Легин вошел в рубку, вслед за ним скользнул и встал у закрывшейся двери журналист.

В первый момент никто не заметил их появления. Полетная группа, напряженно согнувшись в креслах, быстро переговаривалась между собой. Семь офицеров: что поделать, старый корабль, построенный в те времена, когда отдавать автоматике слишком много функций управления в очередной раз считалось неприличным…

– На пределе идем, – бормотал чернокожий энергетик, – девяносто семь процентов.

– Шесть-а прошел полностью, – монотонно твердили навигаторы. – Превышение в пределах нормы. Шесть-бэ прошел полностью.

– Расчетный график экстренного гипера выдерживается до девяноста восьми процентов, – вторил им первый штурман, в то время как второй молчал, сосредоточенно следя за красно-желтой объемной бахромой полетного графика на дисплеях.

– Связь, навигаторы, отметьтесь по бакену-восемьсот второму, – нетерпеливо говорил седой краснолицый капитан, массивные руки которого были закованы в такт-сенсоры ручного управления. – Ох, не удержим, едритьевовдушу…

Легина заметили через полминуты. Заметил энергетик и громко сказал:

– Добрый вечер, господин лейтенант. Что вы хотите?

– Почему в рубке посторонние? – рыкнул было капитан, обернулся, смерил Легина с ног до головы тяжелым взглядом и без запинки продолжил: – Здрасьте, лейтенант. Гренадер, я вижу. Поможете? Я, старик, уж лет пятнадцать как на экстренных не ходил.

– Помогу, господин капитан, – шагнул Легин к его креслу. – Лейтенант Таук, сэр.

– Капитан второго ранга Дрост, сэр, – отозвался капитан тем же ворчливым тоном. – А это кто еще там?

– Йонас Лорд, журнал «Экспансия», – отозвался Лорд от дверей.

– А, «Экспансия»… Да сядьте там, не стойте, а то, не ровен час, заблюете мне тут все при гипере, едритьевовдушу…

Капитан и Легин молча, осторожно обменялись перчатками такт-сенсоров. Легин сел в кресло, пробуя пальцами послушность двухсотметровой махины корабля.

Как любой гренадер, он мог управлять любым кораблем в Галактике, даже и в экстренном режиме, хотя это не было главным в его профессии. Капитан ничем не рисковал, отдавая ему управление: тренированный гренадер сделает это лучше, чем он, годами ходящий по одному маршруту на одних и тех же графиках.

– Гренадер, гренадер, – ворчал он, опуская грузное тело в кресло дублера рядом с Легином. – Это очень вовремя. А то б я не удержал, сорвал бы гипер, лязнулись бы мы. Отвык я. Четырнадцать ведь лет на этой посудине каждую неделю. Гипер за Новым Солнцем, гипер за Толиманом, и прилетели… А тут экстренный гипер, да я ж лет пятнадцать как на экстренных не ходил…

– А в чем дело, господин капитан? – осведомился Легин, освоившись наконец с управлением. – Почему экстренный?

– Э-эхх… – махнул капитан рукой, с сомнением глядя на Легина. – Лейтенант… Какая-то каша в Космопорте… Приказ по Звездному флоту: минуя промежуточные станции, на экстренных идти в Космопорт, неустойки флот берет на себя… – Помолчав, старик осторожно добавил: – С вашими, с Конфедерацией какая-то буча.

Легин поднял левую бровь.

– Что?

Капитан долго с сожалением кряхтел, потом проговорил:

– Да вроде Его Величество предъявил Конфедерации ультиматум.

Легин сжал зубы.

– А точнее?

– Не знаю я, лейтенант! Не знаю! – вдруг взмахнул красными руками толстяк. – Ну не знаю! Приказ по флоту: идти в Космопорт на экстренных гиперах. И все. И без объяснений. И точка. – И, без перехода: – Связь, включите, что ли, «нулевку», ну в самом деле, хоть узнать, чего там, едритьевовдушу.

Связист за дальним пультом принялся подключать «нулевку», диапазон, слышимый через гиперпространство по всей Галактике, а Легин тем временем, отслеживая программу, уже негромко командовал:

– Штурман, снимите у себя Т-режим с графиков и вводите мне. Энергия, что у вас?

– Девяносто шесть шестьдесят, – отозвался энергетик, а навигаторы наперебой забормотали:

– Конец восьмой стадии. Курс расчетный. Кривизна траектории расчетная. Ориентиры расчетные. Пеленги есть. Пеленг бакенов есть.

И тут громко, с вечным своим металлом в голосе заговорил в рубке Сергей Смеянцев, диктор радио «Космопорт Галактика». самой мощной радиостанции во Вселенной – голос этот был знаком миллиардам людей в Галактике и уж, во всяком случае, всем, кто в последние пятнадцать лет имел отношение к космическим полетам. Передачи «Космопорта Галактика» можно поймать где угодно, в самых отдаленных уголках Галактики; и если наравне с ними в ближней ее части слышны в «нулевке» и «Земля-Один», и «Планета Земля», и «Радио Галактика», и сотни других станций, то, к примеру, в районе Ядра хорошо принимаются только «Земля-Один» и «Космопорт Галактика», а на противоположном конце Галактики радиобакены «нулевки» доносят до редких поселенцев только сухие голоса дикторов «Космопорта».

– …поддавшись провокационным слухам, – читал Смеянцев, – правящая верхушка Конфедерации человечеств развязала невиданную истерию лжи и обмана в отношении работающих в Конфедерации подданных Галактической Короны. Любой и каждый Наш подданный принужден был проходить официальную унизительную процедуру регистрации, не говоря уж о других ущемлениях прав и свобод Наших подданных.

– Что за бред, – фыркнул было первый штурман, но вся полетная бригада на него тут же грозно закашляла.

– С этой же лавиной клеветнических слухов и измышлений связываем Мы тот факт, – продолжал диктор, – что вся сеть дипломатических представительств правящей верхушки Конфедерации человечеств в последние месяцы оказалась втянута в невиданную доселе в отношениях Нашей империи и этой так называемой исторической прародины человечеств кампанию подзуживания и намеков, направленную на то, чтобы усилить прискорбные центробежные тенденции и ускорить отпадение от Короны нескольких планет, именовать которые здесь было бы излишним и которые давно являются предметом вожделений растленных военно-промышленных, плутократических и иных кругов Конфедерации человечеств.

– Манифест Пантократора, – мрачно пробормотал капитан.

По спине Легина полз холодный пот. Происходило нечто чудовищное, неслыханное. И, увы, весьма укладывающееся в настроения последних лет, когда бывать в Империи стало почти физически невозможно из-за атмосферы безнадежной, душной тревоги, мучившей всех неосознаваемо, но неотступно.

В эфире повисла тягостная тишина, пробиваемая лишь слабо попискивающими маяками.

Легин ощущал себя в нелепом положении. Он, офицер Космофлота Конфедерации, вел сейчас корабль Звездного флота Империи – в те минуты, когда в эфире звучали эти чудовищные слова и уже не было никакого сомнения в том, что будет сказано сейчас.

И тут вдруг старик капитан, красномордый ворчун, хлопнул Легина по плечу, едва не заставив его свести корабль с курса, и проворчал:

– Да ладно, не боись, лейтенант. Мы-то ж люди, все ж понимаем, едритьевовдушу… Ладно?

– Мы ж не гады какие, – проговорил осмелевший первый штурман, и тут диктор грянул опять:

– Исходя из изложенного выше, Мы, Галактический Пантократор, пятьдесят восьмой Суверен Империи Галактика, сюзерен четырнадцати Вассальных Монархий, наследственный и пожизненный Глава двадцати трех Автономных Государств и девятнадцати Автономных Планет в составе Империи, наследственный и пожизненный Президент Автономной конфедерации Телем, король шестнадцати Автономных Королевств – Доминионов Империи, наследственный и пожизненный Глава семи Автономных Планет – Доминионов Империи, соправитель шести кондоминиумов, наследственный архиепископ Священного Камня и глава Церкви Единого Сущего в Империи Галактика, кавалер Ордена Млечного Пути Роберт Двенадцатый Хайнсдорфмюллер, повелели установить с нуля часов первого октября сего года особый режим отношений с Конфедерацией Человечеств, включающий:

– запрет на полеты между Космопортом Галактика и Солнечной Системой;

– арест находящихся в портах Империи судов и кораблей Конфедерации;

– запрет на полеты между планетами – владениями Империи и планетами – владениями Конфедерации;