Сколько Лиз ни старалась, ей не удавалось выкинуть его последние слова из головы. Секретарша зачитала ей все подряд, не взирая на степень их важности, поступившие на этот час телефонные сообщения (от Дэвида Линдена там, конечно, ничего не было). Ей придется еще раз объяснить девочке, что следует считать срочным, а что — просто важным.

Ход ее мыслей неожиданно прервал Тони, бесцеремонно ворвавшийся в ее кабинет. Поступал ли он так при Чарли? Она в этом сильно сомневалась.

— Лиз, мне нужно поговорить с тобой прямо сейчас, — прорычал он, а затем повернулся к секретарше. — Наедине.

Лиз постаралась подавить раздражение.

— Элен, так какое, ты говоришь, было сообщение?

Элен взволнованным голосом пробормотала, уткнувшись в свои заметки:

— Из Франции звонил сэр Эндрю Ллойд Веббер, уже во второй раз. Он согласен возглавлять жюри книжного конкурса, но попросил сменить дату его проведения. И еще с вами пытался связаться наш политический обозреватель.

Тони схватил трубку одного из телефонов на столе Лиз и набрал внутренний номер.

— Если позвонят из Вашингтона, я у Лиз.

— Хорошо, Элен, — спокойно сказала Лиз. — Мы недолго. Ты пока свободна. И если позвонят из Вашингтона, я возьму трубку. — Лиз посмотрела на свои бумаги, задержав на них взгляд на секунду дольше, чем это было необходимо. — Так в чем дело?

— Почему ты не сказала мне, что это ты была на Роланд-Мьюс?

Лиз напряглась, но Тони не собирался сразу выкладывать ей свои карты и сообщать, что сейчас Дебби копается в мусорном контейнере перед тем домом.

— Что за чушь ты несешь?

— Через людей Олдфилда мы выяснили, что это за плащ. Всего их было три, и в прошлое воскресенье Брюс одолжил один из них тебе.

Черт возьми, ругнулась про себя Лиз. Катя должна остаться вне подозрений, подумала она мгновение спустя.

— Лиз, как ты могла допустить, что я потратил столько времени? Мои репортеры обшарили все вокруг. Николь целых два дня пыталась выяснить, кто эта женщина. И теперь я узнаю, что это была ты. Что за игру ты ведешь?

Лиз похолодела. Выпрямившись в кресле и сложив руки на груди, она изо всех сил пыталась сохранить спокойствие.

— Тебе пришлось попотеть над этим, правда? Я удивлена, что ты затратил столько сил на такое пустячное дело, с которым, я думала, мы покончили еще вчера, особенно когда появились новые факты об утечке информации в правительстве. Так вот, ты очень заблуждаешься. Уверяю тебя, это не я на снимке, и в воскресенье вечером на мне не было плаща. Понятно?

— Но ты же понимала, что мы попытаемся выяснить, куда девался тот плащ. Почему тогда ты не упомянула, что он вообще у тебя был?

— Потому, Тони, что таких плащей великое множество. Я и понятия не имела, что это тот самый плащ.

— А как бы ты поступила на моем месте? — угрюмо спросил Тони.

Лиз очень хотелось ответить: «Поискал бы место в другой газете», но она сдержалась.

— Этот плащ от Олдфилда. Николь в этом уверена, — добавил он.

— Я уже сказала, что на фотографии не я. И мы ведь уже решили, что это дело бесперспективно. Что у нас есть? Расплывчатый снимок неизвестной женщины, которую мы едва можем разглядеть. Это еще не материал для статьи и я предлагаю сконцентрироваться на расследовании дела с утечкой информации. К началу совещания мне нужен полный отчет о работе отдела.

Тони был вне себя. Я в этом разберусь, думал он. Он не был до конца уверен, но всегда подозревал, что в жизни Лиз могло быть нечто такое, что расстроило ее нервное состояние как раз перед тем, как он встретил ее на Майорке. Он подождет, пока отправленный им независимый репортер наведет справки в тамошней психиатрической клинике. У него будет компромат на эту стерву. Ему нужно только доказательство, что она была на лечении в этом заведении.

Лиз медленно поднялась и направилась к двери, выпроваживая Тони.

— Меня слегка беспокоит тот факт, что подчиненный позволяет себе подобные обвинения в адрес собственного редактора, обязанности которого я в данный момент исполняю, предварительно не проверив факты, — произнесла она убийственным тоном. Лиз понимала, что несколько заносилась, однако это, похоже, сработало.

— Понимаешь, я всего лишь привожу факты, которые мне сообщили в отделе моды, — ответил Тони примирительным тоном.

— Ладно. — Лиз открыла дверь. — Теперь я хочу, чтобы ваш отдел направил все свои силы на разработку других статей. И когда будешь уходить, попроси, пожалуйста, Элен войти.

По выражению лица Тони Лиз поняла, что теперь, напав на след, он уже с него не сойдет. Она выиграла время, но и только.

Тони был в ярости. Он был уверен, что Лиз знает обо всем, но не хочет сознаться. А поскольку эта история касалась ее, она сделает все возможное, чтобы затруднить его расследование.

Однако настроение Тони изменилось, когда через пять минут в отдел новостей вошла Дебби Лакхерст и протянула ему желтый бумажный лист. Он состоял из нескольких склеенных кусочков и, если не считать большого пятна по краю, текст на нем был достаточно разборчивым и явно представлял собой любовное послание. Тони, ошеломленному от радости, сразу бросились в глаза фразы: «…была самая лучшая ночь. Я больше не волнуюсь… мы поступаем правильно. Я так люблю тебя». Внизу стояла подпись «Я», окруженная помадными отпечатками губ, по некоторым из которых проходила линия разрыва.

— Это из мусорного контейнера у шестнадцатого дома? — спросил Тони.

— Да. В контейнере около четырнадцатого нет ничего, кроме пустых пакетов из-под апельсинового сока.

Так значит она приходила не к Тому Ривзу, а к его соседу, подумал Тони. Где же Алек Престон? Уже со вторника он выяснял, кто живет в шестнадцатом доме.

Дебби перевернула листок.

— Взгляни на другую сторону.

Обратная сторона записки представляла собой, судя по всему, часть телевизионного сценария. С левой стороны был отмечен порядок выступлений участников. Тони сразу же определил, что это за программа и кто в ней принимает участие.

— Отличная работа, — сказал он восхищенно Дебби.

— И еще, — ответила та. — Во-первых, я узнала, что это сценарий программы «TB-Утро». Во-вторых, он желтого цвета — цвет сценариев программы по пятницам. И именно в прошлую пятницу было интервью с Джимми Картером.

Тони подошел к столу Джеффа и возбужденно приказал ему:

— Возьми в архиве фотографии с последней церемонии вручения премии БАФТА и неси мне на стол. Я имею в виду все фотографии, не только наши, все.

Лиз на снимке выглядела очень неплохо — Тони должен был это признать, когда рассматривал принесенные фотографии. Эти зубы, грудь, эта гордая осанка. Но, черт возьми, она сказала правду, плаща на ней не было.

Проклятье, какая жалость. У него уже был разработан план статьи. Лиз Уотерхаус, поборница нового феминизма, оказалась в конфликте со своими принципами. Собиралась ли эта самая Лиз, — Тони представлял себе текст, — замеченная поздно ночью у одного из домов на Роланд-Мьюс, войти в свое любовное гнездышко? Или это было «слишком позднее интервью»?

Тони внимательно просматривал фотографии через увеличительное стекло. На большинстве из них разные знаменитости демонстрировали свои великолепные зубы. Кто-то из них должен быть в том проклятом плаще, у Тони в этом не было сомнений.

Он склонился над одним из снимков, чтобы получше его разглядеть, а затем издал гортанный вопль. Чуть не пропустил. Вот же он, тот плащ, перекинут через руку одной из самых известных британских телезвезд! Это точно он. Боже правый! Теперь понятно, почему Лиз не желала ничего рассказывать. Все сходится. Какая сенсация! Он позаботится, чтобы Лиз не расстроила его планы. Все, что ему оставалось сделать, это выяснить, кто является жильцом дома номер шестнадцать на Роланд-Мьюс. Пока он это не выяснит, не нужно говорить Лиз, что Том Ривз остался за кадром.

Тони помчался к ней, чтобы поделиться тем, что он узнал и еле успел. Лиз уже проводила совещание с другими сотрудниками газеты. Тони все же удалось проскользнуть внутрь как раз перед тем, как она собиралась закрыть дверь.