Он с трудом добился от нее нужных обещаний. И вправду это удалось ему нелегко. Лишь когда к ним пришел Савой и заверил Кэри, что малыш мирно спит, только тогда она согласилась остаться в своей комнате по крайней мере до тех пор, пока Ларри своим криком не позовет ее к себе. Но прежде чем это случилось, пришла Люси и успешнее всех остальных заменила Кэри. Раньше Люси никогда не распространялась о всей горечи разочарования, овладевавшего ею всякий раз, когда она безуспешно пыталась подарить Клайду ребенка. Однако теперь она поведала дочери об этом, причем настолько трогательно, что Кэри не смогла сдержать слез, когда слушала рассказ матери. Выплакавшись, она наконец успокоилась, и ее мысли вдруг обратились к тем, еще не рожденным детям, которые обязательно появятся и станут зримым и осязаемым знаком ее удовлетворенности как женщины и ее триумфа как жены. Постепенно жгучее желание обезопасить и сохранить свое будущее овладело всем ее существом, помогая забыть о тревогах и волнениях настоящего.
— Что бы там ни было, у тебя есть папа, а у него — ты, — наконец проговорила Кэри, понимая, что говорит это ни к месту.
— Да, ты совершенно права, — отозвалась Люси. — У меня есть папа, а у него есть я.
— А он не очень возражал, когда ты уходила?
— О нет. Он согласился с доктором Брингером, что я должна идти к тебе. Но он хотел пойти со мной. Я с трудом отговорила его. К тому же в Синди Лу только что приехал Валуа Дюпре… завтра он собирается в Батон-Руж. У них с отцом какая-то очень важная консультация. Да и потом, нет никакого смысла, чтобы отец отвлекался от дел, ухаживая за Ларри… все равно от него тут мало проку. Способность к уходу за малышами не входит в число его многочисленных талантов, — улыбнулась Люси и поднялась. — Ну что ж, по-моему, мне пора в детскую. Полагаю, Ларри, когда проснется и увидит меня, не станет так требовать тебя. В конце концов, он меня знает и мы уже достаточно с ним подружились. Если он будет всем доволен, то я пошлю к тебе Савоя, а мне во всем сможет помочь Тьюди. И пожалуйста, поверь мне, дорогая, с Ларри будет все в полном порядке.
— Да, я верю тебе, мамочка. И спасибо тебе огромное, что ты вот так поговорила со мной. Знаешь, мне очень помог этот разговор.
Они прижались друг к другу и поцеловались, после чего Люси вышла и Кэри осталась в одиночестве. Она лежала в тишине и думала теперь не о больном ребенке, о котором так сильно беспокоилась несколько дней, а о той новой жизни, таившейся внутри нее, о бесконечной любви ее мужа к ней и о запоздалой ответной любви с ее стороны, преобразившей их брачные узы и обещавшей полную гармонию в будущем.
Когда через час Савой вернулся из детской к ней в спальню, то рассказал, что, проснувшись, Ларри совсем не плакал; он действительно узнал бабушку (какой не по летам умненький ребенок!) и очень обрадовался при виде ее. Он даже выпил молоко, которое бабушка дала ему. А потом снова мирно уснул. Миссис Бачелор уже сделала почти все распоряжения и приготовления на ночь. Тьюди принесла еще молока, его поставят в чашечку, подаренную миссис Сердж по случаю крещения Ларри. Там оно постоянно будет нужной температуры, и Ларри всегда сможет выпить его, если вдруг проголодается. А сейчас миссис Бачелор отослала Тьюди спать, пожелав ей хорошенько выспаться, и сама начала готовиться ко сну.
— Так что ни о чем на свете тебе не надо беспокоиться, дорогая моя! — с чувством завершил свой рассказ Савой.
— Да, мне просто не верится… — проговорила Кэри, чувствуя, что проваливается в умиротворяющий сон.
— Может быть, тебе что-нибудь нужно? Ты только скажи, я все принесу.
— Мне ничего не нужно. Единственное, чего мне хочется, — это знать, что ты рядом со мной. А что, уже все ложатся спать, не так ли?
— Да, наступило такое время. Если хочешь, мы можем назвать его «временем ложиться спать».
— Да, мне бы хотелось. Поскольку больше недели…
Больше недели мысли всех домочадцев были прикованы к Ларри. Теперь же наконец они вновь могли думать друг о друге. Так они и уснули, обнявшись.
В том крыле дома, где располагалась детская, Люси некоторое время бодрствовала. Она почти полтора часа сидела у кроватки Ларри, прислушиваясь к его дыханию и время от времени щупая его лобик. Дыхание малыша было ровным и размеренным, а лобик — чуть влажным под нависающими над ним кудряшками. Ужасный период, когда ребенок едва не умер от удушья, миновал, жгучая лихорадка полностью прекратилась. Теперь никто не сомневался, что он будет спокойно спать помногу часов кряду. Кроме того, его колыбелька была придвинута к большой кровати, так что Люси сможет услышать самый слабый его зов. Поэтому ей не нужно больше сидеть возле колыбельки.
Она готовилась ко сну, как обычно, по старинке — спокойно и размеренно. Потом преклонила колени, чтобы вознести молитву Господу Богу, добавив и несколько личных просьб к Всевышнему, касающихся тех, кто был для нее ближе и дороже всех на свете. Еще она возблагодарила Бога за то, что он даровал Ларри излечение от смертельного недуга; за то, что теперь на ее дочь снизошла благодать Господня в виде безграничной любви ее мужа и будущего дитя. Не забыла Люси попросить Господа и о том, чтобы он не обошел в благодати Савоя и Бушрода, заблудшую овцу. Наконец она встала с колен, посмотрела на ребенка и, потушив лампу, легла сама. Лишь мягкий свет от ночничка в форме Мадонны падал на безмятежное личико спящего малыша.
Люси заснула не сразу. Обычно она быстро привыкала к новой обстановке, но сейчас кроме ответственности за спящего младенца она, как ни странно, чувствовала что-то непривычное. Прежде ей не приходилось спать в этой комнате. К тому же уже довольно много времени она не видела Клайда. И сейчас она подумала о нем, ведь он тоже один и тоже наверняка испытывает непривычное чувство, такое же, как и она, — чувство одиночества.
Она старалась успокоиться и расслабиться, но вместо этого беспокойно ворочалась с боку на бок. Потом вновь помолилась, на этот раз произнеся маленькую неопределенную молитву, потом — еще одну; а между молитвами приподнялась на локте и посмотрела вниз, на Ларри. Она отметила, что мальчик даже не передвинулся во сне, оставаясь все в той же позе, в какой она видела его в последний раз. Наконец целительный сон все же овладел ею, и она уснула. И когда резкий порыв ветра, ворвавшегося в окно, уронил ночничок, она не услышала его мягкого стука. К тому же этот звук был приглушен шелковой накидкой, покрывающей комод, на котором ночничок стоял. Ночничок не упал на пол, однако задел чашку, из которой вылилось молоко. Оно соединилось с маслом из лампы, и эта небольшая струйка попала на крошечный горящий фитиль. Второй порыв ветра сильнее разжег горящее масло, и огонь стал распространяться на ближайшие предметы.
Люси так никогда и не узнала, что разбудило ее: громкий ли звук хлопнувшей ставни или пронзительный крик Ларри. Ибо оба звука раздались одновременно, и она, вскочив с кровати, с ужасом увидела, что почти вся комната охвачена огнем и что у нее не осталось ни секунды времени. Ибо поначалу маленькие язычки пламени от фитилька теперь превратились в гигантские волны огня, алчно лизавшие занавески. Путь бегства через гардеробную уже был отрезан, поскольку занялась огнем портьера, закрывающая дверной проем. Люси стремительно выхватила кричащего ребенка из кроватки, завернула его в одеяло и сломя голову побежала к двери, ведущей к задней лестнице.
Тем временем внезапный штормовой ветер достиг размеров урагана, и все, что Люси могла, это с трудом пробраться в сад. Она не рискнула положить Ларри на холодную землю, ведь как только она доберется до летнего домика, они найдут там убежище от ненастья. И она, спотыкаясь, направилась туда. Один раз она упала наземь и с трудом поднялась, не замечая боли, без страха. Она думала только об одном: поскорее добраться до спасительного убежища. Безусловно, ее первая мысль была о ребенке, но вскоре в ее голове мелькнуло еще одно: ей надо вернуться в дом и предупредить остальных.
