— Пойдём, Скорцени. Пройдёмся по Крещатику, — предложил помощнику Бенито Муссолини.

— Идёмте, шеф. Но куда?

— Да просто прямо. Посмотри, какую красивую улицу обстоятельства хотят превратить в руины.

— Красивых улиц в мире много. Эта не первая, — напряженно ответил Скорцени. Спросил:

— Шеф, а когда пойдём в метро? Мы с вами, наверное, единственные в городе, кто еще не спрятался.

— Да вот, дослушаем эту монументальную песню, и сразу в метро.

— Да её же гоняют по кругу!

— Скоро круг разорвётся.

— Вы так думаете?

— Убеждён. Ты посмотри на это небо, ты посмотри на эти звёзды… Они светили на этом самом месте ещё в те времена, когда по Киеву бродили динозавры. Ты можешь себе это представить?

— Нет. На асфальте они бы сдохли с голода.

— Ты прав, ты прав… Культура урбанизма движется по трупам в прямом смысле. Когда-то наступит момент, когда заасфальтируют последний клочок земли. Когда-то наступит…

— Тогда придёт Судный день, — сказал Скорцени.

— Да? Ты веришь в такую сказку?

— Шеф, не трогайте мои религиозные чувства.

— Хорошо, Скорцени. Не буду. Но только Судный день, на мой взгляд, уже настал. Но вслух такое не скажет никто. Впрочем, нет. Скажут.

Помолчал. Продолжил:

— Последователи Люцифера к этому и призывают. Поскольку они дуалистического мировоззрения, то, по их мнению, добра в мире настолько много, что от него всё зло и происходит. Нет, ты посмотри, как прекрасен Киев звёздной ночью перед бурей! А! Скорцени! Ты чувствуешь энергетику всех великих людей всегда находящихся здесь вне времени и пространства? Ты чувствуешь? Я — да!!! Мы стоим на площади Независимости и вроде бы нас только двое. Нет, Скорцени. Это не так.

— Не так, шеф. Не так. Идёмте.

Взгляд Муссолини упал на стоявшую вдали, на берегу Днепра, гигантскую статую женщины с мечом и щитом в высоко поднятых руках.

— Смотри, Скорцени. Это русская душа. Но она пока в каменном плену.

Полковник Дубина поднял трубку телефона. — Здравствуйте полковник.

На связи был генерал российской контрразведки.

— Значит так, — резюмировал генерал свои оформленные мысли. — Твой запрос выполнен. Тема по разработке вращающегося фундамента всплывала, но достаточно давно. Проект КА75, 1978 год. Этой работой занималось новосибирское закрытое конструкторское бюро. На момент полного, глубокого, засекречивания проекта, в нём предусматривался комплекс электродвигателей работающих от атомных батарей.

— Атомных? — насторожился Дубина.

— Но батарей, — уточнил собеседник. — Платформа фундамента должна была вращаться при помощи электропривода. Чертежи общих узлов я тебе высылаю на телефон. Мы тут с другом долго размышляли, что это такое, и сначала решили — проект системы комплекса ПРО, предназначенный для скрытого базирования. Но уж больно велик, не спрячешь. Я думаю, — скептично добавил московский информатор, — это чертежи какой-то недоделанной игрушки из прошлого. Типа "Бурана". Если же это платформа для запуска ракет, то для очень больших.

— Ракет? — спросил Дубина. — В Киеве нет ничего подобного в природе. В Днепропетровске этого добра хватает, а здесь нет. Карусели и всякие крутящиеся аттракционы имеются. Но вращающихся платформ мы не обнаружили.

— Теперь ещё пару слов в тему, — сказал собеседник из Москвы. — Ты только не думай, что я шучу. Насчёт каруселей ты, возможно, в чём-то прав. В конце семидесятых и начале восьмидесятых годов генсек СССР Брежнев был одержим идеей отметить с невиданным размахом 40-летие победы в войне 1941–1945 гг. Он постоянно говорил о необходимости показать, кто одержал Победу самой дорогой ценой. Это был разгар холодной войны, европейцев ненавидели не меньше чем американцев. Брежнев собирался выкинуть какой-то финт, вроде "кузькиной матери" Хрущёва, только в полном масштабе.

— Но не взрыв же Киева?

— Мда… Я тоже думаю, что нет. Незадолго перед смертью Генеральный секретарь всех народов России сказал Суслову, своему серому кардиналу, что покажет империалистам, что такое по-русски "готовь сани летом" и что они запомнят это зрелище на века.

— Но не взрыв же Киева?

— Мда… Я тоже думаю, что нет.

— И при чём здесь сани?

— Не знаю. Пословицу он употребил. Старческий маразм, наверное. Ты можешь послушать. Есть аудиозапись разговора Брежнева с Сусловым. Запись сделал охранник генсека майор Молотило. Продал потом эти записи американцам. У них выкупили итальянцы… В общем, пока они дошли до нас, то достались за 200 евро. Я закачал на чип телефона фрагмент. Послушай.

Дубина прижался ухом к телефону. «Даграгой Вглагдимир Андрейч…»

Полковник слушал пару минут.

— Ну, как? — спросил собеседник.

— Насколько я понял, Брежнев говорит Суслову, что американцы упадут в обморок, увидев в день Победы лицо России. Про какую-то Катю болтают. — Дубина кашлянул. — Но только при чём здесь Киев?

— Главные мероприятия должны были проходить в Киеве, а не в Москве. Вот в чём финт. А проект КА75 называли даже в деловой переписке Катя. Возможно, это суперфейерверк. Возможно, всё это пустая болтовня. Ты просил — я узнал. А что к чему — мне ни к чему.

— Хорошо, спасибо. Ничего не понятно, но хоть что-то. Катя! Хм… Ну, Брежнев… Впрочем… — Дубина потёр лоб и пробормотал: — К — Киево, А — академия. Катя — это Киево-Могилянская академия? Чёрт! Как же тут не ошибиться? Спасибо ещё раз, генерал. Буду жить, отблагодарю.

— Пивом.

— Ну конечно.

— Тогда давай — "Пи — и — п", — и телефон отключился.

Бэкфаер, ревя форсажем двигателей и отбрасывая столбы голубого пламени длиной в пятнадцать метров, оторвался от взлётной полосы и под углом в сорок пять градусов, устремился в тёмное, ночное небо.

— Давай, Вася. Удачи! — проговорил командир приводной станции в микрофон.

— К чёртовой бабушке, и её хвостатому сынишке, эту блятскую удачу, — ответил пилот, холодно глядя на приборы и вжимаясь в кресло под пятиикратным G.

— И то верно, — ответили с приводной. — Просить не надо. Особенно её, падлу.

Связь отключилась.

Гигантский самолёт быстро преодолел звуковой барьер, затем удвоил скорость звука.

Пульт управления перед пилотом горел как живое существо, переливаясь тысячью огней светодиодов и индикаторов, живущих своей, фотонной жизнью.

Пилот запросил у штурмана:

— Дай коридорный разброс.

— Семь сотых от нулевой отметки.

— Следи за струйным течением.

Машина поднялась выше десятикилометровой отметки.

Цель приближалась со скоростью ЗМ

В командной рубке авианосца играли в карты. Капитан выигрывал. Старпом проигрывал. Был поздний вечер, Средиземноморье, жара и прохладное пиво.

— Ты слышал? — спросил капитан у старпома. — Милошевич умер не сам.

— Слышал, — пробурчал старпом, следя за картами. Добавил:

— Если бы он не умер, то умерла бы Генеральный прокурор Гааги. Пришлось выбирать.

— Мда. Выбрали. А ну-ка — валетик черви!

— Дама.

— Ещё валетик!

— Ещё дама.

— А ещё валетик!

— А ещё дама.

— Чёрт, как я её пропустил. Бито. — Капитан стал перебирать карты. Старпом тоже.

— Как ты думаешь. Надолго мы здесь? — спросил капитан у старпома.

— Тебе бы лучше знать, — ответил тот.

— Да ничего не знаю. Знаю только одно — русские должны принести нам мирительную грамоту.

— Нам?

— Ну, не нам лично, а в овал доставить.

— Принесут. Не впервой.

— После АПЕК, остались одни русские. Они долго не продержаться.

— Да они и не будут держаться. Русских нет. Нету русских.

— Русские не идут. Русские ползут. Но не на окопы, а за водкой и долларами.

— Да. А у меня дед русский, — сказал капитан.

— Окажи ему гуманитарную помощь.