Спасайся, музыка! Спасайся все, что пело,
ручьями, струнами во мраке серебрясь!
Опять зачавкала, вскипела, захрипела
зловонно выползающая грязь.
Трясина громко чмокает трясину,
дерьмо губами тянется к дерьму.
История не учит ничему,
а только тянет медленно резину.
Вся мерзость в том, что здесь ничто не ново,
молчанье — золото, оно же — гной и грязь.
А Слово — Бог, но Бог распят за Слово,
ручьями, струнами во мраке серебрясь...
Сжимая челюсти решеток и оков,
трясина гнойная глотает то и это,
суля эпоху небывалого расцвета
помойных ведер и ночных горшков.
На животе ползут, вихляясь, черви —
гнойник цветущий воспевать, живописать!
И каждый червь мечтает выйти первым,
чтоб золотой в награду гной сосать.
Спасайся, Дант,—и никаких вопросов!..
Судом помойных ведер и отбросов
под зад пинком ты выдворен, гигант,
и этому изгнанью имя — Дант.
...Казенный червь, начинка смрадной щели,
меня спросил:
— Изгнанью имя — Дант?..
— Конечно, флорентийский комендант,
мне в этом имени поют виолончели —
Дант — двери ада — хлоп! — и эмигрант!
Изгнанью имя — Данте Алигьери.
Вся мерзость в том, что здесь ничто не ново,
молчанье — золото, оно же — гной и грязь.
А Слово — Бог, но Бог распят за Слово,
ручьями, струнами во мраке серебрясь...
...теперь выходит, мы убили больше,
чем было надо для Такого Дела,
но кто бы смог сработать это лучше
и так же быстро, крепко и добротно,
как мы?., как мы, я говорю, имея
в виду не нас, людей, а времена,
когда такие громыхали гири,
такие грандиозные событья,
раскачивая землю и народы
на чашах исторических весов.
...а если б мы тогда убили меньше,
чем было надо для Такого Дела?!
а если б мы чуть-чуть недотянули,
великое обжулив и обвесив
на несколько десятков миллионов?
Великое нельзя удешевить!
Великое не может быть Великим,
не проглотив Великое Число.
...а если б мы убили ровно столько,
я говорю, не больше и не меньше,
чем было надо для Такого Дела?..
и ровно сколько для Такого Дела
убить нам было надо?., и кого?..
...теперь выходит, мы убили лучших,
точнее, лучших мы убили больше,
а худших мы тогда убили меньше,
чем было надо для Такого Дела.
Хотя не все убитые считали,
что все они убиты справедливо,
и каждый думал, что другой убит
гораздо справедливее, чем он,—
для них была единственно бесспорной
огромная одна несправедливость:
что далеко не все еще убиты
из тех, кого убить без промедленья
необходимо для Такого Дела!
...мы, несомненно, не добили худших,
а их число уму непостижимо,
несметно, необъятно... и выходит,
намного меньше мы тогда убили,
чем было надо для Такого Дела.
Настолько меньше мы убили худших,
что лучшие, которых мы убили,—
число микроскопическое, ноль.
...но хуже то, что кончились титаны,
перевелись гиганты, исполины,
гераклы мысли, прометеи духа,—
я говорю,— гераклы нашей мысли
и нашей силы духа прометеи.
Колоссы, великаны, великанши...
Когда-то их водилось даже больше,
чем было надо для Такого Дела,
мы кой-кого из них тогда убили,
но был вполне достаточный запас,
его на шесть хватило поколений!
...теперь, когда все мерзко измельчало,
я говорю,— растлилось, развратилось,
с одной мне мыслью страшно умирать:
что далеко не все еще убиты
из тех, кого убили мы когда-то!..
их надо вновь убить без промедленья —
и ровно столько, сколько их убито,—
я говорю,— не больше и не меньше,
чем было надо для Такого Дела!
Великому — великая цена.
Не может быть великою держава,
ее простор не может быть великим,
ее народ не может быть великим,
и дух его не может быть великим,
не проглотив Великое Число.
...выходит, был я винтик в мясорубке?
в такой негосударственной машине?
в простейшем допотопном механизме,
выходит, я вертелся и молол?
Но, если б мы убили ровно столько,
не худших и не лучших, — говорю я, —
а всех, кого убить необходимо,
чтоб ежедневно убивать убитых,
ведь главное — убитых убивать...
тогда бы, свято веря в идеалы,
я был бы вновь к великому причастен,
и даже я, мельчайший из мельчайших,
сказал бы: вот я, скромный, незаметный,
я — винтик, я — не больше и не меньше,
чем было надо для Такого Дела.
