— Не думаю. Он все время тренировался.
Шарль пожал плечами.
— В протоколе записано, что Фанфарон прежде, чем уйти, говорил со швейцаром.
— А спросили, о чем?
— Ответил, будто ни о чем. Просто так побеседовали.
— Танцовщиц кто-нибудь опрашивал, не знают ли они дружка убитой девушки?
— Еще вчера вечером.
Альбер замолчал. Конечно, спрашивали. Он повернулся к эстраде. Вышли две новые танцовщицы, одна из них совсем приличная. Буасси отвернулся от сцены, ища глазами официанта.
— Зачем сюда таких кляч допускают? — сердито спросил он.
Альбер не ответил. Знал, что тот хочет его подначить. Буасси заказал шампанское. Одну бутылку. Бришо попросил коктейль мартини, Альбер кофе с виски по-ирландски. Они глядели друг на друга и молчали. Буасси начинает развлекаться!
У девушек лишь вокруг бедер была повязана какая-то веревочка, их тугие тела, стройные бедра, маленькие задики, задорные груди странным образом не казались сексуальными, когда они, расставив ноги, наклонялись, выгибались, трясли бедрами. Одна из них поймала взгляд Альбера и улыбнулась. Ее улыбка была не дружелюбной, а скорее насмешливой и пренебрежительной. Другая смотрела на субчиков, сидящих за стойкой бара, и временами кому-то махала рукой. Альбер даже не потрудился посмотреть, кому именно.
Он видел перед собой, словно сидел здесь в тот вечер, Фанфарона у стойки бара. Он звезда, он король среди этих захудалых сутенеров, известный борец, его афишами заполнен город… все ему приятели. Он шутил, беседовал с вышибалой, с которым в тренировочном зале, возможно, и в разговор не вступил бы, но здесь иное дело, здесь при его известности просто подобает поговорить со швейцаром, спросить, как тот поживает, как у него идут дела. В тот вечер ему помахала рукой какая-то девица. Конечно, его же знают…
Официант принес шампанское, с громким хлопком открыл бутылку. Все посмотрели на него и заулыбались, будто он невесть какой классный поступок совершил; снова улыбнулась и танцовщица, теперь дружелюбнее. У нее были короткие светло-каштановые обрамляющие лицо волосы, похожие на подогнутую снизу каску. Альбер не мог больше думать. Они чокнулись. Буасси удовлетворенно вздохнул.
— Это я в тебе люблю, — сказал Шарль Бришо.
— Что ты сказал? — Альбер и не пытался скрыть подозрения в голосе.
— С тобой работа всегда идет по-иному, чем следует.
— Ну… — Лелак не знал, что на это сказать.
— В фильмах жизнь сыщиков — сплошное волнение. В действительности — смертельная скука, не лучше, чем у чиновников. Только утомительнее и опаснее.
— Вот видишь! — вставил Буасси. Бришо махнул рукой.
— Опасность не приключение. Опасность в том, что ты можешь сдохнуть. Приключение… приключение.
Девушки, послав прощальные улыбки, исчезли, вышла новая пара — поразительно красивая девушка восточного типа и здоровенная блондинка.
Буасси смотрел на Бришо с интересом.
— А с Альбером работа — приключение? — спросил он.
— Нет. — Бришо изучал девушку-азиатку. Альбер размышлял над тем, каково с ним работать. — С Лелаком ни приключений, ни скуки. С ним ходишь по барам, ресторанам, беседуешь с разными людьми, путешествуешь, идешь в кино, покупаешь книги, оклеиваешь обоями квартиру…
— И позволяешь себя избивать, — мрачно добавил Буасси. Он все еще не мог простить Альберу, что тот однажды прибыл с опозданием, потому что долго флиртовал по телефону с бразильской пташкой. Из-за этого Буасси целую неделю продержали в больнице — так его избили, — а когда выпустили, бок продолжал болеть еще несколько месяцев.
— Другой сыщик, когда хочет поговорить со свидетелем, вызывает того на допрос, Альбер — сам его где-то отыскивает, — безжалостно продолжал Бришо. — В таких местах, где другой ищет стукачей, Альбер Лелак присаживается, чтобы оглядеться.
Альбер не обращал на него внимания. Он встал, засунул руки в карманы и направился к двери. Гардеробщик вопросительно повернулся к нему. Альбер улыбнулся и пошел дальше. Швейцар стоял, привалясь спиной к двери и уставившись на стойку бара. Он не смотрел на Альбера, но, почувствовав, что тот идет, отодвинулся с дороги.
Альберу не хотелось его раздражать. Он остановился за шаг перед ним. Ждал, чтобы парень медленно поднял на него глаза и смерил взглядом. Он видел, что тот расслабил плечи и едва заметно изменил центр тяжести. Интересно, сколько людей привязывались к нему лишь ради того, чтобы себя испытать?
— Я видел тебя у Ламана на тренировке, не так ли? — спросил Альбер.
— Может быть. — Взгляд все еще недоверчивый, разве чуть подружелюбнее.
— Хороший тренер старик?
— Смотря для чего.
— Один приятель порекомендовал мне у него поразмяться.
— Борьбой занимаешься?
Альбер пожал плечами.
— Когда-то было дело. Думаю, пора снова начать.
— Вместо бега трусцой?
— Наверное.
Оба ухмыльнулись.
— Скажи, не было здесь вчера трех типчиков?
— Здесь их больше было…
— Они очень кого-то искали.
— Ну и что?
— Нашли меня.
Оба мерили друг друга взглядами. Альбер понимал, что швейцар не знает, куда его причислить. Сначала попробовал к тем, кто хочет завязать обычные приятельские отношения, потом к фараонам, затем к крутым парням, но ни на кого из них он не походил.
Появились посетители. Альбер дал им пройти и глянул на свой столик. Приятели смотрели на эстраду, казалось, внимания на него не обращали. На сцене вертели бедрами здоровенная девица и маленькая улыбчивая девушка. Альбер и сейчас попытался поймать ее взгляд. Безуспешно. Посетители прошли в зал, швейцар занял свой сторожевой пост, опершись спиной о дверь.
— Чего ты хочешь? — спросил он. Альбер все еще смотрел на девушку.
— Кого искали эти три типа?
— Не знаю, как его зовут.
— Но знаешь, кто он?
Швейцар заколебался.
— Я фараон, — сказал Альбер. Вышибала смотрел ему в глаза. — Не из той породы, что пристает к людям, не давая им покоя.
— Я думал, ты на самом деле борьбой занимаешься.
— Спасибо. Стараюсь.
— Не знаю, как его зовут, — повторил швейцар, однако теперь чувствовалось, что он не прекратит разговор. — Но физиономия того типа мне знакома. Он по ночам шастает по таким заведениям…
— Как он выглядит?
— Тощий, с усами, немного пониже тебя. Носит пиджаки кричащих расцветок, считает, что он кум королю.
— Знаю я таких типчиков, — проворчал Альбер.
— Конечно знаешь, — сказал швейцар. Оба посмотрели в сторону стойки бара.
— Он дружок какой-нибудь из танцовщиц?
— Ну, это преувеличение. Одна девушка иногда уходила с ним.
Он умолк и принялся чистить пальцем коротко обрезанные ногти.
— Та, что погибла?
— Да. Не знаю, почему она с ним ходила. Славная была девушка.
— Славные девушки иногда ходят с самыми погаными подонками. — Эта житейская мудрость была извлечена Альбером из опыта долгих лет службы. — А ты сказал тем троим, где его можно найти?
— Назвал два-три места, где он обычно бывает. И пару его приятелей.
— А что девушка погибла, сказал?
— Нет. — Он ухмыльнулся. — Об этом они не спрашивали.
— А мне что ты скажешь? — Они пристально глядели друг на друга.
— То же самое, — решительно произнес наконец швейцар.
— Ну? — спросил Шарль, когда он вернулся к столику.
— Ничего особенного, — ответил Лелак. Повернул стул к эстраде и уселся.
— Завербовал? — поинтересовался Буасси.
— Мы думали, ты поступишь помощником к швейцару. Вы так хорошо смотрелись рядом, — заявил Бришо.
— Вас я бы сюда не пропустил! — проворчал Альбер.
«Быть может, Бришо прав, — думал он. — Я завоевал себе репутацию ленивого болвана. Прихожу, ухожу, беседую, опаздываю на службу, прогуливаю совещания, протоколы у меня с пробелами, и все это принимается во внимание. Как и то, что Буасси умеет только водить машину, а Бришо хочет сделать карьеру».
Шампанское кончилось, они уже знали наизусть каждый изгиб тела всех танцовщиц, Бришо сделал официанту знак, что хочет расплатиться. Раньше он вообще предоставлял это делать Альберу, но с тех пор, как Бришо повысили, считает своим долгом иногда расплачиваться по двум-трем счетам. Было заметно, что делает он это неохотно. За плохое шампанское взяли непомерно много, и Шарль долго копался в бумажнике. Альбер откинулся на спинку стула, не выказывая готовности помочь ему. Если бы он пришел один, то еще остался бы здесь. Ему хотелось поговорить с той танцовщицей, с которой Фанфарон обменялся парой слов прежде, чем уйти. Это была очаровательная девушка восточного происхождения, которая (как сказано в протоколе) родилась во Франции девятнадцать лет назад и никакого понятия не имела об интересующем их деле. В тот вечер они подурачились немного, а потом она пошла на сцену. Фанфарон же отправился домой спать. Точнее, умирать.
