Так что помочь-то он, наверно, поможет. Но… Стас поморщился. Неприятно это, просить одолжение. Зависеть от чьего-то благорасположения. Тем более что Живодер — тот еще благодетель… Дело даже не в ответных одолжениях, без которых не обойдется. Дело в самом принципе. Быть самому по себе — или зависеть от кого-то.

Но тут уж выбирать не приходится…

— Ыпа-ыпа-от? — Серый с любопытством разглядывал Стаса.

— Чего?

— Ыпа-ыпа-от? — Серый указал лапкой в окно, в сторону темного провала подъезда. И улыбнулся, показав свои здоровенные зубищи.

— Не знаю, шерстяной, чему ты радуешься, — сказал Стас. — Там было столько ыва-ыва, что даже тебе на месяц бы хватило… А теперь придется к Живодеру на поклон идти…

Стас вздохнул и достал мобильный.

И две серые лапки тут же метнулись к нему:

— Ыпа! Ыпа!

Стас отдернул руку с мобильным, поднял его повыше.

— А вот и не ыпа. Обойдешься. Хотя…

Может быть, Живодеру сейчас звонить и не стоит.

Через два дня опять надо будет препроводить его на площадь для очередной сделки. Тогда лучше и переговорить. Как бы между прочим. Как о крошечной мелочи.

А то когда просьбы о помощи идут главным блюдом, сразу возникают подозрения, что это не мелкое одолжение, а вопрос жизни и смерти. И у ребят вроде Живодера тут же, прямо как у процессора, получившего сигнал на прерывание, выстреливает флажок: “Внимание! Парню некуда деваться, и из него сейчас можно веревки вить. Не продешевить с условиями предоставления помощи!” И уж Живодер-то не продешевит, нет.

Или, еще хуже, вдруг решит, что, раз Крысолову требуется серьезная помощь, дело пахнет паленым. И лучше перерубить все канаты отношений, от греха подальше, чтобы Крысолов не утащил на дно вместе с собой… Он и это может.

Да, точно. Не сейчас, а послезавтра. Живодер должен дать на согласование список сделок на следующий месяц. Сам будет немножко просителем. И вот тогда-то и надо будет завести разговор. Организовать этакий бартер, где в роли просителя будет Живодер…

Именно так. А пока лучше делать то, что надо сделать сейчас.

Стас убрал мобильный в карман. Серый, следивший за рукой с мобильным как кошка за мышью, мрачно поглядел на Стаса. Потом отвернулся, заерзал, заерзал… Попытался свернуться клубочком, но сиденье было слишком мало для этого.

— Спать хочешь?

Серый душераздирающе зевнул, рискуя вывернуть челюсть.

— Ты же только три часа назад проснулся! Эх, сурок ты обжорливый…

Стас поднял Серого и переложил на заднее сиденье. Стянул с себя плащ, набросил на шимпанзе. Серый свернулся клубочком, кутаясь в плащ, натянул его на самую мордочку. И мигом отрубился. Только едва слышно сладко посапывал.

Вот ведь зараза шерстяная! Никаких ему проблем. Поели, можно и поспать. Поспит, можно будет и поесть. Не жизнь, а сказка. А тут крутись и вертись, как щука в сети, чтобы выпутаться…

Стас покачал головой и завел мотор.

У выезда на Садовое кольцо стоял вездеход. Он всегда здесь стоял, иногда даже катался, когда солярку подвозили. Башенка ощетинилась пулеметами. Мелкокалиберные, но много — целых пять дул, спаренных перетяжками. Против крыс самое то.

Стас остановился возле блокпоста, этакой пародии на замок, сложенной из тяжелых бетонных блоков. Из форпоста цивилизации выглянул молоденький солдатик и тут же скрылся обратно.

Выглянул сержант. Кивнул Стасу, в пару затяжек докурил сигарету, старательно затушил ее носком кроссовки — самой обычной, гражданской кроссовки с незавязанными шнурками.

Форменные чушки — кирзовые сапоги, обшитые стальными пластинами, — стояли рядочком вдоль стены блокпоста. Пять пар. Конечно, никто в этих пятнадцатикилограммовых гирях не ходил. Только когда начальство приезжало.

То самое начальство, которое и облагодетельствовало солдат этими гирями три года назад, после очередных нашумевших телешоу, когда журналисты с траурными лицами и тщательно скрываемым, но все же прорывающимся радостным блеском в глазах расписывали во всех подробностях, как на бой против клыкастых монстров бросают совсем неопытных ребят и даже без необходимого снаряжения… С тех пор любые журналисты, кроме военных корреспондентов, на блокпосты приезжали исключительно под присмотром особистов. Были прецеденты.

Воевать против крыс в чушках было невозможно — и не побежишь в них, и толку от них никакого. Когда модифицированные крысы бросались на человека, они метили в глотку, как волки.

Сержант забрался в машину. От него пахнуло табаком.

— Привет, Крысолов.

Сержант сунул руки в карманы телогрейки и уставился куда-то сквозь лобовое стекло: на дугу моста, на дорогу, пустую до самого горизонта — если не считать вездехода у следующего блокпоста.

— Все нормально? — спросил Стас. — Крысы не лезли?

— Не лезли. У нас не лезли. У соседей двух ребят обглодали. Двое новичков полезли за кольцо антиквариатом разжиться. Два раза сходили нормально. Да все одним маршрутом, салаги. Ну вот крысы их и отследили. Пошли третий раз. Затарились, стали возвращаться. Уже к своей бетонке подходили. Расслабились, сосунки, автоматы на шею повесили… В двадцати метрах от бетонки их крысы и поели. Стерегли, целая стая. — Сержант поглядел на Стаса. — Может, ты бы их тоже того? Заговорил бы их бетонку, а?

Теперь уже Стас старательно рассматривал дорогу впереди. Если бы сержант знал, как именно происходил “заговор” их блокпоста, чтобы крысы к нему не лезли…

— Закон сохранения дерьма в жизни знаешь? — спросил Стас. — Если где убавится, в другом месте только прибавиться может.

Сержант намек понял. И особенно благородствовать не стал. Чем глубже в город, тем своя рубашка ближе к телу… Пусть бы и бетонная.

— Ясненько, — сказал сержант. — Кстати, тут утром три черных “карата” с гэбэшными номерами проезжали в город, часов в девять. Не к тебе?

— А то.

— Гляжу, растешь над собой, Крысолов… — Сержант хмыкнул. Помолчал, разглядывая дорогу. Достал пачку “Имперских”, протянул Стасу.

Стас мотнул головой.

Сержант пожал плечами, закурил.

— У нас тут притормозили. Вышли, стали козырьки гнуть. Это у вас не по уставу, то у вас не по инструкции… Пидоры канцелярские… Это что, новенький, заместо Рыжова?

— Угу.

— И чего он? Опять у них в министерстве весеннее обострение?

Стас кивнул.

— А к тебе он чего? Наехал, что ли? Запрячь хотят?

Стас кивнул.

— Поможешь? — полюбопытствовал сержант.

— Помог бы. Если бы это помогло.

— Ясненько…

У сержанта испарились остатки оптимизма. Он открыл дверцу, выкинул окурок и захлопнул ее. Помолчал.

— Когда в центр-то полезут? Ближе к лету? Или прямо сейчас и начнут цинковые консервы клепать?

— Черт его знает… Но, похоже, затягивать не станут. Кстати, по поводу вашей бетонки. Когда начнется, заговор действовать будет, но без гарантии.

— Ясненько…

Сержант достал еще одну сигарету, но не закурил, все жевал фильтр. Когда бумага лопнула и посыпался табак, он открыл дверцу и выплюнул сигарету.

— Что за жизнь… Хоть в отставку выписывайся. Двух лет до выслуги не хватает… Вот ведь суки звездастые, опять им охота своих шлюх на Лазурный берег свозить…

— Я в Пригород поеду, привезти чего? — спросил Стас. Сержант покивал.

— И вот еще что… — сказал Стас. — Если ко мне сегодня-завтра…

— Да не бери в голову, — махнул рукой сержант. — Звякнем, конечно. Телефон помню. Ну и минут на десять задержим, поморочим голову: как крысы только что косяками шныряли…

“Коренной москвич” от Садового кольца в каких-то пяти кварталах. По внешнюю сторону, разумеется. Местоположение с претензией: не каждый рискнет тут просто проехать, куда уж до того, чтобы держать тут злачное место. Так что название вполне оправданно. Все приличные люди уже давно живут в Пригороде, и за “москвича”, брошенного в лицо, можно и по морде получить. А за “коренного москвича” уж точно, это все равно что обозвать потомственным голодранцем.