Ягод в лесу почти не было, год выдался холодным, и они не успели набираться соком и цветом. Лишь кое-где на хлюпающей под ногами топи встречалась клюква. Зато тут и там из-под мха и листьев выпрыгивали шляпки грибов. Якоб разворашивал желтую, прибитую дождем к земле траву и срезал грибы, складывая их в поясную сумку. Иногда встречались лисьи норы и следы, и варвар подумал о том, что к зиме следует запастись их рыжими шкурами и сшить из них Биллу добротный полушубок, – зима обещала быть суровой. Но на глаза попалась засохшая уродливая коряга, и старику вдруг вспомнилась несвязная речь ведуньи о том, что араб зачахнет, несмотря на все его, Якоба, старания.

- Чушь какая, - буркнул под нос Якоб. – Я ж здоровья Биллу хочу, забочусь о нем, с чего бы ему зачахнуть у меня? Однако старая без дела не скажет, больше нашего все же ведает. Страшно мне, отдавать не хочется Билла Томасу в руки… Пусть так будет – если увижу знак, слова ведуньи подтверждающий, так и быть, вновь к Томасу пойду в ноги кланяться.

Якоб нагнулся к очередному грибу и услышал хруст за спиной. Оглянувшись, варвар замер и крепче сжал в руке нож. В нескольких шагах от него, давя лапами выстлавший землю тонкий хворост, стоял небольшой серый шакал. Якоб знал, что шакалы не нападают на людей, но все равно приготовился пырнуть зверя ножом в живот, если тот прыгнет. Шакал спокойно посмотрел в глаза человека, повел носом. Лязгнул клыками, будто говоря что-то, и убежал. Старик опустил нож, глядя на удаляющегося, неизвестно откуда взявшегося в чаще леса степного зверя.

- Вот и знак, - задумчиво проговорил он.

Порывистыми, резкими движениями Том застегивал позвякивающую сбрую на коне, и животное, недовольное таким обращением хозяина, возмущенно фыркало и трясло головой, жуя уздечку. Несколько бессонных ночей давали о себе знать, и руки тряслись, когда Том пытался затянуть на запястьях ремешки кожаных рукавиц. Он чувствовал себя разбитым и безмерно уставшим, проводя дни в бесцельном хождении по своему шатру, как маятник, туда-сюда, а валясь на шкуры, не мог провалиться в сон. И теперь, когда несколько воинов из его отряда, и он в их числе, собирались на охоту, Том был рад тому, что сможет хоть ненадолго вырваться из духоты своего шатра, наполненного утомляющим треском факелов и одиноким молчанием.

Йохан уже был верхом и гарцевал вокруг главаря, с воодушевлением что-то рассказывая о своих похождениях за эти дни и бурно жестикулируя. Том скрипел зубами и молчал, раздраженный его чрезмерной болтовней. Йохан был как пиявка – избавиться от его назойливого присутствия было весьма сложно, он не уходил и пропускал мимо ушей намеки, заговаривая людей до изнеможения.

- … а потом зашел ее папаня, и мне пришлось удирать от него через весь огород. Шакал, ты слушаешь? Он был с топором, а я даже штаны толком не натянул…

- Томас! – Донесся со стойбища голос Якоба. Шакал уперся лбом в шею коня и вздохнул. «Еще один», - подумал он.

- Томас!

Запыхавшийся Якоб подбежал к собирающемуся уезжать небольшому охотничьему отряду и остановился, согнувшись и опершись ладонями о колени. Том выжидательно смотрел на него, желая поскорее уехать.

- Томас, постой минуту, надо поговорить, - сказал бородач, переведя дух.

- Мы уже уезжаем, Якоб. Когда вернусь, поговорим.

- Это не займет много времени. Прошу тебя, пару слов.

- Ну, хорошо, - неохотно согласился Том. – Только быстро и по делу.

Якоб взглянул на возвышающегося над ними Йохана, тот с интересом переводил взгляд с одного на другого.

- Что? – Переспросил он, ловя взгляд старика.

- Оставил бы ты нас.

- Ладно тебе, Якоб, что ты там можешь сказать такого, что Шакал бы от меня скрыл. Правда ведь, Шакал?

- Черт, езжай отсюда Йохан, - отозвался главарь. – Веди отряд, я догоню.

Молодой варвар обиженно цокнул языком и отъехал.

- Чего тебе?

- Томас, ты только не ярись снова. О Билле хочу поговорить.

Шакал закатил глаза и отвернулся.

- Он совсем плохой, Томас! – Поспешно продолжал Якоб. – Ничего не ест, не встает, даже по нужде не ходит! Весь ледяной, не двигается, спит только да глядит в одну точку. Вчера весь день руки свои рассматривал, как умалишенный, а по щекам вот такие слезы катятся! Помог бы ты, Томас…

- А я-то что сделаю? – Огрызнулся Том, впиваясь пальцами в гриву лошади.

- Так ведь бабка-ведунья сказала, что ты только его спасти можешь.

- Бабке твоей помирать пора.

- Эх… За что же ты его так, а? Понимаю, что и тебе худо, так ведь не виноват в том мальчишка этот. Поможешь?

Шакал подтянулся и взобрался в седло.

- Приеду – поговорим, - сказал он, пришпоривая коня и срываясь с места.

- Ангус же тебя состраданию учил! – Услышал он вслед.

Том никогда ни с кем не делился воспоминаниями о своем детстве, храня их в памяти. Что-то - бережно и с теплом, редко позволяя себе возвращаться к ним, что-то – с болью от впившихся в ладони ногтей и закушенных губ, прокручивая их в голове вновь и вновь перед тем, как надо было идти в бой и поднимать меч. Он помнил все до последней мелочи, хоть и тщательно скрывал ото всех чувства, вызываемые прошлыми днями. Но все знали, как трепетно он относился к своему приемному отцу Ангусу, как любил его и старался походить. И Тома приводило в ярость, заставляло всего подбираться и отчаянно грубить то, как пытались порой люди стойбища воздействовать на него именем и памятью отца, как бесстыдно упоминали Ангуса везде и всегда, не заботясь о его покое. Он знал об отце больше, чем другие, и знал, каково тому пришлось, когда однажды тот подобрал в лесу ребенка…

- Эй! Куда делся? Где он, видал?

- Да вон, под столом сидит.

Мужчина опустился на колени и заглянул под стол. Том отполз к стене, обхватывая ноги руками и затравленно глядя на него.

- Ты чего, малыш, а ну вылезай! Сидеть надо за столом, а не под ним… Слушай, прямо как волчонок смотрит. Одни только глаза блестят.

Рядом с мужчиной опустился второй, и Том сжался еще больше. Здоровые, с одежде из железа, они пугали мальчика, напоминая тех, кто отвез его в лес.

- Посидит и вылезет, - сказал второй мужчина. – Жрать захочется все равно. Не будет же он там вечно сидеть.

- Нет, давай вытащим. Жалко пацана, дикий какой-то.

Человек подполз под стол и поймал Тома за ногу. Мальчик пронзительно закричал, лягаясь и колотя по чужой руке.

- Тьфу ты, чуть по морде не надавал! Так, Якоб, поступим – поднимай стол, а я его схвачу.