— Ну, значит, они будут наверняка, — пробормотал себе под нос оператор.

Министр внутренних дел?

— Не может быть и речи, — твердо заявил министр.

Можно с ним попрощаться, подумал про себя оператор, наводя камеру на премьера, чтобы снять его каменное лицо самым крупным планом.

— Снято, всем спасибо, — сказал наконец режиссер. И все сразу расслабились, включая самого премьера. Катя была довольна: премьер давал настолько развернутые ответы, что интервью продолжалось на полчаса дольше, чем было отведено.

Эдвард Сандерс даже позволил себе потянуться. Через тридцать секунд пришел его личный секретарь, который поторопил министра, напомнив ему, что по плану они должны уже были выехать. На авиабазе «Брайз Нортон» его ждал вертолет, готовый держать курс на север страны, где премьер должен провести ряд встреч со своими избирателями, а его встреча с министром телерадиовещания должна была состояться еще полчаса назад.

— Я могу пригласить Дейвину Томас? — спросил секретарь.

Премьер вопросительно поднял глаза на Катю:

— Вы ведь уже закончили, не так ли?

— Да, конечно, — Катя отстегнула микрофон от его галстука, а потом отсоединила свой собственный. — Благодарю вас, сэр. Вы были очень любезны, согласившись уделить нам немного времени. Боюсь, съемочная группа еще ненадолго здесь задержится, им нужно убрать аппаратуру.

— Ничего страшного, я воспользуюсь гостиной наверху.

Премьер-министр открыл дверь, и прежде чем Катя успела сделать хотя бы шаг, она увидела свою любовницу, почетного члена парламента Дейвину Томас, входившую в комнату.

Личный секретарь что-то прошептал на ухо своему шефу, и тот раздраженно прокудахтал:

— Дейвина, можете дать мне еще две минуты?

Она в ответ любезно кивнула, и увидев, что премьер занят разговором с секретарем, подошла к Кате.

— Доброе утро, — произнесла Катя, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно более бесстрастно. — В каком состоянии находится ваш муж после несчастного случая?

— Благодарю за участие, — таким же холодным тоном ответила Дейвина. — Думаю, худшее уже позади. Во всяком случае, врачи надеются, что он полностью поправится, хотя ему придется провести в больнице еще не менее двух недель.

— Надеюсь, все закончится благополучно.

Дейвина совершенно непринужденно поддерживала беседу, и Кате стало легче. Она очень боялась неловких пауз в разговоре.

— Да, сейчас моя главная проблема — газеты, — вздохнула Дейвина. — Особенно воскресные. Мне бы не хотелось, чтобы они проявляли к той аварии такой интерес, но я не знаю, как от них отделаться…

— Я понимаю ваши чувства, — прервала ее Катя. Сейчас у нее есть шанс предупредить Дейвину насчет фотографии. — Меня однажды ослепила вспышка фотоаппарата в месте, где я меньше всего этого ожидала.

— Что? Вы хотите сказать, что вам пресса также уделяет повышенное внимание? — небрежным тоном сказала Дейвина. — Ах, разумеется, вы же получили премию БАФТА. Примите мои поздравления.

— Спасибо, — ответила Катя, стараясь, чтобы в ее голосе вдруг не зазвучали нотки тревоги. — С прессой ничего нельзя поделать. Как раз после того, как мне присудили премию, я должна была посетить один дом на Роланд-Мьюс, и вдруг прямо из темноты передо мной возник фотограф. Я очень испугалась.

Лицо Дейвины приобрело жесткое выражение. Она поняла, что Катя имела в виду и какие это может иметь последствия для них обеих. Понизив голос, она тихо сказала:

— Такого больше никогда не должно с тобой случаться.

Премьер-министр закончил разговор, и Дейвина быстрым шагом подошла к нему, не сказав больше Кате ни слова. Легкость, с какой она смогла переключить свое внимание, заставила Катю почувствовать себя брошенной и несчастной.

Когда появляется хотя бы тень опасности для них лично, многие политики впадают в такую панику, что можно подумать, будто они слышат набатный звон, возвещающий о катастрофе. Дейвина, конечно, рисковала, когда завела свой роман, но именно сейчас было самое неподходящее время для того, чтобы выставлять его на всеобщее обозрение. Ее муж в больнице, а босс строго предупредил относительно каких-либо скандалов, и что самое важное, в воздухе витают слухи о кадровых перемещениях.

Немногие газеты осмелятся заявить, что две известные женщины больше, чем просто подруги, если у них не будет признания одной из них или подтверждающих это фотографий. Тем не менее Дейвина приняла решение, что ей следует прекратить отношения с Катей; она должна с головой уйти в дела, не забывая регулярно навещать мужа в больнице.

Дейвина пришла к заключению, хоть и с некоторой неохотой, что этой молодой женщине больше не должно быть места в ее жизни.

Монтаж интервью с премьер-министром занял на удивление очень много времени. Мало того, что между Катей и режиссером Полом Хейсом возникали трения буквально по поводу каждого кадра, так еще в работу вносил сумятицу редактор отдела новостей, заявивший, что все лучшие куски съемки нужны ему для выпусков новостей.

Когда Пол обвинил Катю в том, что она хочет убрать все эпизоды, где премьер выглядит усталым, она поняла, что он руководствуется какими-то скрытыми мотивами, основанными на его политических пристрастиях.

— Ты просто хочешь угодить этим ретроградам с Даунинг-стрит, — усмехнулся Пол. — Не слишком ли рано ты собралась записаться в пенсионерки?

Катя разгорячилась не меньше. — Я просто не хочу, чтобы ты исказил настроение этой беседы. Перекрути-ка чуть-чуть назад… Вот здесь. После своего ответа он улыбнулся. А ты сюда вмонтировал кадр, когда он нахмурен, а улыбку вырезал. Это плохая режиссура, и вообще просто-напросто глупо. Все это закончится тем, что нам скоро перестанут давать интервью, а на Даунинг-стрит подобные примеры могут использовать против нас же, чтобы показать, как журналисты намеренно искажают факты.

Надо поставить его на место раз и навсегда.

— И вспомни, Центральное бюро информации записывает все интервью с премьер-министром. Если они заподозрят, что мы ведем нечестную игру, они могут запросто сравнить наш вариант и свой. Это пойдет нам на пользу? Кончится тем, что нас обвинят в клевете, а премьер-министр получит дополнительные голоса, потому что люди будут ему сочувствовать, нам же больше никогда в жизни не добиться эксклюзивного интервью с премьером.

Министр был откровенен с Катей, и она не собиралась платить ему за это черной неблагодарностью. У Пола же нет никаких оснований подозревать ее в том, что она старается сделать черное белым. Она задавала каверзные вопросы, но тем не менее играла по правилам.

В конце концов редактор отдела новостей выступил в роли третейского судьи, и Пол скрепя сердце уступил. Но эти споры утомили Катю так сильно, что она возвратилась в свою квартиру на Кейл-стрит физически и морально измотанной. Как она хотела сейчас, чтобы ей позвонила Дейвина!

На время Катя даже забыла об осложнениях, которые могут возникнуть из-за той злосчастной фотографии у Дейвины, говорившей с ней сегодня таким холодным тоном.

Среди списка сообщений, лежащего на письменном столе Джоанны — от участников кампании, выступающей против жестокого обращения с детьми в семье, от агентов шоу-бизнеса, от представителя Хенли-центра, приглашающего ее выступить с речью и так далее — было одно, оставленное в 13.35, от директора-распорядителя.

Сообщения от него никогда ничего хорошего не предвещали, а сейчас она из-за отлучки еще и опоздала на час с ответом.

Джоанна набрала номер прямого телефона директора. Занято. Хорошо. По горькому опыту Джоанна знала, что бесполезно пытаться его убеждать в том, что она начала работу в 8.00. Проклятье, она бы ни за что не стала делать маникюр, стрижку и укладку феном, но сегодня у нее встреча со свекровью, а та уже столько раз ей говорила: «Джоанна, очень важно следить за руками, ты согласна? Я, например, каждый вечер мажу руки кремом, а потом надеваю фланелевые перчатки. Посмотри, ты видишь разницу между моими руками и твоими».