— А я, знаешь, — сразу перешел он на «ты», — в армии я отслужил, да? Ну, домой ехать неохота, да? Я из-под Калуги сам-то. Ну, и остановился пока, у тетки живу, да? В Москве красота. — Он улыбнулся. — Вот работать устроился, на обувную. А говорили — не пропишут, не устроишься, будет трудно... Ништяк. Да? Работаю с трех дня до полдвенадцатого.
— Ночи? — спросила Света.
— Да. Тетка помогла устроиться, она там работала. В Москве хорошо,— повторил он, — да?
Залился звонок, и все пошли в зал. Зал был полупустой. И Толя сел рядом на свободное место. Фильм был цветной, пародия на американский боевик. Было так интересно, что Светка и забыла про соседа. Один, правда, раз вспомнила о нем — когда почувствовала его взгляд. Повернулась, но Толя тут же отвел глаза.
После кино он хотел проводить ее, Света не позволила. И условились встретиться через неделю, после Светкиных экзаменов. Тут же, у кинотеатра.
В булочной она увидела Томку, одноклассницу.
— Слушай, пошли в кафе, — сказала Томка, — у меня трешка есть. Возьмем мороженое.
— Ага. И чего-нибудь еще, — сказала Света.
И они вошли в соседнее кафе. Там было людно: уже начинался обеденный час. За минуту до них в кафе заскочили два долговязых студента. Свои тубусы с чертежами они швырнули на свободный столик и, застолбив место, метнулись к очереди у стойки самообслуживания. Тома и Света, заняв столик, тоже встали в очередь. Студенты перед ними хватко набрасывали различные блюда себе на подносы.
— Чего-то мороженого не видно, — сказала Томка.
— А вон, крем-брюле, — откликнулась раздатчица, выкладывая на стойку железные вазочки с жемчужно-коричневатой массой. Девушки разочарованно переглянулись. На всех углах торговали мороженым, а здесь, как назло, нормального мороженого не было, какое-то крем-брюле. Очередь подвинулась, студент впереди быстро перечислял кассирше:
— Все в квадрате: суп, салат, люля, брюля...
— Три сорок, — объявила кассирша.
— О-ля-ля! — присвистнул студент. — Ладно, обойдемся без брюли! — Он обернулся к товарищу: — Витек, суй мороженое обратно.
— Бедные студенты, — нарочито громко заметила Тома и вздохнула: — Не тянут на повышенную. Свет, угостим их мороженым, что ли?
— Ишь, какие бойкие девчушки, — студент с удивлением глянул на Томку. — От горшка два вершка, а уже кадрятся.
Томка хихикнула, великосветски подняла брови и была, видимо, польщена этим «кадрятся», которое по полному праву приняла только на свой счет.
Пока студенты рассчитывались у кассы, Томка покручивала бедрами, глазела по сторонам и весело болтала.
— Эх, житуха наступила! — говорила она. — Мои на курорт укатили, я одна теперь! — она передернула плечами, совсем как Джульетта Мазина в «Ночах Кабирии». Да и внешне Тома на нее походила: худенькая, беленькая и очень живая. Медлительная Светка возвышалась над ней по-лошадиному, на целую голову.
— И у меня все уехали, — промямлила она.
— И Гарик тоже? — спросила Тома и завертела головой во все стороны.
— Угу, — ответила Света.
Тома заходила иногда к ней уроки делать, но вместо уроков они всегда валяли дурака — все втроем, с Гариком вместе.
— Ха! — сказала Тома. — Теперь у тебя тишина, как в морге! Знаю я твоего братца, он вечно грохочет, как джинн, которого впихивают в бутылку из-под столичной, ха!
Она засмеялась. Свете тоже стало смешно. А Тома вдруг совсем затряслась от хохота и показала глазами куда-то в угол:
— Гляди, гляди, во!
За столиком в углу компания каких-то иностранцев сидела: до лоска черные, туго зачесанные волосы, белоснежные манжеты в запонках, скупой стол и шумное веселье вокруг одной бутылки. Белки глаз и зубы блистали в улыбках, особенно когда смуглые латиноамериканцы (так показалось Светке) поглядывали на девушек.
— Знаешь, Том, я лучше подожду тебя на улице, — сказала она.
Но Тома независимо передернула плечами:
— Ах, ах, застеснялась испанских мальчиков?
Потом они взяли мороженое и молочный коктейль и сели за свой столик. Тома пригладила челочку, покосилась на испанцев, и прошептала:
— Ха! Смотрят, будто в первый раз белую женщину увидели.
Она жеманно повела плечом, куда-то в пространство состроила глазки.
— Коктейль кислый, фу! — отозвалась Света. И, придвинув вазочку с мороженым, стала есть.
Тома деланно подняла брови, уставилась на нее.
— Во! — сказала она. И стала разглядывать подругу с таким интересом, будто это не Света ложечкой ест мороженое, а сидит факир и глотает шпагу.
— Чего ты? — смутилась Света.
Тамара глядела на нее все так же. Света перестала есть, сказала:
— Слушай, не смотри на меня так, когда ем.
— А чего? — спросила Тома.
Света буркнула:
— Подавиться можно.
Дома было до странности спокойно. Ни голоса маминого, непрерывно сверлящего, ни возни и стукотни Гарика — вечно он что-то паял, плющил, заколачивал, завинчивал. На этой почве у него часто бывали стычки с родителями... А сейчас так тихо! Словно ватой заволокла уши тишина. И это настолько хорошо показалось Свете, что она обрадовалась: сейчас можно делать все, что угодно. Ну вот хоть ложись на пол и ногами дрыгай, никто и слова не скажет! Это же здорово, это свобода! Освобождение!.. А от чего освобождение-то?
«От родительского ига, — подумала Света. — Да! Ведь мы с Гариком с самого раннего детства находимся под игом».
И она вспомнила, как в детстве не разрешали ей смотреть телевизор. Кроме детских передач. Однажды она спряталась за диван, ковриком накрылась, чтобы не заметили, и смотрела. Мама подумала, что коврик просто съехал с дивана на пол, подняла его и увидела дочь. Здорово Светке влетело тогда... Позднее ей не позволяли ходить в кино на фильмы «до шестнадцати». Но она все равно пробиралась на эти фильмы — через заднюю дверь, когда зал проветривали. Во время очередной такой вылазки ее поймала билетерша и отвела за руку к родителям. Опять попало! Впрочем, попадало-то ей довольно часто. Слишком много было родительских запретов. Со временем Света научилась их обходить. «Умный в гору не пойдет, умный гору обойдет», — приговаривала она запомнившиеся слова из песенки.
Запретов и сейчас немало. Например, запрещается отцовские книги читать. У него целое собрание переводной прозы. Только папа не любит, чтобы его вещи трогали. А мама считает, что «иностранная литература развращает». Поэтому папина комната всегда заперта. Ну, ничего, у Светы есть отмычки, и не одна отмычка, а набор целый — Гарик сделал.
Пусто в квартире. Красота! Недурно бы отметить освобождение от «ига». Света подбросила на ладони оставленные «на жизнь» деньги. Чего там экономить!.. Она побежала в магазин и — на все — накупила изюма и сгущенки. Шикарно! Да здравствует независимость!
Весь следующий день Света провела дома. Открыла отмычкой папину комнату, выбрала стопку «запрещенной литературы». А мать бы сейчас заниматься заставила, физику учить! Такое при ней не почитаешь. Она бы велела программные книги читать...
Света читала как заведенная, страницу за страницей. Когда уставала, шла на кухню, ела изюм со сгущенным какао. От этого начинало тошнить, и она снова хваталась за книгу.
Физику сдала на тройку. Что ж, большего ей и не надо. «Если учесть, что я не готовилась, то и эта тройка — признак гениальности», — решила Света. Томка тоже сдала на три.
А сдавали они здорово! За минуту до начала экзамена Света подошла к школе. Все уже нервно листали свои тетради. Все уже давно толклись на школьном крыльце. И Тома тоже, но она ничего не листала. А просто сидела на ступеньке и причесывалась. Света подошла и подумала, что экзамен она провалит. Но не огорчилась. Ей все равно было, как будто это не она собирается сдавать физику, а кто-то другой, совсем ей незнакомый. Она безразлично спросила у Томки:
— Ну как, нервишки пошаливают?
— Да вроде нет. Спокойно, как в могиле, — ухмыльнулась Тома.