Офицер вернул Легину невидимое и очень вежливо козырнул.

– Извините, сударь. Просим не обижаться: чрезвычайное положение…

– Я понимаю, – совершенно спокойно ответил Легин, приятно улыбаясь и пряча невидимое во внутренний карман пиджака. – Все в порядке, инспектор.

– Еще раз извините. – Полицейские очень почтительно откозыряли и торопливо ушли в дверь пикета. Пластиковая дверца захлопнулась, полностью слившись со стеной.

Пораженный Лорд вытаращил было глаза и раскрыл было рот, набирая воздух для вопроса, но Легин быстро взял его под локоть и потащил вдоль панелей, тихо говоря:

– Улыбайтесь, дружище, улыбайтесь. Все хорошо, все нормально.

Похоже, он не хуже Лорда знал, где находится бар «Три семерки». Не давая журналисту опомниться, он протащил его по краю зала до первого же поворота, свернул под указатель «Пешеходные транспортеры Западных секторов» и тут же встал на эскалатор, который споро потянул их вниз, в сторону Центрального яруса.

Лорд с трудом удержал равновесие, едва не уронив чемоданчик. За прозрачными стенами трубы эскалатора змеились красные и зеленые трубы и кабели.

– Легин, что это было? – выговорил наконец Лорд.

– Гипноз, – ответил Легин. Справа за стеклом сквозь паутину кабелей и труб замелькал залитый ярким светом простор Центра. – Обыкновенный гипноз.

– А почему я не видел того, что вы ему дали?

– А потому что вас я под контроль не брал.

Ошеломленный журналист закрутил головой.

– Невероятно.

– Да что вы, Йон. Это же детский фокус.

– Нет, невероятно. И что же вы ему показали?

– А я не знаю, – улыбнулся Легин. – Он увидел что-то значительное для себя. А что именно – я не знаю.

– Что, вы и через паспортный контроль так прошли?

– Да, – признался Легин.

– Потрясающе.

– Перестаньте, Йон. Меня этому на первом курсе учили.

Эскалатор вырвался из паутины труб и в сверкающей оболочке заскользил, снижаясь, над Центром – гигантским, не меньше Главного зала ожидания, пространством, где собраны были тысячи магазинов, магазинчиков, универмагов и супермаркетов, виртотеатров, дискотек, концертных и спортивных залов – словом, всего, что только могло служить к увеселению приезжего туриста или же праздного портмена, а главным образом – к опустошению его кошелька.

Бар «Три семерки» находился прямо у выхода с двух разных эскалаторов и, видимо, поэтому всегда был полупуст: богатые бездельники искали места помоднее, а разного рода галактическим бродягам он казался слишком приличным.

Они сели у стеклянной стены, откуда видно было ближайшие кварталы Центра. Прямо напротив них сверкали неоновые переливающиеся огни какого-то варьете.

Подошел хмурый, смурной с утра официант.

– Что господам угодно?

– А чего-нибудь, – с великолепной портменской небрежностью откинулся в кресле Лорд. – С утреца хорошо бы пивка, верно?

Легин согласно кивнул:

– Какое у вас пиво, братец?

– Земной будвайзер, земной гиннес, из земных светлых – хайникен, – хмуро забормотал официант. – Наши: кронос, паритет, паритет светлый, сантори-порт…

– А-ххха, – перебил его Легин, и изумленный Лорд уставился на него: Таук заговорил, как истинный портмен, проводящий всю жизнь между Центром и Субурбией – протяжно и мягко. Никто бы не заподозрил, что Йон еще минуту назад слышал его острое, по-земному твердое произношение. – Принесите-ка нам по паре будвайзера, дружище. И сами выпейте кружечку за наш счет. И, если можно, рыбки там какой-нибудь…

– Будет сделано, – повеселевший официант умчался.

– Ну, вы даете, – восхитился Лорд. – Вы говорите, будто родились в Космопорте.

Легин засмеялся.

– А я и родился в Космопорте, Йон. Забыли?

– Тьфу, забыл, – смутился журналист. – Да-с. На старуху бывает проруха, а на Лорда склероз.

Легин взглянул за стекло. Обычно в это время – было около одиннадцати утра – улицы Центра начинали оживать, заполняясь сотнями туристов. Даже если сделать поправку на будний день, сегодня улицы были необычно пусты.

Еще бы: семьдесят пять процентов из ежедневных полутора миллионов туристов прибывает в Космопорт с планет Конфедерации.

Сейчас же все эти люди были лишены возможности передвигаться – проще сказать, интернированы.

А тем, кто прибывал в столицу с имперских планет, вряд ли так уж хотелось развлекаться в этот день.

В воздухе висело тягостное недоумение.

Столетия сосуществования. Столетия! Миллионы имперских подданных работали в Конфедерации, сотни тысяч учились. Многие едва ли не всю жизнь жили, скажем, в Солнечной системе, не меняя гражданства. Точно так же миллионы конфедератов жили и работали в Космопорте и на планетах Империи.

В последние столетия в Конфедерации практически невозможно было найти систематических проявлений антиимперских настроений. Об Империи можно было сказать почти то же. Разница заключалась в том, что нравы Конфедерации позволяли публиковать в газетах карикатуры и на Президента Галактического совета, и на Пантократора; в Империи если уж кто и шаржировался, то только не Пантократор.

Никому и в голову не приходило призвать к вражде, к разрыву отношений между Сверхдержавами, отношений, освященных именами Пантократора Иеремии Святого и Президента Хуа, заключивших семьсот лет назад после тягостного Смутного столетия основополагающий «Пакт о Принципах».

И вот…

Главное, что все это выросло не на пустом месте, думал Легин. Просто завершились те процессы, которые шли в последние годы, завершились, в общем-то, закономерно.

Семнадцать лет назад неведомая сила собрала в этом мире так называемых Рыцарей – выходцев из нескольких параллельных потоков времени, и в долгой гонке они настигли и низвергли Хозяина, последнего могущественного врага рода человеческого, древнего, как сама человеческая история.

Родной дядя Легина, врач Фродо Таук, был среди этих Рыцарей; правда, он не дошел вместе с остальными до конечной цели – раненный вражеской стрелой, он вынужден был покинуть отряд, который первоначально возглавлял.

Фродо написал книгу об этом: он был не только врачом, но и писателем. Романы его были довольно известны в Империи, а на Новой Голубой, где он жил, его числили просто-таки живым классиком. Но его книга о низвержении Хозяина так и не увидела света: Фродо считал, что ее рано публиковать. Легин читал ее рукопись, хранившуюся даже не в компьютере (Фродо опасался, что из его компьютера какой-нибудь не по делу лихой хакер может выволочь ее в Галанет), а на бумаге в сейфе.

Майкл Джервис – тот из Рыцарей, кто в финальной схватке в Тронном зале Хозяина бросил на вершину Трона древний стеклянный шар, вспыхнувший набранным за тысячелетия концентрированным солнечным светом и извергнувший великого преступника в небытие – впоследствии долго не мог вернуться в свой мир, работал в Галактическом контрольном отделе (организации, созданной специально для борьбы с могущественной агентурой Нечистого) и пятнадцать лет назад принял участие в ликвидации еще одной черной силы – самозванца Тролля Хо, пытавшегося после низвержения Хозяина перехватить инструментальный контроль над некрожизнью в Галактике. Легин читал засекреченный беллетризованный отчет Джервиса о падении Хозяина, кознях Тролля Хо и гибели этого последнего в далеком мире.

Десять лет назад Легин, тогда четырнадцатилетний практикант, сам дрался на Новой Голубой Земле с гоблинами, осиротевшими слугами Врага, был в Цитадели Хозяина и даже видел своими глазами пустую вершину Трона.

И куда бы он не попадал впоследствии, везде он встречал явные или тайные некробиотические силы, осиротевшие без своих ужасных хозяев. На Эрне он проник в логово голодных демонов гаки и разгромил его. На Шилемауре он, как жук по муравейнику, пронесся по гнездовьям красноглазых черных сущностей, вышедших из своих лесов, и научил аборигенов бороться с этим видом некрожизни механическим способом – изгонять, осеняя совпадающим с командой их дезинтеграции знаком Креста. Три года целый отдел Спецслужбы Космофлота под его руководством боролся с разнообразными проявлениями низринутых черных сил, бесцельно, но жестоко вредящими человечеству во многих уголках Галактики.