— Все в порядке, — заявила Ник, роясь в сумочке. — У меня теперь есть свой ключ от квартиры. Я поднимусь наверх.

— Ах, — вздохнул Джерри-Терри. — Ах, конечно. Разумеется. — Он пригласил ее пройти к лифту. — Может быть, мне поехать с вами?

— В этом нет необходимости, — ответила Ник, теряясь в догадках относительно молчания матери. — Я позвоню вам, если возникнут проблемы.

Она вошла в лифт. Теперь охранник смотрел на Ник так, словно она была вооружена и очень опасна.

«Он знает».

«А может быть, просто озабочен».

— Вы уверены, что не нуждаетесь в моей помощи? — спросил он, когда Ник нажала на кнопку лифта.

— Да, да, — ответила она, позволив дверце закрыться. Она приготовила ключ и нервно барабанила ногтями по стенкам лифта, который быстро поднялся на пятый этаж. Ник с минуту боролась с замком, несколько раз повернув ключ в одну и в другую сторону, пока дверь не отворилась.

Свет был включен, но в квартире царила тишина. Внезапно с кухни послышалось громкое жужжание. Ник вздрогнула и быстро пошла на звук.

В кухне стояла ее мать; нажимая одной рукой на кнопку миксера, она отвернулась от него, уткнув палец другой руки в рецепт лежащей на столе кулинарной книги. Ник радостно смотрела на мать. Она убеждала себя в том, что с матерью все нормально, поскольку застала ее за привычным делом.

Зазвонил внутренний телефон. Должно быть, это Джерри-Терри желал убедиться, что в квартире все в порядке. Но мать Ник не обратила на телефон никакого внимания, равно как и на дочь, застывшую в дверном проеме. Телефон звонил достаточно громко, чтобы его услышали, несмотря на жужжание миксера. Ник вошла в кухню и сняла трубку.

— Привет, мама, — сказала она, прежде чем ответить на телефонный звонок. Мать повернулась и так испугалась, словно увидела привидение.

— Сьюзен! Боже милостивый! Что ты здесь делаешь? О, Боже! С тобой все в порядке? — Она выключила миксер. — Как ты смогла войти сюда, не предупредив? О, Господи. — Мать схватилась за сердце. — Что ты делаешь с телефоном?

— Как зовут охранника, мама? — прошептала Ник, прикрывая трубку рукой.

— Терри. Но он обычно не работает по ночам.

— Все в порядке, Терри. Благодарю вас, — быстро проговорила Ник и повесила трубку.

Мать снова сосредоточилась на кулинарном рецепте.

— Я варю суп, — пояснила она, опуская в миксер старую деревянную ложку и пробуя содержимое на вкус. Ник молча за ней наблюдала.

«Тут что-то не так. Но что именно?»

На столе, рядом с кулинарной книгой, стоял на три четверти опустошенный стакан с красным вином, около него — наполовину пустая бутылка «Бордо». Ник знала, что ее мать не пила уже — дай Бог памяти — четыре или пять лет.

— Мама, — обратилась к ней Ник.

Мать подняла голову и улыбнулась.

— Вино? — спросила Ник.

— Да, это вино, — подтвердила мать, отпивая глоток, затем другой, не отрывая глаз от рецепта. Затем она захлопнула книгу. — Я могла бы приготовить этот суп и во сне, — заявила она с отвращением. — Почему ты мне не позвонила? Ты представляешь, как я встревожена? — Мать Ник пристально посмотрела на дочь, словно пробудившись ото сна. — Что ты здесь делаешь?

— Ты не отвечала на телефонные звонки, — осторожно заметила Ник, — и не включила автоответчик.

— Я никогда не научусь пользоваться этими устройствами…

— Твое последнее послание было очень тревожным…

— Помоги мне порезать петрушку, — прервала ее мать. Она подвинула к Ник пучок петрушки, затем достала деревянную кухонную доску, которую подарила ей дочь много лет назад на Рождество. Ник положила петрушку на доску, и мать передала ей нож. — Не слишком много, — попросила она, когда Ник начала резать.

Мать взяла горшочек с бульоном, стоявший на плите, и налила немного в чашку с делениями. Пока Ник резала петрушку, ее мать включила миксер и медленно начала вливать туда бульон. Несколько минут и мать, и дочь сохраняли молчание. Ник почти обрадовалась возможности помолчать. Все шло как надо. Когда Ник была ребенком, ее мать нередко впадала в депрессию, с ней случались запои и нервные срывы — и тогда она звала Ник на кухню, и они вместе готовили: взвешивали, отмеряли, нарезали, пробовали, помогая друг другу, словно выполняли какое-то важное дело.

— Что ты имела в виду, когда сказала, что я не отвечала на телефонные звонки? — вдруг спросила мать, выключая миксер. — Я, несомненно, сняла бы трубку. Если бы ты позвонила. Ты хоть понимаешь, что я пережила? Нет, ты не понимаешь. — Она осушила стакан с вином, налила еще, с вызовом глядя на Ник. — Да. Пять лет трезвости пошли коту под хвост. Спасибо тебе большое.

— Мама, — проговорила Ник, взяв в руки стакан с вином, — почему бы нам просто не вылить это обратно в бутылку и не…

— Почему бы нам просто не вылить это обратно? — грубо передразнила ее мать. — А почему бы тебе просто не позвонить вовремя?

— Но я звонила…

— Почему бы тебе просто не объяснить, что — ради Христа — происходит? Что? Я вынуждена была отключить телевизор. Все передачи — об ураганах, разрушениях и о тебе. Прости меня, дорогая, я не могу это смотреть. Но Жанна, благослови, Господь, ее доброе сердце, — она звонит и держит меня в курсе дела. Да, я немного помешалась. Помешалась! Я разрываюсь между тобой и твоим отцом. Похоже, никто не знает, где он. Это самый разрушительный ураган за последние тридцать пять лет. Линии связи не восстановлены. Кондоминиум исчез с лица земли. Исчез!

— Я уверена, с ним все в порядке, мама.

— Ты уверена? Уверена? Я рада за тебя. — Она кинула в миксер щепотку соли. — Мне шестьдесят лет, и я никогда не вникала в финансовые вопросы и даже не знаю, как включается этот компьютер, и у меня такое чувство, что твой отец мертв!

— Ах, мама. Нет. Я уверена, что он просто, знаешь ли…

— Прекрати говорить «знаешь ли»! — закричала мать. — Я не знаю! — Она начала злобно передразнивать Ник: — Знаешь ли! Знаешь ли! Боже мой! Кто научил ваше поколение разговаривать подобным образом? Ты обязана этим кому угодно, только не мне.

Мать Ник взяла горсть нарезанной петрушки, бросила ее в миксер и снова его включила, затем достала старинный судок для готового супа. Она выключила миксер и вылила жидкую массу в судок, затем достала скотч и прилепила им к крышке судка этикетку, на которой написала «Овощной суп» и проставила дату. Затем открыла морозильник и поставила судок среди расположенной в идеальном порядке замороженной пищи.

— Я пойду спать, — объявила мать Ник. — Я пьяна, и мне стыдно, но я впала в дремоту и хочу этим воспользоваться. — Она не стала убираться в кухне, что было на нее не похоже, кинула свой передник дочери и вышла.

Ник вымыла стол, сделав его безупречно чистым, прополоскала кастрюли и миксер и положила их в посудомоечную машину. Она почувствовала, что голодна, открыла морозильник и достала из него суп, который только что приготовила ее мать. Сняв крышку, Ник опустила в судок ложку и отпила глоток. Суп оказался холодноватым, но необычайно вкусным. Ник съела четыре или пять ложек, прежде чем вспомнила о Керригане.

Она должна была сообщить ему о синяке Джеффри Уайта. Ник поставила суп на место, вымыла ложку и положила ее в ящик. Она нашла в сумочке визитную карточку Керригана и позвонила ему из кухни. Включился автоответчик, и Ник проговорила после гудка:

— Мистер Керриган? Это Николетта Столлингс. Сейчас около полуночи. Нам надо… поговорить. Я нахожусь не там, где вам сказала. — Тут Ник вспомнила о рыбках. — О, Боже. Послушайте. Не могли бы вы поручить кому-нибудь из ваших людей покормить рыбок в моей квартире? Я оставила корм у охранника Фернандо. Это возможно? Я хочу сказать: ведь это не повредит расследованию. Потому что, понимаете… я не уверена, что они выживут, если их не покормить. Если бы вы смогли позаботиться об этом и… если получите это послание, позвоните мне по номеру 805-3834, чтобы я знала, что с рыбками все в порядке. Иначе я позвоню вам рано утром. Нам нужно поговорить еще кое о чем. — Ник повесила трубку и набрала номер Фрэнки и Джоанны. Трубку подняли после первого гудка.