В 18-м столетии интерес к богато разукрашенным комнатным часам возрос, кажется, еще больше. Наше восхищение вызывают в особенности часы времени рококко с футлярами, покрытыми богатой резьбой из бронзы и черепахи и пандюли времени Людовика XIV из мрамора и бронзы, которые производили особенно спокойное и благородное впечатление. Красивые, строго выделанные футляры эпохи Людовика XIV навсегда останутся образцами эстетической формы больших часов.

Часовые механизмы этих часов были по большей части анкерного хода.

Приведем здесь не лишенное интереса описание некоторых часов, о которых следует упомянуть, как о превосходных произведениях искусства. В 1620 г. в городе Люненбурге жил замечательный часовщик и механик, Андрей Беш. Герцог Фридрих III Шлезвиг-Гольштейнский (1616–1659), покровитель математических и астрономических наук, устроил в своем замке Готторпе кунсткамеру. Для нее он велел изготовить механику Андрею Беш из Люненбурга, под главным наблюдением Готторпского придворного ученого Адама Олеариуса гигантских размеров глобус, который был помещен в «Персидском Придворном Саду» при замке Готторп. Глобус состоял из медного шара, около 3¹/₂ метров в диаметре, на внешней стороне его была изображена карта земли, а на внутренней стороне — небо со всеми в то время известными планетами, изображенными в виде серебряных фигур. На одной оси висел круглый стол, окруженный скамьею, на которой могли сидеть десять человек и наблюдать восход и заход созвездий. Весь механизм приводился в движение водою, и регулярно, как на небе, повторялись при передвижениях, перемены и пути прохода созвездий. Это художественное произведение было в 1714 году во время северной войны увезено Петром Великим из Готторпа в Петербург, где оно было подарено Академии Наук.

В Петровской галерее старого Эрмитажа находятся замечательные часы, сделанные, выдающимся часовщиком Бауэром в Берлине и подаренные в 1718 г. Петру Великому Прусским королем, Фридрихом Вильгельмом I. Часы эти стояли, как сообщает граф Блудов, в спальне императрицы Екатерины II, где она скончалась; и в этом футляре часов она сохраняла проект конституции, который был уничтожен ее сыном императором Павлом в день его вступления на престол в 1796 году. Футляр этих часов вышиной 213 сантиметров и 61 сантиметр шириной чудно вырезан из дерева в стиле рококко и украшен гирляндами из цветов и плодов. На футляре сидит китаянка с зонтиком в руках и смотрит с улыбкой на спящего около нее ребенка. Нижняя часть футляра имеет углубление в середине и украшена маскою, от которой исходят фестоны. В середине двери помещен нарисованный на слоновой кости портрет короля, представленного в полфигуры. Король одет в светло-голубой мундир, правая рука в кружевных манжетах покоится на круглом столе, покрытом письменными принадлежностями, книгами и бумагами. За столом находится пульт для нот и виолончель на фоне шелковой занавески. Портрет имеет в диаметре 10 сантиметров. Имя художника не обозначено.

Чтобы иметь понятие насколько дорого ценятся часы художественной работы на Западе приведем для примера стоячие часы 18-го столетия, изготовленные Г. Фальконэ и находящиеся теперь во владении графа де-Камондо. На Парижской выставке эти часы вызвали громадный интерес. Внешняя часть часов выполнена необычайно художественно. Три соединенные гирляндами цветов, вырезанные из мрамора женские грации стоят перед колонной, которая заканчивается вазой. В вазе помещен часовой механизм, а окружающая вазу лента снабжена цифрами часов; она передвигается под пальцем поднятой руки одной из граций, который, таким образом, служит стрелкой. Минутного исчисления не имеется.

Интересно проследить рост цены на эти часы. Отец нынешнего владельца купил их в 1881 году, при продаже известной коллекции барона Дубле, за 101.000 франков. Барон Дубле, в свою очередь, заплатил за эти часы в 1855 году парижскому знатоку художественных произведений Мангейму 7000 франков, между тем, как сын Мангейма приобрел эти часы у антиквара во Франкфурте на Майне за 1500 фр. На выставке в Париже теперешнему владельцу предлагали за эти часы 1.250.000 франков, от каковой суммы граф де-Камондо, однако, отказался.

Весьма интересны также часы варшавского часовщика и механика Я. М. Гольдфадена, который сделал в течение 1881-87 г. часы из бронзы и меди, представляющие русскую железнодорожную станцию в полном оборудовании. Перед станцией находится клумба с цветами, посреди нее — маленький фонтан, окаймленный кустиками и деревьями. Вокруг этого садика расположены полукругом рельсы, впадающие с обеих сторон в туннель, который находится ниже станционного здания. На полотне дороги видны все обычные постройки: два шлагбаума, сторожевые будки, сигнальные шесты, водокачка и т. д. Все спокойно и неподвижно, перед вами простирается полотно дороги; поезд стоит невидимым в туннеле, и только через сигнальные стекла виден красный свет. Но вот часы пробили двенадцать, и вся картина сразу оживляется. Телеграфисты, сидящие за окнами начинают работать, получив сигнал о прибытии поезда. Шлагбаумы опускаются. Станционный служащий наверху справа на платформе дает первый звонок, раздается свисток, и слева из туннеля выходит поезд. Красный свет сигнальных стекол сменяется зеленым. Локомотив останавливается непосредственно перед водокачкой; станционный сторож открывает кран, и водяная струя течет в котел. За это время начальник станции выходит из двери своего служебного кабинета. Вагонный смазчик бежит вдоль поезда и ударяет молотком по осям колес. Находящиеся в общей зале путешественники поспешно направляются к билетной кассе, станционный служащий дает уже второй звонок. Одним словом, все происходит будто на настоящей железнодорожной станции. Когда раздается третий звонок, телеграф оповещает следующую станцию о выходе поезда. Обер-кондуктор дает свисток, следует ответ с локомотива, и поезд, из окон которого пассажиры кланяются, исчезает в туннеле. В то время, как смазчик, проверявший оси и колеса, удаляется в свою сторожевую будку, шлагбаумы опять поднимаются. Вслед за исчезнувшим с грохотом и шумом поездом, воцаряется опять понемногу прежняя тишина, и из потаенного ящика раздается музыка — веселый марш, звуки которого раздаются вслед удаляющемуся поезду. Под конец начальник станции уходит в свой служебный кабинет, и все принимает свой прежний вид.

Вслед за эпохой времени ампир и Людовика XVI, мы вступаем в 19-ое столетие, а с ним в совершенно новую эпоху часового искусства.

Декоративное искусство, примененное к футлярам столовых и карманных часов, проявляет явные признаки упадка. Живопись на карманных часах становится жесткой и невыразительной, подобно росписи фарфоровых трубок; гравировки и гильошировки исполняются машинами и не представляют уже ничего привлекательного; футлярам больших часов не достает благородства и прелести времен Людовика XVI. Во второй половине 19-го столетия часовое искусство пережило некоторый упадок продолжавшийся несколько десятилетий. С ужасом можно вспоминать о неуклюжих, грубых и безвкусных карманных часах того времени, о стенных часах (регуляторах) с наклеенными украшениями из папье-маше, о столовых часах (пандюлях) из позолоченной цинкованной отливки, о часах в воображаемом стиле ренессанс.

Но в один прекрасный день произошел переворот. В первую очередь в техническом отношении, и притом, не только в той отрасли часового дела, которая занимается выделкой прецизионных (точнейших) часов и базируется преимущественно на ручном труде, но также и в массовой фабрикации в тесном смысле этого слова. Во всех странах, где существовала фабрикация часов, стали основывать школы часовщиков (См. Рис. Ht 10). В них ученик не только выучивался техническим совершенствам своей специальности, как например, работе на токарном станке, выполнению всевозможных работ напильником, но и знакомился также с чрезвычайно трудными проблемами теории часового дела. Ученики, получившие предварительное образование в специальных школах, поступали потом в качестве технических руководителей на большие часовые фабрики и давали всему производству более рациональное и научное направление. (См. описание программы школы).