Песчаный ливень утих. Пако взял бутылку за длинное горлышко, высосал из нее половинку лайма, прикусил огрызок и скривился.

— Два способа было. — объявил он. Сплюнув лимонную корку под ноги, торговец вытер рот и продолжил: — Один, фу! Дурной. Некрасивый способ. Но… тоже способ, да.

Мексиканец поворочал языком во рту. Потом отхлебнул изрядную порцию южного пива и процедил ее между зубов.

— А второй хороший. Вкусный способ! — сказал Пако и причмокнул.

— Миром разойтись? Никак нельзя было. — Пепел ухмыльнулся.

— А потому, — сказал торговец, нашарив под ногами тяжелый обрез. — Колумбийский тариф, ми компа.

Он протянул оружие слингеру, прикладом вперед. Вдоль короткого ствола вились мелкие буквы, протравленные золотом.

— «Дону Эрнандо Сентенсиа», — разобрал стрелок по-испански. — Который… чей-то там друг… Начальник…

— С уважением, от родственников, друзей и коллег, — закончил за него Пако. — Бери, слингер. Кисло, зато ума не надо. Крючок нажал — работа сделана.

Но Пепел не спешил брать оружие. Оглядев земляной пол палатки, он нашел и подобрал свой плащ. Правда, ни сигар, ни спичек в карманах не оказалось. Внутри обнаружилась только горсть медных жетонов, позеленевших от сырости — давний гонорар от мексиканца. Армейский камзол валялся здесь же, но в этой ссохшейся рыже-голубой тряпке курева точно не уцелело бы.

— А на сладкое, стало быть, магнитный диск. Солнце ацтеков, — сказал Пепел. — Там… хранится голос?

Торговец молча пялился, держа ствол в протянутой руке.

— И, готов побиться об заклад, это не леди Дэй, — добавил стрелок. Он зачерпнул из кармана горсть медных фишек, подбросил на ладони и все поймал.

— Побиться об заклад! — Пако швырнул свою гаубицу на кровать. — Чико. Не бейся об заклад.

Он склонился к Пеплу и продолжил:

— Удача слепа! Кто ставит на слепого? Всё ремесло коту под хвост. У лоха каре, у тебя шушера, что тогда?

— Блефовать?

— Кто ж так блефует-то? Лох под каре борзый. Глядишь, и ва-банк пойдет.

— Тогда пас?

— Вот и вся твоя игра, чико. Пас, и еще пас, и еще раз пас. — Торговец пощелкал золотыми кольцами. — Кто ж удивится, что ты нищий и голодный.

Штаны нашлись под кроватью. Добыв курительный запас, стрелок зажег спичку и раскочегарил трехдневный окурок.

— Вот что сделаем, — сказал Пако. Он оставил табурет и хлопнулся на койку рядом с Пеплом. — Я тебя научу своей игре. Да, слингер? Тюремные шашки. Правильная игра.

Этот самый табурет оказался резным шахматным столиком с клетками красного и черного дерева. Вдоль его лакированного края тоже скакала золотая вязь, но в ней Пепел разобрал только три слова: «хисториа эста муэрта».

— Это что значит? — Он коснулся гравировки.

— История мертва, — перевел Пако. — А мы играем в шашки.

— Вроде потому тюремные, что в вашей кутузке удобно играть, когда тень от решетки вот так. — Торговец показал, как. — В Мехико их тоже называют «калавоса», хотя у нас тюрьмы без окон. Может, потому что пол кафельный? Не знаю! Давно не бывал там, и не хочу.

— Крепко пугают федералес честных купцов, — заметил Пепел и выпустил дым в полотняный свод. — То-то вы все здесь ошиваетесь.

— Вот тебе загадка, чико, — сказал мексиканец, яростно роясь в карманах под шерстяным пончо. — Стоит избушка в Сарагосе, окон нет, одни двери. Зашло сто два, вышло двое. Что на голове?

Пепел затянулся еще раз, нахмурился и пожал плечами.

— Сомбреро?

Пако тоже скривился.

— Каски ментовские, каврон.

Он ссыпал на доску пригоршню собственных медных жетонов.

— «Калавоса», объясняю. — Орудуя пятерней, торговец быстро распихал фишки-жетоны по клеткам. — Ты орлами будешь… да, янки?

Пако ухмыльнулся и перевернул свои орлы решкой кверху.

— Клади сколько хочешь, от одной до восьми, — сказал он. — Это твоя ставка.

Пепел аккуратно расставил свои медяки на доске, один за другим. Он поставил все восемь — медяков, впрочем, ровно столько и оказалось.

— Верно, верно, — одобрил мексиканец. — Больше ставишь — больше можешь. Теперь ходим по очереди, вот так, вот так, или вот так. Ло… э-э, новичку, в смысле — первый ход.

Он развернул тяжелую доску навстречу Пеплу. Тот коснулся крайнего медяка справа. Подумав, сдвинул палец левее.

— Не-не-не! — Цепкая клешня Пако настигла его руку и вернула ее обратно. — Три важных правила. Взялся — ходи. Это раз.

Мексиканец передвинул его пальцем первую фишку, потом быстро походил сам.

— Два. Хочешь встать — собрал медь и встал. Только свою. Когда твой черед. Не когда мой.

Пепел кивнул, вдумчиво окуривая доску, и автоматически сделал еще один ход.

— Три, — сказал торговец. Он передвинул фишку и поднял палец. — Самое важное правило. Мухлевал, попался — отдал жизнь. Это ясно?

— Я бью. Правильно? — спросил Пепел.

Подцепив медяк ногтем, он убрал его с доски. Пако тряхнул головой.

— Нет. Да. Не снимай. Переверни. Вот так.

Щелк! Он пристроил медную фишку обратно, гербом кверху.

— Теперь играть как своей? — спросил слингер.

— Да. Нет. Теперь я бью, и снова она моя.

— Вот как.

Пепел сунул ноги в сапоги на полу, устроился поудобней и склонился над доской.

— Расскажи про Солнечный диск, — попросил он и аккуратно перевернул еще одну фишку Пако.

— Что диск! — Торговец атаковал с другого фланга. — Не играет, и всё. Лучшие медвежатники не раскололи. Включают — оно квакает. Ручки крутят — оно квакает.

— Только Бэббидж управился, так? — спросил Пепел, думая, куда ходить следом. Он сказал: — Но старина Чарли захотел… отдельную плату?

Стрелок взял еще одну фишку. Мексиканец пожевал губы, наморщил лоб…

— Хороший ход, слингер.

Щелк! Щелк!

…и перевернул два соседних медяка Пепла.

— Одна беда, диск не мой, — продолжил Пако, наблюдая стратегические колебания слингера. Он сказал: — Его захочет получить назад мой друг и начальник, дон Эрнандо Хесус-и-Сальватор-а-ла-Хенте Гарсиа Сентенсиа. И другие люди. Но это уже моя забота.

Торговец уставился на ломаный южный горизонт. Аврора метнулась в обратную сторону, и от Стены покатилась новая штормовая волна.

— Ты хочешь, чтобы я убил твоего дона, — сказал Пепел.

Он аккуратно перевернул фишку Пако. Цифры в долларах, выбитой на ней, слингеру хватило бы на месяц.

Ква-а. Ква-а. Ква-а.

Аз-Р-РА-РУМ!

«…вый глаз узрел искушение, деву в пустыне, соляной столп…»

«Интерференция в ноль-пять, ноль-семь, ноль-тридцать, ОСТОРОЖ…»

— И опять! — сказал Пако и вскинул руки. — Опять глупый ход. Я ничего не хочу. Мне интересно, что на диске, и нужно время, чтоб узнать. А походи ты вот так, ты взял бы две.

Мексиканец повертел над доской пальцем и сделал ход. Пепел, не спеша ходить сам, подобрал с койки обрез, напоминавший большую вороненую стрекозу.

— А шерифу, значит, лезвие. На свинец поскупился, — сказал он.

Пако лишь ухмыльнулся.

— Нортеамериканос теперь владеют мачете?

Отбросив пончо, он извлек тяжелый испанский нож, весь раззолоченный, изукрашенный камнями, со змеиной головой на рукояти. Керосиновый свет фонаря заиграл на лезвии, и в палатке даже будто стало светлее.

— Ты прав, — сказал Пепел и вернулся к игре. — Твой друг скорей от смеха помрёт.

— Помрёт, — согласился Пако. — И без ножа помрёт. Тебя только увидит — и помрёт.

Тюк! Он воткнул мачете в земляной пол.

— У вашего брата, видать, и дыра в нужнике позолочена, — пробормотал слингер в переплетенные пальцы.

— У Эрнандо — у того да, — признал торговец. — А у меня, веришь, яма в огороде. Дон Эрнандо человек уважаемый. У него тебе и машины, и женщины. И знакомства.

«…гие мои, с вами в эфи…..из Санта-Фе, где сбываются ВАШИ…..бимые кошмары! Музыка!»

«ЧТО рапортуешь? ЧТО ТЫ МНЕ ТАМ РАПОРТУЕШЬ, ПЕНЁК…»

— И когда твой друг узнает, что его обокрали… — начал Пепел.