В это время Лилит и Маргина летели над Берлином, так как им автор статьи был совсем не нужен. Они искали штурмбанфюрера Хаусхоффера или его родственников, разделив Берлин пополам. Возможно, что бывший штурмбанфюрер жил не в Берлине, но попробовать стоило. Почерпнув сведения из телефонных справочников, Лилит и Маргина методично всё проверяли, иногда заходя в квартиры, а то и просто, сканируя голову. Повезло Лилит. Когда она проверяла очередного Хаусхоффера, то оказалось, что данный экземпляр имеет к поискам непосредственное отношение. Бывший штурмбанфюрер Карл Хаусхоффер потерял ноги от колен, которые ему ампутировали, и одиноко жил на инвалидную пенсию. Он сидел в коляске, когда перед ним появилась Лилит. Старый эсесовец даже не вздрогнул, а только спросил: — Кто вы?

— Тень из прошлого, — сказала Лилит и взяла в руки золотую чашу, стоящую на старом комода. Потом соорудила на столе кучку бумажных марок и сказала: — Такой обмен более чем выгодный, — после чего покинула помещение. Маргина, извещённая Лилит, тут же прилетела и долго рассматривала чашу, а потом сказала: — Эта чаша нам ничего не дает, — и сунула её в руки Лилит.

— Отдам её Морти, пусть порадуется, сказала Лилит и спросила: — Ты куда?

— Полечу к своим, — ответила Маргина. Лилит обняла её на прощанье и шепнула на ухо: — Не забывай меня.

Пока Лилит и Маргина прощались, ошеломлённый Хутин наблюдал остатки выпотрошенных чемоданов Тараса и Марико. Перед этим ему пришлось стать свидетелем убийства автора статьи Вольфганга Кляйна, у которого Гаагтунгр добивался адреса бывшего штурмбанфюрера Хаусхоффера. Несчастный писака, естественно, адреса не знал, но разве эти тупицы поймут.

— За тупицу ответишь, — сказал Гаагтунгр и врезал Хутину по морде, после чего спросил: — Тебя подбросить?

— Сам доеду, — сказал Хутин, чтобы быстрее отвязаться от нежеланных гостей. Гаагтунгр и Веельзевул поднялись в небо и улетели, а Хутин, покинув растерзанные чемоданы, отправился на железнодорожный вокзал.

Когда Лилит вернулась в свой номер в гостинице «Астория», Морти была уже там.

— Держи, Мотя, шкатулку для рубина, — сказала Лилит, подавая Морти золотой футляр. Бледное лицо Морти впервые за все годы зарделось и она, с детской непосредственностью, сунула свой рубин в гнездо чаши.

— Входит и выходит, — улыбалась Морти, — замечательно выходит.

«Где-то я это слышала?!» — подумала Лилит, и в голове возник образ осла. «Причём здесь Морти и осёл!» — возмутилась Лилит и решила, что оперативную память, как она слышала, нужно чистить. «Выкину всё, к какой-то матери…» — промелькнула последняя мысль и Лилит заснула в белоснежной постели, а Морти гладила её лицо и шептала, как заклинание: «Моя лучшая подруга… моя любимая подруга…»

Наступили тёмные времена. Серость опустилась на Маскву и, точно паутина, поползла по всей стране, превращая всё вокруг в серое, вялое и безликое ничто. Пятиконечные бесовские звезды на кремлёвских башнях излучали рубиновый свет левой поляризации, ослепляя сознание людей липким кровавым мороком. Из всех углов выползла мерзость, диктуя уголовные правила, превращая людскую массу в трусливую слякоть, поверх которой плавает всякое дерьмо, обретая власть и попирая человеческие законы. Плесень разложения обуяла огромную страну, расползающуюся на куски, которые, как от чумы, убегали от центра завшивленой империи, пытаясь выжить в одиночку. Оставшиеся гнили в загонах, которые им приготовили воровские олигархические группировки, дорвавшиеся до корыта у власти. Заповеди Христовы оставили для слабых, а озверевшие нелюди в красных кафтанах проповедовала только силу.

Вовочка давно перерос своё имя и в определённых кругах именовался не иначе как Веве, успев сколотить из дворовой шпаны надёжную команду мелких шакалов. Бывший майор КГБ, как грибы-мухоморы, штамповал липовые корпорации: «Двадцатый трест», «СПАГ», «Русское видео», общество «Линикс», фирма «Ренессанс», кооператив «Озеро», которые высасывали государственные ресурсы бывшего Ленинграда, а ныне – Санкт-Петербурга. Главное, что усвоил Веве, держать нос по ветру и вовремя избавляться от отягощающих отношений. Прикрываясь руководителем в Ленинграде, он, как «серый кардинал», решал все вопросы, а потом рубил компрометирующие ниточки. Всё у Вовочки было схвачено и везде приплачено, только вот одна точила душу незадача: старый козёл товарищ Цыбульский Илья Лазаревич, да его мерзкие подельники, Гаагтунгр и Веельзевул. Их очередное появление в жизни Вовочки во времена тухлые и подлые не совсем его обрадовали, хотя, они не раз его выручали в делах тёмных, душегубных. Вова никогда не хотел под ними ходить, да приходилось. А не то и придушить могут, твари сатанинские.

Хуже всего, что командует ими товарищ Самаэль, человек утончённый, явно еврейской наружности, который часто и нудно учит Веве, как обходиться с народом. «Нет заслуги в том, чтобы управлять быдлом и великое искусство руководить свободными людьми», — зудил он, поучая Веве, который считал, что ему свободные люди не нужны, а лучше всех превратить в быдляцкое стадо ничего не помнящих манкуртов и делать с ними, что хочешь. Тем более что народ, ему подвластный, тащился оттого, что сам быдло, и тянул в скоты на него не похожих. Веве послал бы Самаэля с его нравоучениями подальше, да знал, что с таким лучше не спорить, потому что видел, как данный товарищ с философским спокойствием делает с головами неугодных. Веве не понимал, зачем они с ним возятся, а если послушать слова Ильи Лазаревича, то выходило, что он – будущий Веве. В это не очень верилось, но некоторое сходство с Цыбульским он должен был признать. Самаэль, называясь Романом Аркадьевичем, легализовал себя и внедрился в окружение пьяного «гаранта», расчищая путь для Веве в Маскве. Бросив своего начальника-демократа, Веве перебирается в столицу, где ресурсов – безбрежный океан, а тёплое место с резервами страны уже готово.

Генерал Рохин сел в машину и кивнул своему водителю: — Юра, домой, на Рублёвку 20.

День выдался тяжёлый. Встреча с шахтёрами подтвердила – власть нужно менять. Пьяный гарант совсем скурвился и продаёт страну направо и налево. Чего стоит сделка с американцами, когда стратегическое атомное сырьё из боеголовок продают за бесценок, а деньги прячут себе в карман. «Семья» – слово появившееся недавно. Если человек принадлежит «семье», то может рассчитывать на долю ворованной государственной собственности. Около двенадцати миллиардов долларов пойдёт в карман «семьи» от российско-американского соглашения, хотя реальная стоимость высокообогащенного урана несравненно выше, так как его, в течение сорока лет, добывали и перерабатывали на советских заводах. Узнав о том, что Рохин копает это дело, сам гарант предупредил его на всю страну: «Мы сметем этих Рохиных!» Сметет, если успеет! То, что Рохин затевал, может изменить Многороссию, несмотря на то, что такое за рубежом называют военный мятеж. Надежные офицеры, свои ребята, есть во многих военных частях. Стоит поднять клич, и Масква за день будет в руках военных. Движение, которое создал и возглавил генерал, называется «Народ и армия едины». Сегодня Рохину передали огромную сумму на его движение, и он думал, где её, на время, схоронить. Он хотел оставить дома тяжёлую сумку и уехать на дачу, но потом решил, что лучше держать деньги при себе, поэтому скомандовал: — Юра, едем в Клоково, на дачу.

Юра поехал прямо, не сворачивая на Рублёвское шоссе, а потом по МКАДу добрался до Киевского шоссе. Дальше дорога шла прямо, и генерал прикорнул, убаюканный мягким ходом машины.

— Подъезжаем, — предупредил Юра, когда они свернули на второстепенную дорогу и Рохин потянулся, ощущая, что за пару десятков минут сна успел отдохнуть. Жена, Тамара Павловна, которая вышла его встречать, растерянно посмотрела на его пустые руки и спросила: