Ступени сна Только в миг содроганья, когда, спотыкаясь о мраки, заплетается речь, волоча одинокое тело по горам и лесам, сквозь ущелья, кусты и овраги — к пустоте, где последней ступенькой во льду затвердело соскользанье в ничто, в никуда, в потаенную прорубь, в прорву, в пропасть, в провал, в промежуток надежды и взлета, в эту прорезь для всхлипа, для ветви, с которою голубь сросся вестью благой, в этот клюв, где лазурь, позолота не зазубрены кистью и ластятся клекотом, стоном, сладкой мякотью слез, образующих лук, и папайю, и огромную жалость, что, даже летя за балконом, только в миг содроганья, о господи, я засыпаю!.. только падая ниже своих предыдущих рождений, инфузорий из памяти мглистой, слоистой, текучей,— вниз лицом и, зарывшись на дно, где трава сновидений... только там обретается жизнь как единственный случай. К своей благодати... К своей благодати нельзя принуждати... Из всех положений (земля ему пухом!) Ван-Гогу блаженней с отрезанным ухом. Ни перса с гаремом, ни Ромула с Ремом — нельзя принуждати, ни чью-нибудь душу, ни море, ни сушу к своей благодати. Ни мужа, ни сына, ни друга, ни брата, ни кума, ни свата нельзя принуждати к своей благодати — это чревато!.. Трамвай-убийца Не помню имени. Когда — не помню — где?.. Мучительная пантомима. Но мускулы, которые в воде неутомимо дрожащую раскатывают ткань зеркальных отражений, — во мне сработали!.. И, хрустнув, как стакан, распалось вещество, (с которым жить блаженней!) беспамятства, забвенья вещество — за ним ужасное клубится. Я вспомнила — когда и где... И что с того?! Передо мной трамвай. Трамвай-убийца, суставчатый, запущенный с горы, науськанный на запах мысли, он гнался и давил, он из любой дыры выслеживал, его колеса перегрызли так много человечины, что спрос — какой? с кого? с трамвая? с рельсы ржавой? с дуги? руля? рубильника? с колес, раскрученных великою державой? Я назвала тебя... И что теперь? За всех раздавленных — научно углубиться в твои колесики, косящие на дверь?.. в колесики твои, трамвай-убийца, по всем законам неподсудный зверь? Интермедия За окнами катится липовый пух, тучи точат ножи. Речь говорящий — как тесто, распух, играя дрожжами лжи. Голенький, с луком тугим божок целится с потолка. Кто-то вздремнул и диван прожег окурком «Явы» или «Дымка»,— любопытные приоткрывают дверь, своей участи чуя запах. На них председатель рычит, как зверь, стоящий на задних лапах. Председатель ключом по графину бряк-бряк, дно — навыворот, летит оскольчик. Вышла голая вода из графина: — Дурак, купи себе колокольчик! Из дневника Любил Котлов сидеть в котельной, пары поддерживать в котле, рассказы в папочке отдельной читать, блаженствуя в тепле. Там были острые детали и много смелой колбасы — в те дни крамолою считали писать про брови и усы,— маразм крепчал, как тот мороз, боялись правды, как заразы, когда соленые рассказы Котлов в котельную принес. Их сочинил один приятель, ему открыли светофор — и заключил один издатель с ним настоящий договор! Да, мой приятель и Котлова рассказы эти сочинил без хохотанья удалого и симпатических чернил,— что было ново для тогда! И, в общем, автор вышел с рыбкой! Барахтался в пучине хлипкой — а вышел с рыбкой из пруда. Уже вторая корректура, вот-вот «сигнал», банкет и юг. И автор ходит, как Вентура,— но тут как раз ему каюк!.. В котельную стучится дворник, привел он ангелов троих. Котлов, в трусах, большой затворник, со всех сторон волнует их. Он ест. Огромный синий лук и в собственном соку горбушу. Они Котлову лезут в душу, а там — Котлов, он ест. И вдруг — рассказы в папочке отдельной они хватают со стола и вылетают из котельной варить великие дела: набор рассыпан, автор понят, по всем статьям разоблачен, его до лучших дней хоронят под очень толстым кирпичом, он не дается, кроет матом, творить он хочет день и ночь,— ведь даже очень мирный атом из саркофага рвется прочь!.. Но тут к нему подходит некто, большой и пламенный, как печь, на пустыре в конце проспекта произнося прямую речь: —Купи, любезный, три квиточка на всю семью в любую даль. Катись! Не то пришьем — и точка! И, бога ради, не скандаль,— чтоб там по пьянке одинокой в окно не выйти кверху дном. ...Что ищет он в стране далекой?! Что кинул он в краю родном? |
