Кассандра совсем не хотела спать, она шагала по ночному замку в поисках знакомой лестницы в подвал. В главных залах все еще кипела работа. Похоже, управляющий решил, что для него дело принципа — привести все в порядок за одну ночь. Нарядный коридор сделал поворот и привычно превратился в коридор обыкновенный, безо всяких художественных изысков. Изящные плафоны, озаренные изнутри светом явно магического происхождения, сменились подвесными лампами, от которых тянулся запашок горящего масла. Может быть, это именно из-за него прямо над окнами виднелись решетки для вентиляции. Стражники стояли и здесь. Кассандра представления не имела, сколько караульных обычно охраняют эти хоромы, но сегодня их оказалось в избытке. К тому же, о стыд и срам, день черного позора для королевской гвардии — покои Роланда и место заточения лорда Экхарта по-прежнему стерегли солдаты барона Ламарена. Следствие только началось, и хотя король не думал обвинять всю свою стражу в измене, но, что называется, осадок остался. Сегодня на караул попали только те гвардейцы, чья верность и невиновность не подвергались сомнению.

Два бравых красавца в блестящих доспехах застыли по сторонам двери. Хоть и стояли эти двое на задворках замка, а не на главной лестнице у всех на виду, все равно даже не шелохнулись при виде женщины, не скосили глаза, в которых бликами отражался свет ламп. У, Сокол, изверг, подумала Кассандра, развел тут, видите ли, дисциплину, а у самого прозвище как у вождя краснокожих!

Мысленно посочувствовав воякам и удержавшись от соблазна одобрительно похлопать ближайшего по плечу (они так забавно бренчат, если стукнуть!) она прошла мимо. Обнаруженная поблизости лестница привела как раз туда, куда и требовалось — в подземелье. На сей раз в мрачноватом тоннеле было гораздо светлее, чем утром. Золотистые, с виду совершенно невесомые шарики под потолком — еще одна разновидность магических светильников, здешняя достопримечательность и невиданная роскошь для подвала, даже королевского, озаряли длинный коридор мягким светом. В глубине, почти в самом тупике, теперь поселился лорд Экхарт.

Охранники заметили посетительницу издали. Кроме караульных у двери камеры, еще двое сидели в углу за столом — вооруженный до самых зубов офицер и какой-то тип в штатском (Кассандра уже заметила, как здесь одеваются штатские — оружие и прочее железо не выставляют напоказ, а скромно прячут под одеждой). Этот второй не иначе как маг, предположила она, на случай, если сбежавшие заговорщики попытаются вызволить своего вождя более изощренным способом, чем обычное нападение. Еще утром никакой мебели здесь не наблюдалось, значит, притащили для удобства. В кружках на столе что-то дымилось, посередине красовался чайник и нарезанный увесистыми кусками пирог с мясом.

При виде заглянувшей на огонек дамы мужчины встали, и офицер сразу узнал ее. Это была та самая иноземная герцогиня с невозможным именем и еще более невозможными повадками. Сегодня днем у королевских покоев она не только представилась, но и машинально, будто по привычке, взмахнула у него перед глазами бумагой, из которой следовало, что она герцогиня и есть, как будто он осмелился бы усомниться. Одно слово — иностранка.

Кассандра приветственно взмахнула рукой:

— Не возражаете, если я поболтаю с нашим мятежным другом?

Она показала на запертую дверь.

— Как вам угодно, — разрешил офицер.

Еще утром охрана получила указание — эта женщина может, если пожелает, увидеться с лордом Экхартом. Она вроде бы допрашивала его каким-то своим способом и теперь присматривала за результатом. По внешнему виду принца, когда его привели сюда, вряд ли кто-то заподозрил бы, что его сильно поколотили, но двигался он медленно и смотрел тоскливо. Впрочем, главному заговорщику было от чего взгрустнуть и без допросов — головы-то на плечах все равно считай уже нет, так, вопрос времени.

В тишине щелкнул замок, скрипнула дверь камеры, и охранники чуть не подпрыгнули от истошного вопля гостьи:

— Заррраза!!!

Она бросилась внутрь, мужчины устремились следом. Но преступник вовсе не сбежал, как подумали переполошившиеся стражи. Лорд Экхарт по-прежнему лежал на койке, где его и оставили много часов назад, вот только на матрасе растеклось кровавое пятно, да и на пол накапало уже изрядно.

Причина кровопролития обнаружилась без труда. Не теряя ни минуты, Кассандра сорвала с себя узкий поясок, который стягивал тунику на талии, и поспешно закрутила его принцу повыше локтя, не забыв попутно высказать охране все, что думает. Думала она много и цветисто, и по большей части не совсем понятно, но в конце концов сменила гнев на милость и со вздохом спросила:

— Тут хоть врач поблизости есть? Тот, который целитель?

Целителем по совместительству оказался дежуривший в коридоре боевой маг. Ну да, умеет "мочить" — умеет и лечить, не очень логично рассудила Кассандра, но на сей раз угадала. Она отошла в сторону, чтобы не мешать, пока тот что-то колдовал над заговорщиком, вознамерившимся сбежать от королевского правосудия радикальным, но не оригинальным способом.

— Взгляните, миледи!..

Пока маг перевязывал принца, офицер выудил из складок одеяла то, чем пленник умудрился порезать себе руку. Кусочек стекла, завалился, наверное, между камнями пола, а его высочество не поленился, нашел. И дверь, как назло, паршивая — ни глазка, ни окошка, чтобы заглянуть, проверить, что делает заключенный.

— Красивый был бокал, — Кассандра повертела на ладони тонкий осколок с остатками золотистого узора.

Ладно, чего уж тут ругаться. Родственник жив, а эти парни все-таки солдаты, а не надзиратели, откуда им знать, на какие фокусы способны изощренные преступные умы. Роланд сам виноват, мог бы посадить лорда Экхарта на цепь в камере, где держали Адельгейду, так ведь нет. Король решил, что если упрятать принца туда, где погибла Дальенна, это будет слишком смахивать на мелкую месть, и велел освободить соседнюю камеру, в которой уже много лет валялось старое столовое барахло. Барахло-то убрали, а вот осколочек проглядели.

— Ну что, жить будет? — спросила Кассандра у мага.

— Будет, куда он денется. Вовремя вы появились.

— За это меня и не любят… Но я все-таки с ним поболтаю, ладно? Надеюсь, милорд переживет эту пытку?

Маг усмехнулся и пожал плечами:

— Если попробует не пережить — зовите, мы тут, в коридоре.

Посетительница села возле койки на табуретку, принесенную охранником. Роланд и в самом деле не унижался до мелких пакостей пленнику. Во всяком случае, принца не заставляли сидеть на цепи или спать на полу. Правильно, решила Кассандра, пакостить врагу — так по-крупному, например, разрешить герцогине Лорандевайс навещать его.

Принц не произнес ни слова, но и без слов было ясно, что ночной визит не вызывает у него ни малейшей радости. Эта гадина не дала даже умереть тихо, без барабанного боя и чтения приговора на каждом перекрестке. Она ему с самого начала не нравилась, а сейчас еще больше. Красивая, хоть и на любителя (любитель дрыхнет, поди, а ей, видите ли, не спится), спокойная, с этой своей непременной гнусной усмешкой. Длинная серебряная шпилька засела в янтарно-рыжих волосах. Принц почему-то с легкостью представил, как твердая рука с красными ногтями вгоняет эту острую безделушку в чье-то горло. Лорд Экхарт с самого начала чувствовал в этой женщине что-то странное. Что-то знакомое, смутное, неправильное, то, чего не может, не должно быть.

Она дождалась, пока дверь закроется за последним караульным, привычно закинула ногу на ногу и негромко сказала:

— Глупо. Не стоило этого делать, если не умеете. Рана закрылась бы сама, много крови так не вытечет, не верите — спросите у доктора. Ну, в смысле, у мага…

Лорд Экхарт ничего не ответил. Кассандра понимала его чувства. Досаду, отвращение, и еще, пожалуй, стыд. Невыносимый стыд оттого, что мучительное решение расстаться с жизнью оказалось самой бестолковой неудачей среди всех его неудач. А уж от навязчивой гостьи принца вообще, пожалуй, тошнит. И ведь не поверит, что она не чувствует к нему ни ненависти, ни особой неприязни, только любопытство. И даже жалеет его. Он как будто в считанные часы постарел на десяток лет, и теперь, на тюремной койке среди холода, темноты и пятен собственной крови казался таким отчаянно одиноким и потерянным, что даже не верилось, кем он был совсем недавно. Только скидок на жалость никто не обещал, пусть не надеется.