С фанерным чемоданчиком приехала она в Екатеринбург (тогда Свердловск) к дальним родственникам. У Кожевниковых не было своих детей, и они приняли Людочку как родную. Отчим, учитель физики, заядлый охотник и путешественник, брал девочку на водные переходы по Чусовой, учил стрелять, ловить рыбу, понимать язык птиц. Приёмная мама, Мария Александровна, как и родная мать Людмилы, была учителем литературы.

Интересный факт: в школе Татьяничева училась с Алёшей Бажовым и бывала в доме писателя. Отец Алёши тогда ещё не создал знаменитых своих уральских сказов, но все знали его как хорошего журналиста и прозаика. Однажды Люда решилась прочитать Павлу Петровичу свои стихи. Он улыбнулся и сказал: «Есть в тебе, Людочка, живой огонёк, а стишки твои похвалить не могу. Но ты не горюй и не гаси в себе первые искорки». И дал юной поэтессе советы, которые ей очень пригодились.

Девушка окончила семилетку в 1931 году и пошла работать токарем на вагоностроительный завод им. Воеводина, одновременно училась на рабфаке «Цветметзолота», а через год поступила в Свердловский институт цветных металлов.

Однако в 1934-м она, прервав учёбу, как и многие её сверстники, по зову партии и комсомола уехала на легендарную Магнитку. В 19 лет так хочется быть на самом передовом крае великих свершений своего времени! Строители Магнитки жили в палатках и холодных бараках, но гордились тем, что их усилиями вырастает огромный металлургический комбинат, а вокруг него – будущий город Магнитогорск.

Людмила сотрудничала в транспортной многотиражке «На рельсах гиганта», затем – в городской газете «Магнитогорский рабочий»: репортёр, литсотрудник, завотделом. Её приютила семья поэта Михаила Люгарина в 112-м «писательском» бараке. Литературная жизнь на Магнитке кипела! «Чем была для меня Магнитка? Молодостью. Любовью. Песней. Романтикой. Школой мужества, трудолюбия и гражданственности» , – писала Татьяничева. Людмила стала членом легендарной литературной бригады «Буксир» наряду с поэтами и писателями Михаилом Люгариным, Борисом Ручьевым, Василием Макаровым и другими. Она вспоминала:

Там чуть не каждый мой сосед

Был журналист или поэт.

В рассветный час, в полночный час

В бараке том огонь не гас…

Вскоре в журнале «Штурм» по­явились первые стихи Татьяничевой.

На Магнитке она встретила и свою любовь. Николай Смелянский заведовал в «Магнитогорском рабочем» промышленным отделом. Он был на 10 лет старше Людмилы, но родились они в один день – 19 декабря. У них появилось двое сыновей. Это не помешало Татьяничевой отучиться (заочно) в Литературном институте им. Горького, который она окончила в первый год войны.

Война изменила жизнь всей страны и жизнь каждого советского человека. «Мужчины ушли на фронт, женщины заменили их у станков на заводах. Металлургический комбинат стал плавить сталь для танков, снарядов. Без этой стали, без труда магнитогорских тружеников не было бы и Победы!» – восклицает Капитонова. Не было бы и лучших стихов Татьяничевой. В 1944 году она переехала в Челябинск, там же вышел первый сборник её стихо­творений «Верность». Стихи из него разлетелись по фронтовым газетам. Бойцы хранили вырезки со стихами Татьяничевой рядом с дорогими для них письмами от родных...

В 1946 году вышло одиозное постановление о журналах «Звезда» и «Ленинград». За свой новый сборник «Лирика» Татьяничева тоже подверглась нападкам. Её обвиняли в «ахматовщине», «безыдейности», в том, что она в стихах слишком много внимания уделяет личным переживаниям, тогда как советский писатель в первую очередь должен воспевать «гордость за свою страну, безусловную лояльность государству в лице руководителей и ударный труд». Татьяничевой пришлось собственноручно уничтожить 5000 экземпляров «Лирики» (остался всего один). Только в последние годы своей жизни она вернула себе свободу писать так, как ей хотелось, и о чём ей хотелось...

С 1948 года Татьяничева – директор Челябинского книжного издательства, в течение 10 лет – глава Челябинского отделения Союза писателей. Она прикипела к Уралу душой, считала его своей второй родиной: «Когда говорят о России, я вижу свой синий Урал», «как солнце в драгоценной грани в Урале Русь отражена» . С любовью писала об уральских мастерах: «Прославлены умельцы-камнерезы», «Чеканщик», «Каслинское литьё» и другие. Поэтическим символом Урала поэтесса избрала малахит. Для Татьяничевой малахит – свидетель неразрывности времени и пространства: «Он морем до краёв наполнен, и кажется: слегка подуть – проснутся каменные волны и морю вновь укажут путь...»

В 1965 году Людмилу Константиновну пригласили в столицу на должность секретаря правления Союза писателей РСФСР. Она много ездила, встречалась с людьми, помогала пожилым и молодым авторам. Была членом редколлегии журналов «Урал», «Культура и жизнь», альманахов «Южный Урал», «День поэзии» и др. Внук поэтессы Василий Смелянский вспоминал: «У неё каждая минута уходила на работу. Вся жизнь была расписана... Жизнь её шла в бешеном графике, работоспособность была очень высокой. К сожалению, такое перенапряжение, видимо, приблизило смертельную болезнь...» Но она продолжала бороться. Почти каждый год выходили её книги в СССР и за рубежом – всего 75 сборников! Ряд композиторов написали музыку на её стихи. Она была награждена орденом Октябрьской революции, двумя орденами Трудового Красного Знамени, двумя орденами «Знак Почёта», многими медалями. А за книгу «Зорянка» в 1970 году стала лауреатом Государственной премии.

Умерла она в Москве, в апреле 1980 года. Одно из последних стихотворений – «Лирическое завещание» – начиналось так:

На Урал моё сердце летело.

Пусть Урал его сохранит...

И Урал помнит и хранит. В Челябинске есть улица Татьяничевой, библиотека № 26 носит её имя. На домах, где она жила, в Челябинске, в Магнитогорске и в Екатеринбурге укреплены мемориальные доски. С 2000 года учреждена Всероссийская ежегодная литературная премия имени Л.К. Татьяничевой.

В честь замечательной русской поэтессы названа малая планета № 3517, расположенная между Марсом и Юпитером. Директор Крымской обсерватории, который очень любил поэзию Татьяничевой и дал её имя планете, похоронен на Кунцевском кладбище недалеко от её могилы…

Един Паламарчук

Литература / Литература / Мемориум

Попов Михаил

Теги: литературоведение , Пётр Паламарчук

Писателю-патриоту исполнилось бы 60 лет

Сошлись мы с Петром Паламарчуком во время второй встречи. При первой, в журнале «Литературная учёба», где я работал тогда, он мне совсем не понравился. Преднамеренно растрёпанные патлы, первобытная борода, огромный крест, чёрная «варёнка», изящная столичная развязность. То, что вслед ему рассказали мне: МГИМО, диссертация – «Права России на Арктику», дед – маршал Кошевой, брал в 68-м году Прагу; сам этот патлатый, написал не только принесённую в журнал повесть «Един Державин», но и монументальный четырёхтомник о московских церквях «Сорок сороков», вышедший днями в Париже (на дворе был 198 какой-то год), – заставило меня скривиться – «золотая молодёжь».

Ко времени нашей второй встречи, за винным столом в ЦДЛ, я уже прочитал повесть, она мне очень понравилась, к тому же выяснилось: никакой элитарной заносчивости в связи с маршальскими звёздами деда и парижскими четырёхтомниками в Пете нет. Есть просто чувство собственного достоинства. Он был прост в общении, но как-то умудрялся избегать панибратства с кем хотел его избежать.

Чтобы не растечься мыслью слишком – личность Петра Паламарчука охватить в одном кратком очерке нечего и пытаться, – я ограничусь всего лишь одной, хотя и важной и показательной темой жизни героя. Помимо того что Паламарчук был автором книг, он ещё был их собирателем, он был автором с библиотекой. Надо помнить, что в те годы ходило присловье: «Чукча не читатель, чукча писатель». Чукчей разного рода-племени среди членов Союза писателей хватало.