Даймонд пересилил себя, поднял голову и взглянул на ложу верхнего яруса, где якобы появлялась Серая дама.

— Кое-кто считает, что при жизни она была не актрисой, а зрительницей, которая вечер за вечером приходила в одну и ту же ложу, чтобы увидеть на сцене своего возлюбленного, актера, — сообщил Тайтус. — Знаете, здесь каждая ложа названа в память тех, кто пожертвовал средства на нужды театра. Ложа Серой дамы носит имя балетомана Арнольда Гаскелла. А ложа напротив — имя Агаты Кристи.

— Вы правда видели Серую даму?

— Я чувствовал ее присутствие и аромат жасмина — даже сосчитать не могу сколько раз.

Покинув зал, Даймонд испытал ни с чем не сравнимое облегчение. В конце коридора, ведущего к гардеробу, Тайтус снова набрал код на замке, открыл дверь с табличкой «Служебный вход» и направился вниз по незастланным ковром ступеням лестницы.

— Известно, что Серая дама любит припугнуть актеров в гримерной номер восемь. — Его голос гулко разносился по лестничным маршам.

— Невероятно, — отозвался Даймонд, который чувствовал себя увереннее с тех пор, как они покинули зал. Ему следовало сосредоточиться: приближался этап экскурсии, в ходе которого он мог увидеть помещение, где Клэрион гримировалась перед спектаклем.

Здесь, за кулисами, стало ясно, что Тайтус не просиживает целыми днями за столом в своем кабинете. Театр он знал отменно.

— Нам повезло: здесь одиннадцать гримерных на трех этажах, большинство настолько просторны, что вмещают нескольких актеров, — объяснял он.

— Какую из гримерных занимала Клэрион?

— Первую, с отдельной душевой и туалетом. — Тайтус открыл дверь.

Просторная, с огромным гримировальным столом и зеркалом в резной позолоченной раме, эта гримерная удовлетворила бы запросам даже самых взыскательных актеров: люстра, шезлонг, вазы с цветами, вид на лужайку перед Бофорд-сквер…

Даймонд прошелся по комнате и наклонился над столом.

— Что вы делаете? — удивился Тайтус.

— Проверяю, не осталось ли здесь следов грима.

— Вряд ли. — Тайтус протянул руку к столу, желая показать, что на нем нет ни пылинки.

Даймонд удержал его за запястье.

— Не вздумайте. Возможно, это место преступления. Только ваших отпечатков нам тут не хватало. — И он сразу же пожалел, что заговорил как полицейский.

— Мне бы и в голову не пришло, — отозвался Тайтус и добавил: — Ох и цепкий вы, Питер. Сильные руки.

Даймонд не стал тратить время на размышления, как выглядит его поступок.

— Эту гримерную надо запереть.

— Как возможное место преступления? — не скрывая иронии, уточнил Тайтус. Видимо, он уже догадывался о мотивах человека, которому устроил экскурсию по театру.

Но это уже не имело значения. Даймонд опустился на колени и заглянул под гримировальный стол. Под него вполне могла завалиться салфетка со следами грима. Могла, но не завалилась.

— А теперь вы что ищете? Скрытые улики? — спросил Тайтус.

Даймонд выпрямился.

— Вы ведь уже поняли, что я воспользовался предлогом, чтобы пройти сюда. Вы были так любезны, что предложили показать мне театр, а я не стал отказываться. Простите, что невольно обманул вас.

— Я не в обиде, — откликнулся Тайтус.

Даймонд направился к окну.

— А здесь у вас маленькая трагедия, — он указал на мертвую бабочку на подоконнике. — С крапивницей в главной роли.

Тайтус ахнул, закатил глаза и лишился чувств.

Хедли Шерман позвонил в больницу Френчи и услышал, что все звонки, адресованные Клэрион Калхаун, направляются на номер ее театрального агента, Тильды Бокс.

— Я не журналист, — объяснил Хедли, — а директор театра «Ройял».

— Мы не уполномочены вести переговоры, — сообщили из больницы. — Мисс Бокс лично отвечает на все вопросы.

Слово «лично» ввело Хедли в заблуждение. Очень скоро выяснилось, что в агентстве включен автоответчик: «Состояние мисс Клэрион Калхаун остается без изменений. Мы благодарим ее многочисленных друзей и поклонников за пожелания скорейшего выздоровления и обязательно обновим это сообщение, как только будет новая информация».

— Прикрыли лавочку, — сказал Шерман Фрэнсису Мелмоту.

— Просто не хотят, чтобы к ней в больницу начали рваться орды фанатов.

— Но мы же не фанаты. Мы имеем право знать, что происходит.

— А вы поставьте себя на место Клэрион: первое побуждение любой женщины, внешность которой изменилась в худшую сторону, — скрыться, затаиться. Вы же сами отвозили ее в больницу, Хедли. Скажите, насколько серьезно поражено лицо?

— Я не смог разглядеть — она прижимала к лицу полотенце. Но положение, видимо, серьезное, если ее перевели в Френчи. Один из актеров попытался навестить ее сегодня утром, но охрана его не пропустила.

— На вашем месте я не придавал бы этому значения. Она пытается выиграть время, чтобы обдумать свой следующий шаг.

Это предположение привело Шермана в состояние паники.

— Похоже, нам пора привести в порядок собственные дела. Несколько неосторожных слов — и нам вменят в вину преступную халатность.

Даже Мелмота подвело его хваленое самообладание.

— Вы правы. Проследите, чтобы с представителями прессы не общался никто, кроме пресс-секретаря.

Вернувшись на Мэнверс-стрит, Даймонд решил посвятить в подробности дела инспектора Кита Холлиуэлла и констебля Ингеборг Смит.

— Может, никакого расследования и не понадобится, — подытожил он, — но Джорджина ясно дала понять, что мы должны быть начеку и готовиться к решительным действиям.

— Только потому, что Джорджине втемяшилось блеснуть в «Суини Тодде», — подхватил Холлиуэлл.

— Вы несправедливы, — возразила Ингеборг, — эта история уже попала в газеты. Если выяснится, что имело место преступление, мы окажемся в самой гуще событий…

— Займемся делом, — вмешался Даймонд. — Допустим, произошло преступление. Кто у нас в числе подозреваемых?

— Костюмерша, — выпалил Холлиуэлл.

— Слишком очевидно, — заметила Ингеборг.

— А вы кого предлагаете?

— Дублершу. Гизеллу Уотлинг.

— Логично, — кивнул Даймонд, — она заполучила главную роль. Но каким образом она подпортила Клэрион физиономию?

— Добавила что-то в грим, — предположила Ингеборг.

— А вы, случайно, не играли на сцене? — подозрительно спросил Холлиуэлл.

Ингеборг ответила ему колючим взглядом.

— Нет, зато была театральным критиком. Таким способом журналисты обычно добывают контрамарки.

Даймонд напомнил им, с чего начался разговор:

— В пьесе «Я — фотоаппарат» четыре женские роли. По крайней мере это мы знаем наверняка.

— Насколько я понимаю, у дублерши есть своя гримерная. А если все было вот так? — Ингеборг увлеклась: — Перед началом спектакля, пока актеры гримировались, Гизелла решила попытать счастья и подменила флакон с основой для грима, в итоге кислота сожгла Клэрион все лицо.

— Прежде чем взвалить всю вину на дублершу, давайте еще подумаем, — предложил Даймонд. — Что мы знаем о личной жизни Клэрион?

— Она из тех звезд, за которыми по пятам следуют папарацци. Попробую найти все, что смогу.

— Может, ей решил насолить кто-то из конкурентов-певцов, — высказался Холлиуэлл. — Или чокнутый фанат.

— До начала спектакля соперник или фанат никак не смог бы пробраться за кулисы. Гораздо вероятнее, что виновник — кто-то из своих.

— За кулисами работает целая толпа, — напомнила Ингеборг.

— Вот именно, Инге. И мы должны выяснить, кто был в театре в день премьеры.

— Чувствую, меня ждет работенка, — заметил Холлиуэлл.

Подчиненные Даймонда знали его методы, но на этот раз поспешили с выводами. Он покачал головой.

— Не то чтобы работенка — официальный ход расследованию пока никто не давал. Скорее, сочетание приятного с полезным. Если сегодня вечером вы свободны, предлагаю вам сходить в театр. Вам обоим.

— Мне и ему? — бледнея, уточнила Ингеборг. Кит Холлиуэлл был старше ее как минимум лет на двадцать и вдобавок имел семью. А Ингеборг дорожила своей репутацией.