— Этого лучше до завтра не делать.

Катя не могла объяснить, почему она не может ждать. Если за статьей в «Гэзетт» стоит Дейвина, то у нее нет выбора.

— Мне следует подать в суд, чтобы остановить «Гэзетт»?

— Сейчас уже слишком поздно. Этот иск не сумеют рассмотреть вовремя. «Гэзетт» заявит, что вы испугались разоблачения. Извините, но к тому времени, когда мы предоставим все необходимые доказательства, будет уже поздно. Слушайте, если репортеры сводят вас с ума, я могу приехать.

— Спасибо, я думаю, что смогу с ними управиться.

— Я буду у себя. Звоните мне в любое время, я к этому привык. В понедельник я приеду в студию, и мы с вами встретимся. Мне не нужно вам напоминать, что эти парни не дураки. Они будут стараться придумать какую-нибудь уловку, чтобы вынудить вас заговорить. Не попадитесь.

Соседи Кати привыкли к тому, что у входа постоянно дежурили несколько ее поклонников, но обычно они исчезали после того, как она давала им автограф. Соседи оказались неподготовленными к вечернему массированному налету. Фотографы нахально вытаптывали кусты древовидной гортензии перед домом, подбегая ко всем, кто входил или выходил из дома.

Артуру, швейцару, показали фотографию Хьюго и пообещали приличную сумму денег, если он скажет, был ли здесь когда-нибудь этот человек. К чести для него, Артур просто улыбнулся и занял свой пост у двери.

Репортеры применяли все известные журналистские хитрости. Они начали звонить в поисках информации во все квартиры подряд. Соседи Кати не поддавались на соблазны газетчиков. Некоторые, возможно, и впали бы в искушение, но они ничего не знали.

Одна газета заказала для Кати в местном ресторане пиццу, с доставкой на дом, чтобы под видом разносчика проникнуть к ней в квартиру. Но Катя была слишком искушенной, чтобы попасться на такую уловку.

Больше всего страдали от журналистов пожилые супруги, живущие в полумиле от Катиных родителей. Вначале они не понимали, почему их телефон звонит не переставая, и им задают вопросы про Катю Крофт, которую они видели только по телевизору. Ответ на этот вопрос был в лондонском телефонном справочнике. У хозяина дома были такие же инициалы и фамилия, как и у отца Кати, номер телефона которого не был включен в справочник.

Проклятье. Пугающая алая кровь.

Джоанна с ужасом смотрела вниз: два красных пятна на бледно-бежевом ковре. На мгновение ее мысли смешались. Потом полное отчаяние. Неужели снова?

Джоанна шаркающей походкой подошла к телефону, оставляя за собой ярко-красный след, осторожно присела и позвонила доктору Бишофф. На часах было 8.30.

Слушая гудки, она представляла себе дом врача на Ноттингхилл-Гейт. В холле между приемной и гостиной сейчас звонил телефон. Только бы она была дома. Господи, только бы она была дома.

Джоанна считала гудки. Гинекологу было уже за семьдесят. Ей нужно время, чтобы подойти к телефону. Но через несколько минут Джоанна потеряла надежду и положила трубку.

По ногам продолжала струиться кровь, и Джоанна набрала 999. Ей сказали, что «скорая» приедет через десять минут. Джоанна не могла двинуться с места, ей казалось, что если она сделает хоть шаг, матка откроется. Джоанна даже не осмеливалась глубоко дышать. Как она будет открывать дверь, когда приедет «скорая»?

Она ненавидела оставаться одна. Ей нужен был Джордж. Почему вчера она не поговорила с ним откровенно? «У меня все в порядке, правда, никаких неприятностей, — ответила она, когда Джордж звонил из Киншасы, вместо того, чтобы сказать. — С четверга у меня приступы и боли. Я расстроилась из-за истории с Катей. Она сильно на меня подействовала и подорвала мои силы». Джоанна всегда старалась не падать духом, и на этот раз отвечала, даже не задумываясь.

Черт, черт.

Джордж беспокоился за нее, спрашивал, бережет ли она себя, и правда ли, что у нее все хорошо. Она, как и ее подруги, ненавидела жаловаться, и рассказала ему бодрым голосом историю про Лиз, Катю и семью Томасов.

Она снова спросила себя, как она будет открывать дверь врачам «скорой».

Ну, конечно. У Кати есть запасной ключ, и она уехала только семь минут назад. Она сможет вернуться.

— Кэт, у меня беда. Из-за ребенка. Мне нужно открыть дверь. Срочно.

Катя, почувствовав по голосу Джоанны, что у той действительно беда, не стала задавать лишних вопросов.

— Не волнуйся, я уже выезжаю.

Катя порылась в сумочке, ища ключ, схватила пальто и остановилась. Она с ужасом поняла, что зайдя в свою квартиру, она уже не может выйти отсюда незамеченной.

Она подошла к окну и через кружевные занавески посмотрела на улицу. У входа ее поджидала армия журналистов. Они сидели в своих машинах, держа наготове фотокамеры. Если она поедет к Джоанне, они двинутся за ней. Джо сейчас не должна с этим сталкиваться.

Что, если к Джоанне поедет Лиз, у которой также есть ключ? А Катя приедет к ним в больницу. Журналистов туда не пустят. Столько раз в прошлом она набирала номер Лиз, когда ей нужна была помощь.

Когда в редакций «Кроникл» раздался звонок телефона, Лиз просматривала первую страницу готовящегося номера. В это время ей было не до разговоров по телефону, на звонки отвечала секретарша. Лиз посмотрела на нее, надеясь, что это Дэвид.

— Кто это? — Все же спросила она у секретаря.

— Женщина, она сказала слово «Констанция», говорит, что это очень срочно.

— Ладно, — ответила Лиз и взяла трубку телефона на своем письменном столе. — Не забудь отправить это по факсу Кейнфилду, и побыстрее.

Плохие новости. Катя сказала, что у Джоанны неприятности, и все разногласия между подругами были забыты. Это была первая суббота, когда Лиз несла ответственность за руководство газетой, но она нисколько не колебалась.

— Не волнуйся, — успокоила она Катю. — Я уже еду.

По пути она позвонила по двум номерам. Сначала Дэвиду, который опять не ответил, и потом Фергусу Кейнфилду, посоветоваться насчет передовицы. Лиз сделала все, чтобы передовица номера во второй редакции ему понравилась, но все же у нее не было полной уверенности.

Врачи неотложки не любили угрозы выкидыша, поэтому они поспешили побыстрее отправить Джоанну в предродовую палату.

Джоанну ввезли на каталке в просторную палату, выложенную светло-зеленой керамической плиткой с цветастыми занавесками, подобранными в тон. Обеспокоенная Лиз шла позади. У стен в два ряда стояли двенадцать кроватей. Обстановка была подобрана со вкусом, но в палате стоял тяжелый запах, который сразу выдает больницу, — смесь приторной микстуры, прокисшего молока, йода и хлорки.

Джоанна удивилась, почему во всех больницах один и тот же запах, даже в частных, где вместо линолеума ковровое покрытие.

После того как Джоанну положили на кровать, около нее сразу засуетилась медсестра. Прожив двадцать пять лет в Англии, сестра Мэри Галлахер все еще говорила так, словно продолжала жить в своем поселке в графстве Корк, на юго-западном побережье Ирландии.

— Доктор будет через минутку, дорогая. Ты не должна вставать с кровати. Незачем. Поняла? Ребеночек сам решит, оставаться ему на месте или нет, — сестра взглянула на встревоженное лицо Джоанны. — Дорогая, постарайся успокоиться, все будет хорошо.

Джоанна молила о чуде. Она не могла допустить даже мысли о том, что ей вновь придется выслушивать слова утешения. Сейчас, со смесью страха и нетерпения она ждала появления доктора, чтобы выслушать свой приговор. Лиз понимала ее состояние.

— Джо, я чувствую себя виноватой. Мы с Катей были такими эгоистками, выясняя свои проблемы. Утром тебе надо было выпинуть нас из дома.

— Не возводи на себя напраслину. У меня такое уже не первый раз. Просто мне не везет.

Вернулась сестра Галлахер, отлучавшаяся выпроводить из палаты рожениц чьего-то новоиспеченного отца.

— Дорогая, доктор уже идет.

Джоанна испуганно посмотрела на Лиз. — Я не хочу чтобы врач пришел и сказал мне, что я потеряла ребенка, что такое бывает и что все у меня еще впереди.