— Какие люди?

— Приезжали несколько репортеров. По поводу игры.

— О, Харриет, — прошептала Кэт, — что ты наделала.

Кэт приехала на машине Кена, которая казалась слишком большой для нее. Харриет наблюдала за ней через узкую щель между занавесками. Она видела, как ее мать вышла из большой машины, немного онемевшая от долгого сидения за рулем, и посмотрела вверх и вниз по старой улице. Здесь не было видимой связи со светловолосой девочкой, велосипед которой налетел на фонарный столб. Харриет побежала открывать дверь. Она должна сдержать страстное желание с облегчением броситься в объятия матери.

— Спасибо, что ты приехала, — прошептала она по-детски. — Я не знаю, что мне делать.

Лицо Кэт было мрачным.

— Где он?

Харриет повела ее в кухню.

Саймон все еще сидел на своем стуле. Серый свет проникал через завешенные газетами окна. Огонь в старой кухонной плите был похож на красный лепесток на куче серой золы. Кэт даже не заметила беспорядка в комнате. Она пересекла кухню, подошла к Саймону, легко положила свою руку на его плечо.

— Саймон. Это Кэт. — И когда ответа не последовало, повторила: — Это Кэт. Посмотри на меня, Саймон.

Он послушно посмотрел в лицо Кэт. Наблюдая за ним, Харриет увидела, как рассеивается безразличие. Она поняла по его глазам, что он узнает, узнает с примесью испуга, а затем на его лице появилось выражение опустошенности и бесконечной грусти. В беспорядке своего вывихнутого мира Саймон, должно быть, ожидал увидеть прелестную, свежую, не битую жизнью восемнадцатилетнюю девушку, которая только однажды мелькнула перед глазами Харриет. У Кэт были поблекшие волосы, морщины на лице и округлившееся тело.

— Постарела? — просто спросила Кэт.

— Я всегда рад видеть тебя, Кэт, — ответил Саймон. — И никого больше.

Харриет наклонила голову, молча приняв укор.

— Ты не заботишься о себе, Саймон. У тебя жар. Разреши мне вызвать врача только для того, чтобы он осмотрел тебя и дал лекарство.

Саймон схватил Кэт за руку. Харриет почувствовала силу его хватки на себе.

— Только ты, Кэт. Никто из тех, кто там. Они следят за мной, как будто хотят меня съесть.

Харриет еще помнит тот взгляд, который тогда подарила ей Кэт. Привыкшая к любви матери, ее поддержке и восхищению, она тогда захотела убежать и где-нибудь спрятаться.

— Тогда ты должен меня выслушать и сделать то, что я тебе скажу, — настаивала Кэт.

Саймон покорно кивнул головой.

Вдвоем они привели его наверх в спальню. Они постелили ему чистое белье и устроили его поудобнее в кровати, положив между подушками грелки с горячей водой. Глаза Саймона не отрывались от Кэт, пока она ходила вокруг него.

Она подошла к окну и, подняв занавески, сказала:

— На улице светит солнце. Было бы очень хорошо впустить его лучи в комнату, не правда ли?

Он съежился в постели, и Харриет увидела страх и замешательство, написанные у него на лице. Она должна была что-нибудь сделать, чтобы уменьшить их, но понимание того, что она ничего не может сделать, хлестало ее, как плеть.

— Все в порядке, — спокойно сказала Кэт. — Потом мы снова опустим занавески.

Она села на край постели. Очень неуверенно, как будто пытаясь проверить, действительно ли она здесь, Саймон прикоснулся к ее руке.

Харриет оставила их. Спеша, она почти скатилась вниз по ступенькам. В кухне она засучила рукава, вскипятила воду и из груды мусора в шкафу под лестницей взяла ведро и швабру, которые она использовала в свой первый визит. Она начала мыть, работая быстро и дыша ртом, чтобы не подпустить к себе коктейль из кислых запахов. Она думала о своем первом приезде сюда, тогда она очистила и вымыла стол. Того Саймона было еще нелегко испугать. Сейчас он весь состоял из страха.

Если бы она могла вернуться ко времени своего первого визита, испытывала себя Харриет, смогла бы она отдать ему назад «Мейзу» для того, чтобы еще раз запрятать ее среди куч старого хлама в соседней комнате.

Однако еще до того, как она закончила задавать себе этот вопрос, она уже знала, что не смогла бы. Если она и могла бы сделать что-нибудь по-другому, так это изменить историю настолько, чтобы ни один даже самый ловкий журналист никогда не нашел бы Саймона. А в реальной ситуации она не могла ничего сделать, что имело бы для него какое-то значение.

Харриет ненавидела осознаваемое ею чувство бессилия. Она работала с яростной энергией, чистила и мыла.

Наконец вниз спустилась Кэт.

— Он заснул, — сказала она.

Две женщины смотрели друг другу в лицо. Харриет знала, что ее мать ждет от нее объяснений или оправданий. Она вновь почувствовала, что мать гордится ею, а сама она нуждается в материнском одобрении.

— Мне следовало быть более осторожной, — сказала она наконец. — Необходимо было сделать так, чтобы «Мейзу» никак не касалась Саймона, и ничто не было с ним связано. Это моя вина, что люди пришли сюда подглядывать за его жизнью.

— Тебе, вообще, не следовало рассказывать его историю. Ты могла продать свою игру и другим способом.

Харриет сказала тихо:

— Я не думаю, что могла. Даже сейчас я еще не могу.

Потом наступило молчание. Когда Кэт заговорила снова, чувствовалось, что больше говорить не о чем.

— Ему нужен врач, мы обязаны сделать это для него. Возможно, больница. Они, конечно, не захотят оставить его здесь, а мы не можем оставаться здесь вечно, не так ли?

Харриет представила себе их вторжение, что это будет значить для Саймона.

— Дай мне закончить то, что я могу сделать здесь. Если я смогу сделать так, чтобы здесь было чище, заготовлю пищу, уголь и все остальное, что ему нужно, возможно, врач разрешит ему остаться здесь. Можно нанять сиделку и домашнюю работницу, если Саймон согласится на это. Денег достаточно, для того чтобы пригласить частную сиделку. «Пикокс» должна ему деньги от продажи «Мейзу», мы посылали ему чеки, но он никогда не ходил в банк. Я открыла на его имя счет. Там хватит денег на все, что бы ему ни понадобилось, на все, в чем он нуждается…

Говоря это очень быстро, Харриет слышала себя. Слушая, она понимала, что деньги не компенсируют всего.

— Я уверена, что это поможет, дорогая, — сказала Кэт без особой уверенности. — Давай сделаем то, что мы можем сделать для него в первую очередь, сейчас.

Кэт и Харриет пробыли там двадцать четыре часа. Кэт спала ночью в пыльной задней спальне, в которой однажды ночевала и Харриет, снявшая в этот раз комнату поблизости с кроватью и завтраком. Хозяйка в шарфе поверх светлых, торчащих завитков волос, готовая к какому-то торжеству, узнала Харриет по журнальной статье о «Мейзу». Пачки старых журналов были сложены на табуретке в рабочем кабинете в задней части дома.

Она пригласила Харриет в дом, заставила ждать, пока она перебирала свои журналы, нашла нужную статью и попросила Харриет дать автограф. Она поинтересовалась тем, что Харриет здесь делает. Харриет уклончиво ответила, что навещала друзей, живущих поблизости.

Харриет боялась, что женщина могла увидеть заметку о Саймоне в местной газете, но, видимо, этого не произошло. Она заплатила за ночь, даже не заглянув в комнату, и ушла очень рано утром, чтобы продолжить работу в доме Саймона.

Настолько, насколько они могли, Кэт к Харриет вместе убрали дом и сделали его на вид более ухоженным. Пока они работали, Саймон спал за задернутыми занавесками. Он принимал горячее питье, которое они ему приносили, но почти ничего не ел.

Они нашли врача, который согласился прийти домой. Он появился вечером на следующий день. Кэт проводила его наверх, а Харриет ждала на кухне. Предсказания Кэт оказались верными. Врач, молодой человек с лицом, покрытым преждевременными морщинами, настаивал на том, что бы отправить Саймона в больницу. Он установил у него бронхопневмонию, обезвоживание и, вероятно, недоедание.

— Имеет место также некоторая спутанность сознания, — добавил врач.

Он был явно переутомлен, но полон сочувствия. Кэт и Харриет ждали.