Шурша платьем, Лентола выплыла в двери. Как подброшенный пружиной, Филь выпрыгнул из кресла и выбежал на балкон. Каштан в саду достигал перил, а значит, это было логово господина Фе. За прошедший месяц мальчик не раз замечал, как тот наблюдает за ним отсюда.
Переложив учебник в кресло, Филь склонился над картой. На ней имелись небольшие холмы и речка, но моря там не было. Изображённая местность вообще не походила на Хальмстем, и Филь сердито сдвинул белёсые брови: не для того он здесь очутился, чтобы уйти ни с чем!
Карта оказалась увесистая, но он сумел её свернуть и развернуть вторую из рулона, ничего не уронив со стола. Однако это снова оказалось не то. Разочарованный Филь скинул карту на пол и развернул следующую.
На ней он увидел знакомую бухту, от которой уходила на северо-запад дорога. Дорога была на удивление прямая и тянулась далеко за дугу из крошечных треугольников вокруг места, где должен быть Хальмстем. Что означали треугольники, Филь не знал. Дорога шла лесом и заканчивалась на окраине какого-то города. Сообразив, что с такой дорогой другие детали не нужны, мальчик потянулся за очередным листом.
Из коридора послышался топот и девчоночий смех. Филю захотелось немедленно всё бросить и присоединиться к компании, однако он лишь глянул на дверь и продолжил своё занятие. Один путь он отыскал, но ещё требовалось найти запасной.
Наконец он нашёл, что хотел: очередная карта охватывала даже больше, чем он смел надеяться. Обнаружив такое богатство, Филь ахнул, ненароком саданув по чернильнице и опрокинув её.
Душа его нырнула в пятки: за изгаженный чернилами стол его вздуют, но если узнают, что он рылся в картах, не избежать настоящей беды. Отец говорил ему, что с картой обставишь любого, находя обходные пути быстрее всех. Поэтому те, кто знает цену картам, берегут их и не любят, когда чужие запускают в них нос.
Дрожащими руками Филь сложил, как мог, испорченный лист и сунул его себе за пазуху. Затем он собрал остальные, валявшиеся вокруг на полу. Пятно на столе он накрыл одним из них. Он ещё успел вытереть чернила с пальцев о портьеру, когда в коридоре раздались увесистые шаги и на пороге выросла Руфина.
Вторая дочь семьи Фе превышала размерами всех сестёр, здоровье из неё прямо пёрло. Румянец у неё был, будто она мазала щеки свеклой, а коса на груди могла соперничать толщиной с причальными канатами крупных кораблей. И ещё Руфина была добрая. Однажды она спасла Филя от местного задиристого петуха, пнув того так, что тот пересек двор со скоростью камня из пращи.
– Слышь, – сказала Руфина. – Пошли, ты зачем-то понадобился матери.
Филь вдруг осознал, что успел нестерпимо проголодаться.
– А завтрак-то как же? – воскликнул он. – Я не кусал ещё ничего!
По лицу Руфины он догадался, что где-то влепил ошибку. Мальчику стало интересно, в чём он ошибся, и он сразу утратил запал. Однако пока его держат тут взаперти и гоняют по замку, солдаты на кухне сожрут всё съедобное, оставив одно противное мясо марро.
Разгадав его переживания, Руфина вытянула из кармана сарафана красное яблоко. Взяв его, мальчик зашагал по коридору.
– Этим меня не купишь, – сердито пробормотал он через плечо.
Встреча с госпожой Фе была вернейшим способом испортить себе день. Филь подумал о том, как весело рассчитывал провести его, и скорбь его только умножилась. Однако тут он вспомнил что-то более важное, оживился и спросил не оборачиваясь:
– Ээ… Послушай, Руфина, а у тебя найдётся мешок с завязками? – Как сказать «вещевой», он не знал. – Готов поменяться на яблоко!
– Да уж придумаем чего-нибудь, – раздался ответ за его спиной.
Филь просиял: в этом была вся Руфина, она не задавала лишних вопросов. Значит, скоро принесёт что-нибудь, подумал он, и туда можно будет сложить то, что давно ожидало под кроватью: кусок вяленого марро, кухонный нож, гамур (особая смола, которая начинала светиться, если её как следует помять), штаны и рубаха Мервина – убитого сердарами сына госпожи Фе. Туда же следовало положить карту, пока кто-нибудь не заметил, как она выпирает у Филя из-за пазухи.
Вспомнив о похищенном сокровище, мальчик ударился в панику: нельзя ему встречаться сейчас с госпожой! Они были уже у кабинета хозяйки, времени не оставалось. Недолго думая, Филь обернулся и выпалил:
– Ой, Руфина, что это над тобой?
Девушка задрала голову, а Филь дунул в противоположную сторону. Когда он вернулся, совсем не сердитая Руфина спокойно поджидала его там, где он её оставил.
Госпожа Фе в кабинете читала длинный, свешивающийся до пола пергамент.
– Долго же мне пришлось поджидать вас, – недовольно проговорила она, скатывая документ. – Почему задержались?
Она кинула острый взгляд на мальчика. Лицо у неё было надменное и холодное. Не избавься Филь от карты, он сейчас стучал бы зубами от страха.
– Я смотрю, ты взопрел, так старательно учился. Куда он бегал? – спросила она Руфину.
Девушка ответила, показав на яблоко, которое мальчик продолжал сжимать в руке:
– В кухню.
– Я есть хочу! – поддержал её Филь. – Когда мне есть дадут?
– А позаниматься ты успел? – вместо ответа осведомилась у него госпожа Фе. – Перо, как я вижу, ты до сих пор не научился правильно держать.
Зная с шести лет, как держать перо, Филь хотел возразить, но передумал. Спрятав ладони за спину, он уставился в пол, машинально сосчитав в очередной раз, что за такой ковёр можно выменять табун лошадей.
– Отправляйся к Ирению и спроси, всё ли готово, – сказала ему госпожа Фе. – Потом делай, что хочешь. Эша останется с тобой в Хальмстеме, а когда мы вернёмся, я проверю, что ты выучил за эти два дня. Усвоил?
Последний вопрос Филь не понял, но кивнул и поспешил вон. Ещё одно небывалое дело – проверка его знаний госпожой! Закрывая дверь, он услышал:
– Руфина, подожди… Эша сегодня рисовала? Что именно?
Позавтракав хлебом с сыром – единственным, что нашлось в кухне съедобного после прожорливой солдатни, Филь выбежал во двор, где царила суматоха.
3
Ошибка всей жизни Арии Фе заключается в том, что она приняла мальчика за сердара, всеми доступными её характеру способами вымещая на нём свою к ним ненависть…
Императорский Ментор, из рапорта Совету, расследование Кейплигской трагедии
Суматоха была дурная, без видимой причины. Все носились как угорелые, будто рядом разворошили осиное гнездо. Карету ещё не закладывали, она стояла в сарае. Зато солдаты были здесь все как один, толкаясь и мешая друг другу. И, будто их было мало, среди них мелькали чужие в зелёных беретах. Этих Филь раньше не видел.
– Эй, малец, а ну не путайся под ногами! – раздался за его спиной густой бас.
Не успел Филь посторониться, как получил по уху древком копья от проходившего мимо «зеленоберетника». Вжимаясь в стену, мальчик огрызнулся:
– Сам глаза пошире разуй!
Проскользнув мимо конюшни, он нырнул в кузню.
– Можно я у тебя облегчусь? – спросил он Прения, имея в виду, конечно же, «передохнуть».
Кузнец накачивал мехи горна. В кожаном фартуке, голый по пояс, он был чёрен от копоти и угольной пыли. Он глянул на Филя через плечо:
– Зайди вечером, я занят!
Схватив щипцы, он стал вращать ими что-то ослепительно яркое в горне.
– Хозяйка пожелала узнать, готово ли, – напомнил ему Филь. Потирая ушибленное ухо, он раздумывал, стоит ли просить разрешения постучать молотком по горячему металлу. Бывало, что кузнец позволял.
– Скажи, что принесу в полдень, – кратко ответил Прений.
Он явно заканчивал срочную работу. Делать было нечего, Филь поворотил к выходу.
– У-й-й… Забери тебя сатана! – взвыл он, шибанув голень о ларец у косяка. Пока Прений окончательно не заперся у себя в кузнице, этот ящик тут не стоял.