Том неверяще смотрел на Билла, почти не дыша. Билл казался ему эфемерным, сказочным видением, и он боялся моргнуть, чтобы случайно не спугнуть его. Осознание пьянящего, накрывающего с головой счастья, затопляющего его изнутри, медленно приходило откуда-то извне, вместе с жаркими поцелуями и теплыми ласковыми пальцами, играющими с его телом – и душой, подобно фениксу восстающей из-под тлена прошлых лет. И птица эта несла на крыльях свет, исцеляющий раны одним взмахом, обещающий что-то новое вдали, полное мира.
«Дорогой мой отец! Не вели казнить гонцов, принесших эту весть от меня, хоть и не по нраву она придется тебе. Я послушался твоего совета и хорошо подумал перед тем, как сделать свой выбор. Поверь, что более тяжелого выбора мне еще не доводилось делать. Я корю себя за то, что приходится огорчать тебя, ведь был твоей надеждой, но своего решения своего не изменю. Я остаюсь с Томом.
Я по-прежнему бесконечно люблю Отца нашего Аллаха и чту его заповеди, но, готов поклясться на Коране, только с Томом я почувствовал, как близко могу быть к Нему. Только познав лишения и тяготы в плену, я понял, как мне следует жить. Священные книги и заветы не передадут словами той истины, ведь слова лживы и путанны, а истина неуловима, лишь сердцем можно увидеть ее. А сердце слепо ровно до того момента, как не поселится в нем любовь. Она и есть высшее проявление божественной сущности, лишь она способна открыть нам глаза и помочь отыскать верные пути. Я люблю Тома и свой путь уже нашел.
Я знаю, что, возможно, ты так и не сможешь понять и принять мой выбор, но, прошу, попытайся. Ради меня самого, ради памяти матери и вашей любви. Не вини меня и не тоскуй, я в тех руках, что позаботятся обо мне как ничьи другие. Я хочу открывать этот мир заново, рядом с ним, я хочу видеть, как распускаются цветы, ждать долгой зимой весны, хочу наслаждаться этой жизнью и всем, что она мне даст. Мне больно оставлять халифат, но достойного тебя правителя из меня не выйдет, я не смогу вложить всю душу на благо страны. Ты вправе назвать меня олухом и бесстыжим лентяем, я того заслуживаю. Если судьбой уготовано мне, что я разочаруюсь в своем выборе и прокляну себя за него, что ж, я готов и к этому. Лучше жалеть о сделанном, чем об упущенном.
Я никогда не забуду о тебе. Если ты примешь нас, мы вернемся, будем приезжать, если будешь ждать. Я и Том. Он половина меня, а значит, тоже твой сын. Прошу, не отрекайся от нас, ты один из немногих, кто может поддержать нас, на чье плечо мы еще можем опереться. Я очень люблю тебя и буду молиться за твой покой. Что бы ни случилось на жизненном пути, ты навсегда останешься моим отцом.
Твой непутевый сын Абильхан».
Шахджахан отложил письмо и потер уставшие глаза.
- Я так и знал, - проговорил он и вздохнул. Халиф был расстроен, но что-то подсказывало ему, что выбор сына был самым честным и правильным из всех, что могли быть.
- Шахджахан недолго горевал, что сын его, Абильхан, предпочел вольную жизнь титулу халифа. Часто он ходил в усыпальницу к покойной Атхар и, говорят, что в один из таких визитов явился к нему дух жены. О чем они беседовали – никто не знает, но с тех пор жизнь во дворце изменилась. Халиф перестал хмуриться и тосковать, а вскоре после этого у другой его жены родился сын, а потом и дочь, и закружилась жизнь. Но и про старшего сына он не забывал ни на мгновение, горячо и с любовью молясь за него Аллаху.
А сам Абильхан прожил долгую жизнь рядом с возлюбленным своим Томом. Они уехали во Франкию и путешествовали по ней, пока не изъездили вдоль и поперек, от севера до юга, иногда приходили в земли, на которых осели их друзья-варвары, построив небольшую деревню, старостой в которой был Якоб. А после, как и мечталось им, построили дом на берегу моря и жили в нем до исхода своих лет.
Ахмед закончил рассказ и кивнул самому себе, словно ставя немую точку в повествовании.
- Так кончается моя история. Долгой и тревожной была она, но есть в ней серьезный урок. Лишь упорством и верой в себя можно побороть все невзгоды и заслужить любовь. Помните об этом и в самый трудный час не опускайте рук. И будут вознаграждены все ваши старания.
- Спасибо, спасибо, дед Ахмед! – наперебой закричали дети, вскакивая на ноги. На улице уже совсем стемнело, и встревоженные родители принялись разводить их по домам, гадая, как им уложить спать своих непослушных чад.
Слуга помог подняться Ахмеду с лавки и завел его домой, стеля низкую постель и готовя целебный чай, помогающий крепкому сну. Приняв отвар, старик лег и вздохнул, думая о былом, мысленно подсчитывал, сколько всего может положить на ту или иную чашу весов, вспоминал все, с чем предстанет перед Судом. Постепенно сон сморил его, уводя в призрачное царство, где на душе легко и спокойно, а под ногами шуршит мягкая трава. Ахмед вышел из неясной тени на залитый солнцем обрыв, раскинул руки – и невесомые ветры подхватили его, поднимая вверх, к солнцу, просящемуся в раскрытые ладони. Паря среди кудрявых облаков, он слышал детский смех, звенящий серебряными колокольчиками, и сам радовался, как ребенок. А внизу, на изумрудной земле, полной жизни, видел двух неспешно едущих всадников, срывающих со стеблей цветы ярчайших красок и вдевающих их друг другу в волосы. Ахмед узнал их – то были герои его последней земной истории, арабский принц и северный варвар, любящие, любимые и бесконечно верные друг другу, начинающиеся и заканчивающиеся друг другом, принадлежащие друг другу, как трава - земле, солнце - небу, а жизнь – любви.
Дай мертвым бессмертие Славы,
живущим — бессмертье любви.
Рабиндранат Тагор</p>
