Уже в марте 1916 года палестинский вопрос обсуждался в канцеляриях европейских правительств. Начались контакты между государствами, осторожное дипломатическое прощупывание. Между тем Хаим Вейцман направляет британскому правительству первый меморандум. На этом документе — в силу его важности — мы остановимся подробнее. Вот что пишет Вейцман в своих воспоминаниях: «Он назывался „Общие принципы программы еврейского поселения в Палестине в соответствии с целями сионистского движения“. В первом параграфе речь шла о национальном самоопределении: „Еврейское население Палестины (под которым в этой программе подразумевалось как существовавшее, так и будущее еврейское население) будет официально признано суверенными правительствами в качестве еврейской нации и будет располагать всей полнотой гражданских, национальных и политических прав в этой стране. Суверенные правительства признают желательность и необходимость еврейского Возвращения в Палестину“.
Во втором параграфе формулировался принцип, который в практическом плане был не менее важен, чем принцип самоопределения в плане теоретическом. Нарушить этот принцип — а он был впоследствии нарушен — означало исказить всю программу. Параграф звучал так: „Суверенные правительства предоставят евреям других стран полное и свободное право иммиграции в Палестину. Суверенные правительства предоставят еврейскому населению Палестины все возможности для немедленной натурализации и приобретения земель“.
Со времени принятия Бальфурской декларации вся история наших усилий в Палестине была в определенной степени историей борьбы за реализацию двух этих принципов. Третий параграф говорил о конкретных путях осуществления наших планов — создании Еврейского Агентства для колонизации Палестины и его задачах. Параграфы четвертый и пятый были посвящены развитию местной автономии и признанию и развитию социальных и общественных институтов, уже созданных нами в Палестине.
В содержании этого меморандума можно усмотреть два аспекта. Один — внешний, декларирующий наши цели и требования перед будущим мандатным правительством Палестины. Другой — внутренний, определяющий наши обязанности по отношению к еврейскому народу. В последующие годы мы столкнулись с затруднениями и в том, и в другом плане; и всегда эти два аспекта находились во взаимном переплетении. Приходится признать, что британское правительство Палестины не оправдало наших ожиданий, а еврейский народ, если говорить в целом, оказался не на высоте своих внутренних задач. И до, и после Бальфурской декларации идея национальной самостоятельности палестинского еврейства наталкивалась на яростное сопротивление определенной части еврейского народа — ассимилированных евреев. Снова и снова к нам, сионистам, предъявляли требования отказаться от обоих принципов: принципа суверенности еврейской нации и принципа свободной иммиграции. Первое требование исходило от евреев-ассимиляторов, второе — от различных групп в мандатном правительстве. В обоих случаях нас заверяли, что это послужит к нашему же благу. В обоих случаях эти рассуждения были нелепы. Национальный принцип составляет источник нашей внутренней силы; принцип свободной иммиграции — единственная основа нашего развития. Для меня несомненно, что эти споры будут продолжаться и впредь — до тех пор, пока осуществление наших целей не снимет их с повестки дня».
Этот меморандум был первой попыткой увязать сионизм со всем комплексом существующих проблем. Это был первый почти официальный документ. Почти — потому что направившая его сторона не была субъектом международного права. И в этом смысле те, кому он был направлен, могли положить его в корзину, даже не вынимая из конверта. Однако — не положили. Искусство политики состоит именно в том, чтобы уловить этот момент, определить этого адресата, сделать именно этот шаг. Еврейскому движению СССР в этом смысле пока не веяло — то ли мы мало делали, и шаги еврейских политиков, в отличие от шагов Вейцмана, не были поддержаны строительством коровников и возделыванием дунамов. То ли правители были глухи к доводам, не было у них религиозной мотивации, как у британцев, или просто были другие заботы, или они должны были больше, чем Ллойд Джордж, принимать во внимание антисемитизм масс. Трудно сказать, что было более, а что — менее существенно, но времена и люди меняются, и в вопросе, в котором не повезло вчера, может повезти завтра.
От Вейцмана же и его соратников требовались мудрость и хитрость — евреи оказались в центре пересечения интересов разных стран. Точнее, не евреи, а Палестина, но для сиониста Вейцмана это было одно. «Теперь все наши помыслы» — пишет Х.Вейцман — «сосредоточились уже не на том, чтобы добиться признания сионистских целей, а на том, чтобы найти правильный путь к их осуществлению и не дать свести на нет наши усилия неразумными уступками и компромиссами». Чем ближе к практическому решению, тем более практичными становятся аргументы Вейцмана. По его беседам, письмам, обращениям видно, как все чаще он обращается к политической целесообразности, пытаясь убедить английские власти, что именно это им нужно.
И все эти усилия увенчались успехом. Успехом половинным, потому что Бальфурская декларация могла бы быть и лучше, но все же успехом, потому что ее могло и вовсе не быть. Причем в последние полгода, предшествовавшие принятию Бальфурской декларации, в рядах английского еврейства шла борьба. Казалось бы, странно — ну мне не нужна Палестина, я не сионист, я ассимилянт, но зачем же мне чинить препятствия другим? Пусть он получит свое, а я — свое. Ведь он не отнимает у меня ничего! А если я ассимилянт и пекусь о пользе Англии, то я должен понимать, что сионизм укрепляет позиции Британии на Ближнем Востоке. ан нет же! Амбиции и комплексы (мне Палестина не нужна, так пусть и другой не получит) оказались для многих сильнее. Так или иначе, предполагаемый текст декларации был подготовлен и представлен лордом Ротшильдом Бальфуру 18 июня. Он гласил следующее: «Правительство Его Величества, рассмотрев цели Сионистской организации, выражает свое согласие с принципом признания Палестины Национальным очагом еврейского народа и права еврейского народа строить в Палестине свою национальную жизнь под протекторатом, который должен быть установлен в ходе заключения мира после успешного завершения войны. Правительство Его Величества считает существенным для реализации этого принципа предоставление еврейскому народу в Палестине права внутренней автономии, а также установление свободы иммиграции для евреев и создание Еврейского колонизационного общества для восстановления и экономического развития страны. Условия и формы внутренней автономии и хартия Еврейского колонизационного общества должны быть, по мнению Правительства Его Величества, разработаны и определены в переговорах с представителями Сионистской организации».
Но это был только проект. Однако антисионисты и ассимилянты начали атаковать этот проект в прессе, встречаться с членами правительства и агитировать их «против». Сионисты, однако, тоже не сидели сложа руки и занимались своей пропагандой, своими встречами, своим, как говорят сейчас, лоббированием. В итоге формулировка Бапьфурской декларации выглядела, при ее принятии 2 ноября (почти полгода спустя!) так:
«Правительство Его Величества благосклонно относится к восстановлению Национального очага еврейского народа в Палестине и приложит все усилия к облегчению достижения этой цели. Вполне понятно, что не должно быть предпринять ничего, что может повредить интересам как гражданских, так и религиозных нееврейских общин в Палестине или правам и политическому статусу евреев в какой-либо другой стране».
Как иногда говорят, «история не имеет сослагательного наклонения». И хоть можно сколько угодно фантазировать на тему, что было бы, если бы Бальфурская декларация «прошла» в исходной формулировке, проку от таких фантазий немного, и я думаю, что спроси мы об этом самого Хаима Вейцмана, он бы сказал, что в конечном итоге важны «коровники и дунамы». Но вот что интересно — не является ли демократический способ функционирования государств причиной того, что большинство документов и программ столь бессодержательны? Ведь они отражают сумму противоположных интересов, а сумма противоположных величин равна нулю. Что было бы, если бы все законодательные органы принимали свои решения только «квалифицированным большинством»? Может быть, стало бы меньше бессмысленных бумаг и больше дела? Но это так, к слову пришлось. А Бальфурская декларация открыла-таки новую страницу в истории Палестины.
