— Красивая гипотеза! Мы, ныряя в маске, помещаем перед глазами слой воздуха и тем приспосабливаем свои глаза к видению в воде, а киты на воздухе обходятся контактной линзой из слизи с такими же оптическими свойствами, как вода! Ну, а какие ещё есть новые идеи насчёт ориентации дельфинов?

— Надо бы поискать материал для контактных линз с оптическими свойствами, как у воздуха, и тогда аквалангистов, водолазов, а главное, гидронавтов можно было бы освободить от допотопной маски.

— Ну что же, Пётр Максимович, доклад ты нам практически сделал по всей форме. Немного отдышались, товарищи? — обратился академик к остальным членам комиссии. — Пойдём-ка посмотрим на самих дельфинов.

Спустившись к морю, по плавучему настилу все перешли к большому вольеру. Дельфины медленно плавали тремя группами, в прозрачной воде было отчетливо видно каждое их движение.

— Какие красавцы! — Мешков присел и опустил руку в воду.

Один из дельфинов возник из глубины и прикоснулся к ней носом, прежде чем академик успел отдернуть руку.

— Вот напугал, чертяка! Откуда ты взялся?

Дельфин медленно развернулся и остановился у самой поверхности. Его пасть раскрылась, набирая воду, потом челюсти сомкнулись, и упругая тонкая струя воды обрушилась на соломенную шляпу и белоснежный пиджак академика.

— Вот это встреча! Холодный душ для начала!

Все рассмеялись.

— Это ещё малая доза, с поправкой на ваш чин, а нас, — весело заметил Волошин, — иногда угощают вёдрами водички. Удар хвостом — и, если зазевался, окатят с ног до головы.

— Ну, раз так, я не в претензии; знакомиться так знакомиться! А эти друзья у тебя что, для цирка приготовлены? — Мешков показал на тройку дельфинов, лихо перебрасывающих мяч.

— Мы их не учили никаким трюкам, не до того. Дельфины сами придумывают себе развлечения, и надо сказать, что преуспели в этом. Пожалуй, действительно их всех можно показывать в цирке.

— Не увлекайтесь! Успех дрессировки дельфинов в океанариумах, кажется, мало чем отличается от известного для других видов! — заметил Снегирёв. — Правда, они все премудрости дрессировки постигают много быстрее…

— Батенька мой, — не выдержал Мешков, — а вы видели хоть раз их огромный мозг? Надо быть хорошим специалистом, чтобы с первого раза отличить, что это мозг животного. Огромный, весь в бороздах и извилинах! Чему ж тут удивляться, что

они быстро дрессируются!

— Александр Васильевич! Хотя эта работа и не входит в нашу программу, но я могу рассказать…

— А ну давайте рассказывайте! Сегодня вы прямо как именинник!

— Профессор Крупинский с нашими дельфинами поставил серию интересных экспериментов. Он выяснял уровень их рассудочной деятельности…

— Это очень интересно! — откликнулся Сухов. — Помнится, американец Бастиан пытался выяснить что-то в этом роде?

— Ну, не совсем так. Бастиан пытался выяснить, может ли один дельфин передать другому информацию о том, как надо себя вести, чтобы получить рыбёшку, — вставил Снегирёв.

— Совершенно верно. А в этих экспериментах дельфины должны были решить, куда прячет человек их любимую игрушку: в плоскую фигуру, окажем, треугольник или квадрат, или в объёмную — пирамиду, куб.

— Ну и как они справились с этой задачей?

— Представьте себе, блестяще! Экспериментатор получал от дельфина мяч, закрывался ширмой и прятал мяч в объёмную фигуру, потом ширма открывалась, и обе фигуры, плоская и объёмная, разъезжались по роликам в разные стороны. В подавляющем большинстве случаев дельфин плыл за объёмной, нажимал на рычаг, фигура опрокидывалась, и он получал мяч для игры.

— А что же, другие животные с этой задачкой не справляются, что ли? — скептически бросил Снегирёв.

— Только обезьяны с первого раза решают эти задачи, а собаки — нет! Их надо этому обучать.

— А ваши эксперименты с Гюйсом, разве они не говорят о большом своеобразии этих животных? — вступил в разговор Сухов. — Я знаю мало примеров, — продолжал он, — когда бы дрессированное животное, оказавшись на свободе, осталось таким послушным и управляемым, как Гюйс.

— А может, просто человек в других случаях не проявил достаточно терпения и изобретательности в приручении диких животных? — заспорил Снегирёв.

— Как бы не так! Полезных для него животных человек приручал, одомашнивал, а бесполезных добывал! Зачем их было приручать?

— Боюсь, что скоро добывать будет некого. Так что человек вполне заслужил, что всё живое спасается от него бегством, а попав в неволю, старается при первой возможности удрать снова на свободу. Но дельфины кажутся исключением из этого правила, — принял участие в разгоревшемся споре Мешков.

— Дельфины значительно отличаются от других млекопитающих своим отношением к человеку, — убеждённо начал Пётр Максимович. — Они сами стремятся к контактам с человеком. Многочисленные примеры из истории служат этому подтверждением, сталкиваемся с этим и мы в своей работе. Но, заметьте, это касается одного, изолированного от себе подобных дельфина. Меньше это применимо к двум дельфинам, содержащимся вместе, и то, если до этого они были порознь выдрессированы. А вот перед вами плавает стадо афалин. Они живут в неволе два года, совсем не боятся человека. Но мы не представляем для них особого интереса: у них хватает собственных дел и развлечений.

— Ну, а как быть тогда с американской программой «Человек и море»? Вы лучше меня знаете, что дельфин Тэффи выполнял сразу несколько обязанностей: почтальона, проводника, телохранителя.

— Ну знаете, теперь Тэффи никого не удивишь. После этого был Кейки, а наш Гюйс работает в море лучше их обоих! — парировал Пётр Максимович.

— Обратите внимание! Во всех случаях действительно один дельфин… — задумчиво заметил Мешков.

— Не так давно профессор Куроки предложил курс обучения дельфинов, рассчитанный на двенадцать лет… — продолжал Пётр Максимович.

— Срок немалый — курс средней школы.

— Он надеется за это время обучить несколько поколений дельфинов выполнять специальные команды человека, чтобы пасти стада рыб. Вы представляете: подводный пастух-дельфин? Это же замечательно!

— Когда-то человек первой приручил собаку, которая и сейчас порой бывает незаменима. Может быть, и дельфин может стать таким же помощником и другом человека в океане? — явно поддержал Сухов.

— Значит, делаем дельфинов домашними существами? — весело подвел итог Мешков.

— А разве это невозможно? Профессор Точилин считает, что примерно за семьдесят лет афалину можно превратить в домашнее животное!

— Позвольте! Прирученные животные — это всего лишь одиночные особи! Одомашнивание же — это приручение целого вида! Неужели вы не видите, что здесь мало дрессировки? Генетика, селекция, а главное, время, время и время! — не сдавался Снегирёв.

— Всё это ведёт к тому, что давно пора от промысла переходить к хозяйству… Да, именно к хозяйству, широкому, настоящему хозяйству. И надо добиться, чтобы так считали не только в нашей стране, но и во всем мире! Нашим детям и внукам захочется жить на богатой и разнообразной природе, при изобилии разных продуктов, а без океана всего этого не добиться. Так-то, друзья, — закончил неожиданный спор академик. И, помолчав, добавил: — Связались бы вы, Пётр Максимович, со своими американскими коллегами да добились бы их приглашения в эту бухту. Они дельфинов, говорят, для войны дрессируют, а мы — для мирного хозяйства… Вот и давайте обращать их в нашу веру! Моя помощь вам обеспечена.

— Александр Васильевич! Пётр Михайлович! — не давая прекратиться разговору, подхватил Сухов. — У меня есть одна идея по международному мирному использованию китов: в качестве плавучих гидрометеостанций, сообщающих подробные сводки погоды из разных точек океана. В нашем институте радиоэлектроники могли бы, наверное, создать необходимые передатчики и другое оборудование, а биологи, наверное, могут найти способы надежного крепления аппаратуры к животным.