www.pravda.ru
Для Ану наступили чёрные дни — в Интернете царили порнография, хамство и мат. Найти нормального собеседника было делом почти невероятным — обязательно в беседу вторгалась некая полуграмотная сволочь и обкладывала всех присутствующих крепким словом. Ану метался по Всемирной сети в поиске культурного информационного заповедника, но его усилия усложнялись тем, что никто не мог поверить в его реальное существование.
Выход оставался один — стать реальным, осязаемым жителем Земли.
Для этого Ану должен был проникнуть в некий человеческий мозг на уровне нейронов. Что правда, мозг землян использовал функционально всего сто миллиардов нейронов, тогда как у формисидаев-интуитивитов эта цифра доходила до одного триллиона. Но объём человеческого мозга позволял Ану свободно разместиться в любой подвернувшейся ему голове.
Оставалось несколько щекотливых вопросов.
Перемещение Ану в физическую оболочку землянина могло быть исключительно односторонним — обратный путь, на данном этапе развития науки Земли, был невозможен. Следовательно, Ану терял способность к регенерации и не мог прогнозировать свои дальнейшие пришествия в реальную жизнь из космического небытия.
Он становился простым смертным.
Простота и ясность этого определения настолько ошеломила Ану, что он на некоторое время отогнал от себя навязчивую идею.
Но тем и страшны идеи, что они не оставляют в покое того, кого они выбрали.
Ану понимал, что, рискнув углубиться в океан человеческой жизни, он может достигнуть самого его дна. Никто не знал, что произойдёт с его мозгом в человеческой оболочке… Ану понимал, что может превратиться в несовершенный, одноразовый организм, не способный жить по космическим законам и умирающий однажды и навсегда.
Это пугало.
Но и возврат к шестиногой вечности не вызывал у него положительных эмоций — в своём мозгу Ану ощутил солёный привкус человеческих страстей. Привкус, абсолютно отсутствовавший в отработанном, выхолощенном укладе жизни формисидаев…
И он решился.
Оставался еще один, чисто этический момент.
Несанкционированное вторжение в чужое сознание каралось у формисидаев со всей космической строгостью, но в законах землян ничего подобного не было сказано. Ану долго размышлял над приоритетом того или иного законодательства, и в результате — решил пойти компромиссным путём.
Он выбрал для эксперимента абсолютно «чистый лист».
Шестнадцатилетний юноша по имени Стюарт значился в компьютерных списках психиатрического отделения одного из крупных американских госпиталей. Его случай был уникален: в результате родовой травмы мозг мальчика потерял способность воспринимать информацию об окружающем его мире. Всю — кроме цветовых пятен. Все его желания и эмоции были связаны с той или иной гаммой красок, которую он видел в данный момент.
Родители Стюарта, успешные еврейские эмигранты из России, люди весьма состоятельные, положили остаток своей жизни на то, чтобы вернуть мальчику здоровье, но даже сплав любви и денег не мог победить горькую судьбу молодого человека. Физическое развитие его ничем не отличалось от шестнадцатилетних сверстников — всё своё свободное время родители занимались с ним на тренажёрах в спортивном зале. Стюарт реагировал на различные комбинации цветовых постеров, и между ним и родителями установилась уникальная система общения: он понимал, чего от него хотят, и мог, в свою очередь, передать некую информацию своим родителям с помощью разноцветных фломастеров. За этим процессом и наблюдали учёные светила, получив на исследование этого феномена специальный грант, выделявшийся американским государством на исследование аномальных явлений природы.
У Стюарта был свой компьютер со специальной программой, где врачи пытались выстроить с помощью цветовых гамм ассоциативный язык и войти в контакт с мальчиком. Что-то уже получалось (помогала титаническая работа родителей), но процесс продвигался очень медленно.
Воскресный день шёл своим обычным чередом, и Стюарт, после двух часов, проведённых в голубом пространстве бассейна, переместился в спокойный, салатовый мир своей комнаты. Он видел розовый ореол мамы, которая сидела рядом с ним у компьютера и фиксировала все его реакции на комбинации цветовых пятен, мелькавших на дисплее.
Неожиданно в глазах у Стюарта замелькали миллионы, миллиарды ярких огней! Он испугался, закричал, вскочил на ноги и бросился вон из комнаты.
Огни продолжали преследовать Стюарта!
Вслед за ним по коридору бежала перепуганная насмерть мать и несколько санитаров, но мальчик нёсся с такой скоростью, что догнать его было просто невозможно. В один миг Стюарт оказался у двери, которая почему-то была не запертой. За дверью были ступени — по ним Стюарт и его преследователи взлетели на последний этаж двадцатиэтажного здания. Крыша госпиталя использовалась как посадочная площадка для санитарных вертолётов, и на ней всегда возились техники, уборщики и дежурные охранники. Увидев выскочившего на крышу мальчишку, охранник бросился наперерез Стюарту, но тот ловко увернулся и подбежал к невысокой ограде на краю крыши.
— Стю-у! — раздался у него за спиной не крик, а дикий вой матери.
Все замерли в неестественных позах.
Мальчик стоял у ограды и смотрел вниз. Затем он поднял голову вверх, повернулся лицом к своим преследователям и отчётливо произнёс:
— Как вы думаете, может зависеть плотность материи от цвета?
* * *
В Государственном университете Джорджии в Атланте, США, карликовый шимпанзе Канзи поставил под сомнение распространенное мнение о невозможности зарождения языка у животных. Канзи самостоятельно изобрел четыре отдельных звука для обозначения понятий "банан", "сок", "виноград" и "да". Исследователи были удивлены, выяснив, что звуки не зависят от эмоционального состояния шимпанзе и сохраняют свое значение в разнообразных ситуациях. К таким выводам исследователи Джаред Таглиалатела и Сью Саваж-Рамбо пришли после изучения более ста часов видеозаписей бесед с Канзи.
Канзи вырос в неволе и обладает навыками общения посредством символов. Он немного понимает устный английский и отвечает на простые фразы типа "хочешь банан?" До Канзи шимпанзе Вашу научился использовать американскую систему языка жестов, чем заставил ученых обратить больше внимания на синтаксис языка животных, а не на символы, составляющие этот язык. Сейчас ученые пытаются выяснить, являются ли четыре слова Канзи имитацией человеческой речи. Однако, как считают исследователи, нельзя говорить о звуковой коммуникации среди шимпанзе до тех пор, пока другие особи не начнут отвечать на произносимые Канзи звуки.
www.korespondent.net
* * *
После ужина Женьку проводили в его комнату. Прежде, чем уснуть, он, на всякий случай, понажимал все кнопки на стене. Точнее — не все, уже после третьей попытке он неожиданно услышал в динамике диалог четы Кроу.
— Он совсем не похож на Маугли. — негромко произнесла Джоан. — Неплохо говорит по английски… Вежлив, воспитан.
— Что из этого? — кашлянул мистер Кроу. — Он побывал в руках у мистера Мура. А тот не только узбека английскому научит.
Женьку слегка покоробила фраза мистера Кроу, но он продолжал вслушиваться в дальнейший диалог.
— Забавно, — продолжил Кроу, — Мы недавно закончили эксперимент. И знаешь, дорогая, наш карликовый шимпанзе Канзи поставил под сомнение невозможность зарождения языка у животных.
— Как интересно, дорогой, — прощебетала Джоан. — Каким образом он это сделал? Наверное, научился ругаться?
— Но, но! — перебил её Кроу. — Канзи самостоятельно изобрел четыре отдельных звука для обозначения понятий "банан", "сок", "виноград" и "да". И звуки эти не зависят от эмоционального состояния шимпанзе! И сохраняют свое значение в разнообразных ситуациях! Теперь, на простые фразы типа "хочешь банан?" — он отвечает языком жестов!