- Да это же… безродный щенок! – Воскликнул кто-то из толпы, узнавая в высоком крепком парне замурзанного и забитого мальчишку. Том оглянулся, оскалившись, и глаза его блеснули.

Сразу несколько домов с разных окраин вспыхнуло, огонь тут же перекидывался на крыши сараев и изгороди, огненная волна пошла пожирать спелые колосья пшеницы. На улицы из окружающего селение леса хлынули грозные люди с факелами. Проносясь сквозь толпу, они взмахивали мечами, снося головы с плеч, пускали стрелы по мечущимся в панике жителям, вешали на сучьях и перекладинах всех без разбору – мужчин, женщин, стариков, гнали бьющихся в истерике детей в лес. Свист не прекращался ни на миг. Томас, избавившись от охранников, вскочил на пьедестал, на котором вжимался в кресло побелевший от ужаса князь.

- Я Шакал, - сказал он, вгоняя короткое копье – франциску в грудь человека, так жестоко распорядившегося его судьбой.

Замок князя, крепостные дома, бараки – все выгорело дотла. Варвары уходили, оставляя за собой мертвое поле, покрытое пеплом. Стереть это место с лица земли – было первым приказом нового варварского вождя, Томаса по прозвищу Шакал.

Всю ночь арабское посольство беспомощно стояло на одном месте, воины тревожно вглядывались в темноту, а мудрецы спорили и ссорились, как мальчишки, выясняя, кто виноват в том, что случилось. Охрипшие от крика, они били себя по груди и обвиняли друг друга, вздымали руки к небу, призывая Аллаха в свидетели. А когда запас умных слов и весомых доводов иссяк, почтенные старцы и вовсе перешли на брань и взаимные оскорбления. И видеть это было бы забавным для суровых стражей, лучников и конников, с острыми мечами на поясах, если бы не глодала их души запредельная вина и страх за жизнь принца и свои головы.

- Довольно, - наконец, махнул рукой осипший Шариф. – Руганью Абильхану не поможешь. Мы должны что-то делать, чтобы помочь ему… если он все еще жив.

- Давайте повернем обратно в Сирию, - сказал Хаким. – Скажем халифу, как есть, положимся на его волю.

- Сколько мы тебя слушали, Хаким? Сделал тебя халиф визирем своим, а мудрости в твоих решениях что-то не наблюдается! Это из-за тебя мы постоянно задерживались, не туда повернули, и это ты перепутал повозки! – Мудрецы наступали на Хакима, и тот вжал голову в плечи, испугавшись того, что они могли разгадать его истинные намерения.

- Оставьте его, все мы виноваты. И всех нас ждет казнь. Когда Шахджахан узнает, что мы потеряли его сына, он тотчас велит всем нам снести головы.

- Тогда поступим так, - осторожно предложил Хаким, почуяв смутный шанс. – Я, как визирь халифа, поеду к нему и расскажу, как было дело, приняв всю вину на себя. Я думаю, наш господин смилостивится, он добр и великодушен. Наверняка Шахджахан выдвинет войско на поиски сына или хотя бы тех, в чьи вонючие лапы он попал. А вы тем временем все же отправляйтесь к Людовику и просите его о помощи. Возможно, он захочет помочь, да и должен, если союз имеет для него значение. В любом случае его солдаты могут найти Абильхана быстрее, чем я доберусь до халифата.

Мудрецы задумались.

- Хм… Да, действительно, ничего другого нам не остается.

Едва забрезжил рассвет, караван разделился на две части, и одна возобновила путь во Франкию, а вторая повернула обратно на восток. Хаким радовался тому, что остальные приняли его идею, и он сможет достойно послужить своему господину аль-Мамуну.

Но через тысячи километров, через степи и пески, отцовское сердце уже почуяло неладное. Дворец в Дамаске стоял, погруженный в ночную мглу, готовую тонко задрожать от предвкушения поднимающегося над горизонтом солнца. Шахджахан не спал всю ночь, терзаемый ноющей болью в сердце и тревогой. Он бродил по своим покоям, садился за книги, ложился, но снова вскакивал и начинал нервно ходить от стены к стене. Предчувствие беды не отпускало.

Лишь когда последние клочки ночной прохлады растаяли, и небо смиренно приняло в себя первые лучи солнца, халиф забылся, даже сквозь сон ощущая, как болит сердце. Ему снилась гробница своей любимой жены, безвременно почившей от неизвестной хвори. Шахджахан услышал легкие шаги, и жена вышла из тени в своем похоронном одеянии, как живая.

- Атхар? – Спросил халиф, почему-то не почувствовал удивления. – Или ты джинн, принявший ее облик? Отвечай!

Дух Атхар покачал головой и заговорил, а его голос гулко отражался от стен и проникал внутрь тела и души Шахджахана, заполняя его изнутри.

- Я вижу змею, свернувшуюся у тебя на груди, она готова ужалить тебя. Оглянись и увидишь, из чьих глаз она глядит. И вижу я крысу, что несет дурные вести, но до тебя они не дойдут.

- Что за вести? – Шахджахан скривился от особо сильного укола в груди.

Дух словно в подтверждение этому уколу кивнул головой.

- С Абильханом случилась беда?! – Вскричал халиф, хватаясь за голову.

- Ищи шакала, что свистит, скрывшись в лесной чаще, - сказал дух и исчез.

Взор Шахджахана заволокло туманом, а когда туман рассеялся, он узрел странные голые земли, покрытые сухой травой, огромные дремучие леса, которых прежде он никогда не видал, и слышался топот копыт как от целого войска, видел где-то вдалеке пыль, поднятую этими копытами.

- Ищи шакала, что свистит, скрывшись в лесной чаще… - Вновь услышал халиф звенящий голос с того света.

Резко проснувшись, как от толчка, Шахджахан спустился в тронный зал и велел снаряжать войско для похода во Франкию.

- Что за шакал, который свистит, скрывшись в лесу? – Размышлял он вслух. – Шакалы ведь не свистят, а воют, и обитают они не в лесу, а на равнинах. Где же я найду такого шакала? И чем он мне поможет? Эх, Атхар, всегда любила ты морочить мне голову…

ДарьяИвлева

23.07.2009, 17:58

Как только большой варвар закрыл дверь в повозку, Абильхан бросился на ложе и закусил угол подушки, чтобы не раскричаться от отчаяния. Было унизительно стоять перед дикарями, хохочущими и говорящими что-то о нем на своем языке, и знать, что им ничего не стоит убить его, надругаться и убить. Но хуже вожделеющих и насмешливых взглядов была неприкрытая ненависть, обжегшая принца своим ледяным огнем из глаз вождя этих варваров, такая, что у Абильхана от страха задрожало все внутри. Принц невольно удивился, что все еще жив, и он не был уверен, что, когда его придут убивать, он сохранит свое достоинство и не бросится варварам в ноги, умоляя пощадить.

Дверь снова открылась, и принц вскочил на ноги, быстро вытирая ладонью проступившие слезы. В повозку снова зашел пожилой варвар, сказал что-то на латыни и поставил перед пленником две небольшие миски, в одной из которых лежал кусок жареного мяса с какой-то зеленью, а в другой была вода.

- Спасибо, - удивленно поблагодарил Абильхан, не ожидав такой заботы. Варвар свел брови, подумал и молча ушел. Оставшись один, принц набросился на еду, забыв обо всем на свете.