председатель, голосуй. Эх ты, разве так успеваемость поднимают!

Геня весело усмехнулась:

— Слушайте, слушайте, у Вавки богатый личный опыт.

— Ребята, — предложила Туся, — выберем Вавку учебным сектором?

— Меня? — удивилась Вава. Она даже не поверила своим ушам.

— А что? Пусть помучается! Выберем! Выберем! — закричали все. На Вавкином лице расплылась широкая, до самых ушей, довольная улыбка.

Одна Ира была не согласна:

— Вот еще новости, — разве такой бывает учебный сектор?!

— А чем я плохой учебный сектор? — разозлилась Вава и угрожающе надвинулась на Иру, — а ну, говори! Вот подожди, подожди, я тебе такую жизнь создам, что ты забудешь, как получать двойки по физике!

…Дверь шумно распахнулась, и Вава выскочила из класса — красная, распаренная, словно из бани, но счастливая. Концы пионерского галстука разлетелись в разные стороны. Потемневшая от пота челка стояла на лбу козырьком.

Вава прошлась по коридору так важно и степенно, что девочки из 6-б «закачались», как выразилась сама Вава.

— Поосторожней, сам учебный сектор собственной персоной! — съязвила Ира.

Школьная жизнь шла своим чередом — звенели звонки, в классах шли уроки, проносились по коридорам шумные и бурные, как поток, перемены.

Вава ходила довольная собой. Она испытывала счастливое чувство уважения к собственной личности и того же требовала от других. Но никто ею не восхищался. Только одна Александра Александровна все видела, все замечала — это-то Вава знала точно. У нее с Александрой Александровной установилось полное взаимное понимание. Вава гордилась этим, но для полного счастья этого еще было недостаточно.

Для кого она старается? Для себя, что ли? Нет, для своего 6-а! От 6-а она и требовала удивления и восхищения. Его-то ей и не хватало. И все из-за Геньки. Потому что все в классе были заняты делами Генькиного звена, а там происходило что-то неладное. Сегодня, например, Ирка проревела всю перемену, но сколько ее ни расспрашивали, так ничего и не выпытали. Значит, тут дело связано с этой Генькиной тайной. Чем-то провинился товарищ помощник начальника штаба. А у Геньки такой характер, — чуть что не по ней, кого хочешь до слез доведет. Сказать по правде, Ваве было жалко Ирку. В другое время она бы так напустилась на Геньку, что пух и перья полетели бы. Но теперь Вава молчала. Не хочет Ирочка объяснить, что случилось, значит, ей тайна дороже — пусть плачет. Вава ходила вокруг Ириной парты туда и обратно, но утешать ее она была не намерена.

После уроков посмотрела Вавка туда-сюда — нет Ирки. Вот ведь! Когда не хочешь с ней говорить — сидит под носом и плачет, а когда нужна — так и след простыл.

Вава помчалась домой встревоженная и сердитая.

— Ирка! — громко и требовательно позвала она. И так как ответа не последовало, она решительно застучала в дверь. Вышла Ирина мама. Вава, поутихнув, осведомилась, нет ли Ирины дома. Она знала, что Ирины нет и только проверяла на всякий случай.