— Напрасно ты так, — подтвердил принципиальный друг, отправляя принца в полет на свидание со стеной.

Морис хорошо знал эту породу, а уж здесь, да еще и при громких титулах, она, похоже, расцвела пышным цветом. Такие вытворяют любые мерзости, зная, что их драгоценное самолюбие все равно под защитой, потому как все тут благородные и будут играть с ними в честь и достоинство по правилам, даже если в итоге отрубят голову под барабанную дробь и аплодисменты публики. А некоторым очень даже полезно иной раз не головы с помпой рубить, а вульгарно надавать по морде. Чтобы жизнь балладой не казалась.

Кассандра чуть посторонилась, когда принц приземлился на четвереньки и утер кровь с подбитого носа. Надо отдать должное, держался родственник достойно, она даже залюбовалась. Прыти у него заметно поубавилось, а жизнь явно казалась чем угодно, только не балладой, но до переговоров он так и не снизошел, только с усилием, придерживаясь за стенку, поднялся на ноги и презрительно бросил:

— Невеста короля — это дело короля, не так ли? Ему я и буду отвечать, а не его безродным наемникам!

И тут лорд Экхарт услышал звонкий смех, эхом разлетевшийся под сводами коридора. Не оскорбительный и уж тем более не истеричный, обыкновенный веселый смех человека, услышавшего что-то очень забавное.

Он поднял голову и увидел, что смеялась женщина с красными ногтями, которая до этого лишь созерцала, как ее спутник общается с пойманным заговорщиком. Теперь она лениво, как кошка от нагретого солнцем крыльца, отлепилась от темной стены и подошла поближе. Игриво провела по груди принца неизвестно где подобранным прутиком, придвинулась еще чуть-чуть, так, что он даже почувствовал ее дыхание. В ее прозрачных зеленоватых глазах играло совсем не доброе, странное любопытство, а от внимательного взгляда малодушно хотелось спрятаться, как от нацеленного арбалета. Женщина улыбнулась, блеснув белоснежными, безупречно ровными зубами.

— Гордый, стало быть, с кем попало не дружите… — ласковый шепот раздался у самого его уха, — Знаете, любезный принц, жизнь — очень хрупкая штука. И счастье хрупкая штука. А уж гордость ваша и вообще — тьфу!

Прутик мерзко хрустнул, сломавшись в ее пальцах.

Перейти от слов к доказательствам Кассандра не успела. Закрытую и даже запертую на слегка проржавевший засов дверь из тех, что остались в начале тоннеля, как будто вспороли гигантским консервным ножом, отчего она послушно развалилась, впустив сначала мага, а потом и Роланда. С ним были десятка два солдат. Мгновение — и король увидел, с кем ему довелось встретиться. Кассандра так и не поняла, что это — чудеса местной психологии или воспитательный эффект мордобоя, но лорд Экхарт под взглядом того, кого ему так и не удалось прикончить, сначала склонил голову, а потом опустился на колени. Роланд выглядел спокойным, но она знала, что это убийственное, отчаянное спокойствие — всего лишь хорошо спрятанная ярость и смутный, печально знакомый страх, и срыв может случиться в любой момент. Вдруг показалось, что король сейчас убьет пленника, но окровавленный клинок замер у горла принца.

— Где она?

Лорд Экхарт поднял глаза и тоже почувствовал, что его жизнь висит на почти невидимом волоске.

— Там, в самом конце… — он коротко кивнул в сторону зловонного коридора.

Он больше ничего не сказал, а Роланд ничего не спросил. Одарив врага холодным, как зимний ветер, взглядом, он развернулся к арке, коротко велев двоим охранять высокородного пленника.

Лорд Экхарт чуть заметно вздохнул. Король сдержал эмоции в самый первый момент — значит, есть надежда, что и впредь так будет, даже если лично старшему принцу это уже не поможет. Но вот женщина с повадками шлюхи и глазами убийцы и ее наглый дружок никуда не ушли, а на оставленную охрану им было наплевать. Обладательница красных ногтей рывком поставила принца на ноги, поразив неожиданной, совсем не женской силой, снова приперла к опротивевшей стене и спросила:

— Она жива? Отвечай, или до конца своих недолгих дней будешь петь фальцетом!

На сей раз лорд Экхарт, то ли опешив от хамской угрозы, то ли оттого, что встреча с королем уже состоялась, не стал ломаться и сразу ответил:

— Не знаю.

Он не врал, его мучительница сразу это поняла, и все-таки не удержалась, ласково шепнула ему на ухо:

— Еще кое-что, мой гордый принц… Из этой вашей Старой заставы мы увезли не только побрякушку. Око за око, дружок. Вы нам не сказали про девочку — мы вам не скажем про мальчика…

Догадка напугала лорда Экхарта до оцепенения. Кассандра увидела, как и без того не блещущий оптимизмом заговорщик стремительно бледнеет, и подумала — в конце концов, она не виновата, что тоже неплохо умеет это делать — бить без промаха по самым больным местам.

Тело превратилось в комок боли, любое движение казалось непосильным. На правый бок будто плеснули расплавленным металлом, при каждом вдохе обжигавшим легкие. Адельгейда с трудом перевернулась на спину, в надежде, что так станет легче, но ничего не изменилось. Зато холод больше не мешал, он лишь притуплял боль, успокаивал, как и тишина, такая желанная, умиротворяющая. Теперь она не одна, ее оставили с мертвой Дальенной, но это соседство не тревожило. В этом мире живые гораздо опаснее мертвых. Тишина обманчива, пройдет еще немного времени, и мучители снова будут здесь.

На сей раз они вошли бесшумно, как призраки. Их было двое, в руках они держали взведенные арбалеты, большие, мощные, из таких легко пробивают самые прочные доспехи. С необычайной отчетливостью Адельгейда разглядела серебристый блеск наконечников стрел и поняла — пришли добить. Она отрешенно подумала о том, станет ли ей еще больней, или новая боль растворится в прежней и она не заметит разницы?

А потом арбалеты опустились, призраки подались в стороны, пропуская кого-то еще. Этот человек не задержался у тела Дальенны, хотя принцесса лежала ближе к выходу, он прямиком устремился к Адельгейде и опустился рядом на колени. Из-за боли, слабости и слез, застилающих глаза, она никак не могла разглядеть его лица и понять, что это — сон или бред. Потому что невыносимая, полная ужаса реальность не могла стать настолько прекрасной. Но для сна все было слишком настоящим — его руки, осторожно коснувшиеся ее, его голос, отдающий какие-то приказы, даже запах — стали, крови, пота. Жизни и надежды.

Роланда сопровождали солдаты из гарнизона замка Эсперенс не только потому, что король не сомневался в их преданности, но и потому, что они могли узнать свою молодую госпожу и помочь найти ее. Поэтому когда король увидел странные, вытянувшиеся лица тех, кто открыл перед ним дверь камеры, он помертвел от невыносимого предчувствия. И прямо у входа наткнулся на распростертое тело хорошо знакомой девушки, которая Адельгейдой никак не была. Но вдумываться, отчего умерла Дальенна, совершенно не хотелось, он уже видел, что они оказались здесь обе — женщины, одну из которых он никогда не боялся потерять, а без другой жизнь казалась падением в бесконечный черный колодец.

— Целителей сюда, быстрее! — скомандовал Роланд.

Его настоящая, единственная избранница была жива, но он сначала никак не мог понять, узнает ли она короля. Судя по тому, как исцарапанные пальцы слабо, но все-таки пожали его руку, узнала. Он хотел обнять свою любимую, унести из этого отвратительного места, но, не зная, как серьезны раны и не грозит ли ей опасность прямо сейчас, боялся, что сделает только хуже. Ее рубашка была вся в крови, да еще и разорвана. Разорвана. Остальная одежда, можно считать, в порядке, но это еще ничего не значит. Роланд мысленно пообещал, что найдет скотов, сотворивших с ней такое, и заставит горько пожалеть о каждом мгновении ее страданий. Но это не спасало от невыносимой горечи. Насилие ранит не только тело, но и душу, и не хотелось думать, сколько времени пройдет прежде, чем он снова увидит ее улыбку. Как оказалось, всего ничего. Адельгейда будто разгадала его мысли, ее прояснившиеся глаза вдруг засветились радостью, а улыбка вышла неожиданно торжествующей. Она хотела что-то сказать, но закашлялась, и ее лицо исказилось от нового приступа боли.