Так или иначе, Вейцман продолжает борьбу. Описывая реакцию людей на деятельность сионистов, он указывает на то, что мотивы интереса людей к сионизму были различными. Одними двигала встревоженная совесть, другими — искреннее увлечение идеей. Разумеется, могли быть и третьи, и четвертые… Опытный фандрейзер[6] должен все это понимать и умом и сердцем. Вейцман был, несомненно, опытным фандрейзером. Воздавая должное всем, кто помогал, и особенно тепло рассказывая об Эдмоне Ротшильде, он пишет следующее: «Несколько людей его калибра и возможностей могли бы изменить всю историю Палестины и полностью ликвидировать весь ущерб, нанесенный нашему делу евреями-антисионистами и нерешительностью нееврейского мира. Но таких, как он, у нас больше не было.» Честно говоря, читая о деньгах, которыми оперируют сильные мира сего, среди которых есть и евреи, время от времени думаешь нечто подобное.

Определенные трения имелись и среди сионистов. Кто-то не забыл историю с Угандой и не мог простить Вейцману его оппозиции Герцлю, некоторые не разделяли негативного отношения Вейцмана к Германии. Видимо, они не могли правильно оценить глубину немецкого антисемитизма. Некоторые считали позицию Вейцмана слишком проанглийской. Словом, причин для конфликтов тогда хватало, впрочем их хватало и прежде, и позже.

В марте 1916 года, вернувшись из поездки в Палестину, X.Вейцман обнаруживает у себя на столе вызов в Адмиралтейство. Флоту нужен ацетон для производства бездымного пороха — а вы, доктор Вейцман, химик. И ко всем прочим обязанностям добавляется еще одна — он строит опытную установку по производству ацетона. Установка строится в Лондоне, а лекции надо читать и исследования надо вести в Манчестере. Вейцман приспособился ночевать в поезде, по дороге туда и обратно. Но в итоге университет проявил разумность и освободил доктора от части исследовательской работы. Вейцман был принят на правительственную службу и представлен лорду Адмиралтейства Уинстону Черчиллю. Первые слова лорда были «Доктор Вейцман, нам необходимо тридцать тысяч тонн ацетона. Можете вы их сделать?» В своих воспоминаниях доктор пишет, что «чуть было не бросился наутек».

Два года каторжной работы… То одна проблема, то другая. Строительство установок и заводов. Сырье поступает из Америки, но немецкие подлодки топят корабли. Часть производства перенесена в Америку и Канаду. Нагрузка на этой работе становится все больше, и в итоге доктор Вейцман совсем покидает Манчестер и обосновывается в Лондоне. Рождается второй сын. Лорд Бальфур сменяет Черчилля в Адмиралтействе, Ллойд Джордж становится министром боеприпасов. В своих воспоминаниях Вейцман пишет об этом периоде так: «Я был тесно связан с его ведомством, так как моя лаборатория занималась также проблемами, не имевшими прямого отношения к ацетону.

Когда миновал период экспериментальных поисков и строительства опытной установки, я вздохнул свободнее и получил возможность чаще встречаться с британскими государственными деятелями — чаще даже, чем в Манчестере. Постепенно мои интересы вновь переместились в сторону сионистских дел, и с этого момента события стали быстро развиваться в сторону одной из самых значительных вех в истории сионистского движения и, полагаю, в истории еврейского народа в целом — в сторону принятия Бальфурской декларации».

Но до нее еще надо было добраться. Мешали ассимилянты, но еще больше мешало невежество. Разъяснять, разъяснять и разъяснять. Многое из того, что говорил Вейцман, по сей день звучит актуально и поучительно. Вот, например.

«В годы Второй мировой войны единственной частью Средиземноморья, на безоговорочное сотрудничество с которой в борьбе с нацизмом и фашизмом могли рассчитывать союзники, оказалась еврейская Палестина. И было бы ошибкой объяснять это только особым положением евреев, которые не могли рассчитывать ни на какую сделку с гитлеризмом. Справедливо обратное: это гитлеризм не мог рассчитывать на сговор с еврейством, демократичным по самой своей природе. Тип общества, возникший в еврейской Палестине, был отражением национальной, социальной и этической сущности еврейства. В войне за утверждение в мире демократических принципов еврейская Палестина просто не могла играть иной роли, независимо от того, как относились антидемократические силы к еврейскому народу».

Разумеется, на степень демократичности государственного устройства любой страны влияет окружение, ситуация, в которой вынуждена существовать страна. Трудно быть вполне демократической страной, имея общую границу с тоталитарными режимами. В этом смысле Америке сильно повезло с Канадой. А будь ее северным соседом тысячелетний Рейх? Или кто-то, кто мечтал бы сбросить американцев в море? Заметим, что во время Второй мировой войны Америка поселила своих японцев в лагерях, которым было, конечно, далеко до сталинских и гитлеровских, но все же это были лагеря. Так что при оценке израильского демократизма его надо молча множить на два. Или на большее число.

По поводу политики вокруг Бальфурской декларации Вейцман пишет: «Британское правительство не только симпатизирует палестинским устремлениям евреев, но хотело бы видеть эти устремления осуществившимися. Я думаю, что Великобритания готова даже быть инициатором соответствующего предложения на Парижской мирной конференции. Но в то же время она не хочет брать на себя какую-либо ответственность. Иными словами, она предпочла бы оставить дело организации еврейского сообщества как независимой политической единицы целиком в еврейских руках. В то же время преобладает убеждение, что передача Палестины какой-либо другой великой державе является нежелательной.

Эти установки противоречат друг другу. Если Великобритания не хочет, чтобы Палестиной владел кто-нибудь другой, ей придется самой контролировать ее и предотвращать проникновение туда других сил. Подобный курс предполагает, ясное дело, не меньшую ответственность, чем в случае британского протектората над Палестиной, — с той единственной разницей, что контроль значительно менее эффективен, чем протекторат. Поэтому я полагаю, что может быть принят промежуточный курс: страна передается евреям. Вся тяжесть организационной работы ложится на них, но ближайшие 10–15 лет они работают под временным британским протекторатом».

Как же все-таки получилось, что все произошло так, как оно произошло? Вейцман полагает, что большую роль в этом сыграли религиозные взгляды британских политиков, представление о том, что «так должно быть». Что евреи должны вернуться на свою историческую родину. Некоторых из них раздражала позиция ассимилянтов (как бы мы теперь сказали — антисионистов). Разумеется, они не упускали из вида британские интересы на Ближнем Востоке. Но идейная сторона тоже была для них важна.

Человеку вообще свойственно упрощать, а значит — идеализировать хорошее и очернять плохое. И все-таки тогдашние политики выглядят существенно более «духовными», чем современные. В чем тут дело? Одну из версий высказывает сам Вейцман. «В этом отношении те времена тоже решительно отличались от нынешних: с тех пор Гитлер научил мир не обращать слишком серьезного внимания на общественное мнение вообще и еврейское в частности». Может быть, это и так. Заметим, что Гитлер научил этому и Англию — вспомним начало Второй мировой войны и политику «умиротворения». С другой стороны, Британия была тогда «Владычицей морей», и ее политики (да и ее граждане) легче могли думать «о возвышенном». Да и проблема казалась проще, чем это оказалась впоследствии. Наконец, когда мы говорим, что нынешние политики циничнее тогдашних, мы не учитываем того, что в каких-то аспектах нынешних политиков мы знаем с худшей стороны — российская пресса ангажирована и злобна — своих политиков она ругает по заказу, зарубежных — по общей российской ксенофобии.

А Хаим Вейцман тем временем продолжал заниматься наукой, служебными обязанностями и сионизмом. Причем последним — все больше и больше. Наконец, объем его сионистской деятельности (переписка, встречи, визиты, телефонные переговоры) стал таким, что он и его жена перестали с ним справляться. Вейцман скромно пишет о жене — «объем нашей деятельности стал превосходить ее силы». Было снято небольшое бюро на Пиккадилли, постепенно создалась маленькая группа активистов. Началось издание еженедельника «Палестина».