Если предположить, что сбережения мисс Беллемер составляют примерно половину от ее доходов, а ее доля составляла четверть прибыли от каждой операции, то суммарный доход, полученный бандой от деятельности трех пар в течение двух лет, приближается к миллиону долларов».

— Мейер, — сказал я, ознакомившись с документом, — у тебя весьма оригинальный ум. Но ты кое–что забыл. Например, она чуть не назвала имя водителя, но осеклась. Начинается на М — Мак, Марк, Мануэль…

— Да, действительно. Еще она говорила, что между операциями они с Гриффом залегали на дно. Все–таки очень похоже на круизы.

— Интересно, будут ли они искать для Гриффа новую партнершу?

Как видите, это дело уже занимало нас настолько, что мы начинали задавать вопросы. Переговариваясь таким образом, мы с Мейером расположились на палубе его яхты. Она называется «Джон Мейнард Кейнес».

Я решил, что как раз наступило время выкурить ту единственную вечернюю трубочку, которую я себе позволяю. Бережно развернув бумагу, я вытащил свою лучшую трубку. Ее давным–давно прислала мне из Лондона одна благодарная клиентка, дама с безупречным вкусом. К трубке прикреплена маленькая серебряная пластинка с загадочными цифрами. Семь, два, четыре. Двадцать четвертая ночь незабываемого июля… Код, который, я надеюсь, никогда не разгадает сэр Томас, ее супруг. Я отношусь к этой трубке с благоговением и в то же время с предубеждением. Как нормальный представитель среднего класса, я не могу спокойно пользоваться двухсотпятидесятидолларовой трубкой.

До нас доносились звуки музыки и взрывы хохота из ближайшего бара. Мейер сходил вниз и принес холодного пива. Поставив передо мною стакан, он тяжело вздохнул и произнес:

— В конце концов всегда все упирается в деньги.

— Отстань. Я уже решил, как поступить.

— Я сделал эти записи, чтобы систематизировать всю имеющуюся у нас информацию. Может быть, этого достаточно, а может, и нет. Ты лучше меня разбираешься в таких делах и знаешь, как действовать дальше, я — нет. Вопрос в том, следует ли предпринимать эти действия. Разумно ли с нашей стороны, располагая такой информацией, влезать в это дело? Одно дело — броситься в воду спасать утопающую, тогда ты действовал инстинктивно. Но совсем другое — сейчас. Вопрос, в сущности, в том, насколько нас волнует жизнь или смерть окружающих. Скажем, девушку пырнули ножом — это видели тридцать человек, но не вступился никто. Мужчина умирал от сердечного приступа в центре Нью–Йорка — к нему никто не подошел. Хрестоматийные, газетные примеры. Жизни тех мужчин, которые…

— Но кто виноват, — перебил я, — что они позволили заманить себя в ловушку? Знаешь, Мейер, я передумал. Я собирался голосовать против, но теперь подожду. Скажем, до завтрашнего вечера. У меня есть запас зелененьких, достаточный, чтобы не тревожить себя мыслями о работе до Рождества. Но…

— Всегда находится какое–нибудь «но».

— Не ты ли утверждал, что это самое опасное слово?

Он проигнорировал мой вопрос.

— Видишь ли, Трев, даже наша видавшая виды Эва не выдержала этого бизнеса. Более того, она попыталась разрушить его изнутри, что можно рассматривать как проявление суицидного комплекса. Ведь она с детства воспринимала мир как нечто равнодушно–враждебное, и единственным инстинктом ее было стремление выжить любой ценой. Вероятно, вначале она даже гордилась, что нашла в себе силы участвовать в этом дерьме. Она пыталась убедить себя, что это просто такой забавный источник дохода, и все. Но, как выяснилось пару лет спустя, она слишком плохо о себе думала. И вот тут–то, мой мальчик, мы подходим к очень интересному моменту. Женщина в поисках себя. Пытающаяся объяснить себе себя — перед лицом свидетелей. Безусловно, она испытывала чувство вины и…

Я вскочил, отбросив стул в сторону, и тут же треснулся головой о какую–то перекладину. Будь проклят этот «Джон Мейнард»! На приличном судне вроде «Альбатроса» нет никаких перекладин. Мейер умолк на полуслове и удивленно воззрился на меня.

Когда искры перестали сыпаться у меня из глаз, я мрачно сказал:

— Перестань заниматься ерундой! Эта шлюха не заслуживает твоих умственных усилий.

— Помилуй, Тревис, что с тобой происходит?

— Со мной? А что такое?

— Во–первых, сядь.

Я сел, растер макушку и сердито пробурчал:

— Теперь мне надо десять дней лечиться.

— Вот–вот. Последние два дня ты сделался невыносимым: нервный, напряженный, раздражительный. Когда я приехал к тебе, ты был в отличной форме. Что случилось?

— Просто мне надоели эти разговоры о шлюхах.

Нахмурившись, я посмотрел на Мейера, но он уже улыбался во весь рот. На этого мерзавца невозможно было долго сердиться. Он с важным видом кивнул:

— Впрочем, тебя я уже давно вычислил.

— Ну–ка, расскажи, о, мудрейший из мудрых.

— Один археолог, рискуя жизнью, спустился в пещеру и нашел там изящную статуэтку. Будучи экспертом, он очень высоко ее оценил и признал шедевром античного искусства. Каково же было его удивление, когда он перевернул ее и обнаружил надпись: «Сделано в Скрэнтоне, Пенсильвания». То, что казалось бесценным, оказалось дешевой подделкой. Но она была так чертовски хороша, что он еще долго любовался ею и размышлял о том, что было бы, если бы…

— Очень смешно.

— И немного грустно, мой мальчик. Ты слишком серьезно относишься к женщинам. Ты не воспринимаешь их как подарок, посланный Богом для нашей пользы и удовольствия. В этом смысле ты не женолюб. Ты неисправимый романтик. Ты похож на ребенка, который не может отойти от витрины кондитерской, хоть и знает, что все сладости в ней сделаны из папье–маше.

Неужели та история, пять лет назад, ничему тебя не научила? Неужели ты еще не убедился, что если женщина порочна по своей сути, никакая любовь не в силах изменить ее? Ты достаточно умен, чтобы понимать, что она неисправима, и все равно впадаешь в депрессию!

Я выслушал его, не перебивая. Он был прав. Я горько рассмеялся. Мейер удовлетворенно кивнул:

— Вот и хорошо. Наши действия?

— Сидим и ждем. Если она вернется, соглашаемся помочь ей при условии, что она сообщит нам все, что ей известно. Со своей стороны обязуемся найти ей адвоката, способного добиться минимального наказания. Если же она не вернется… Мы выясняем, что случилось, проводим свое расследование и на заключительном этапе позволяем полиции подобрать свои крохи.

— Мы?

— Ты замешан в этом деле не менее меня, Мейер. И потом, я должен использовать твой аналитический ум.

— Неужели он тебе пригодится?

— Да, чтобы уравновесить привычку Мак–Ги бросаться очертя голову в воду. Ну, а если нам удастся ухватить кусочек мяса, мы разделим его пополам.

На следующий день, в пять пополудни, я сидел на скамейке в приемной полицейского участка Бровард–Бич. Минут через десять появился сержант Киббер, костлявый мужчина средних лет, с лицом фермера, одетый в коричневые брюки и голубую рубашку навыпуск. Он сел рядом со мной и поинтересовался моей фамилией, адресом и профессией. Я показал ему водительское удостоверение, выданное во Флориде, где в графе «Род занятий» значится: «Консультант по вопросам спасения имущества на море».

— Кто эта девушка, по вашему мнению, мистер Мак–Ги?

— Это просто предположение. Вчера у меня было назначено свидание в Лодердейле. Ее зовут Мэри Боуэн. Но она не явилась, и я… Черт возьми, сержант, я не привык к такому обращению!

— Вы знаете ее адрес?

— Нет. Дело в том, что до этого мы виделись всего один раз. Но на вечеринке, где мы познакомились, она что–то говорила про Бровард–Бич: то ли у нее здесь друзья, то ли родственники. И когда я услышал по радио описание девушки с похожими приметами, я решил на всякий случай убедиться, что это не Мэри.

— Мы до сих пор не установили ее личности, но нашли машину. Ее бросили на пустыре. Она была угнана около одиннадцати вечера от торгового центра, пока хозяин с женой делали покупки. Олдсмобиль этого года выпуска. Мы склоняемся к тому, что это дело рук подростков. Отпечатки стерты, но сейчас пятилетний мальчишка знает, как это делается.