И ему никогда не забыть выражения на ее лице, когда она вопреки всему все же выходила птенца и вчера отпустила его на волю: как она смотрела на его полет! Ему не забыть и собственных ощущений: что-то давно дремавшее в сердце тоже попыталось вырваться на волю. Разменной монетой в их браке была страсть, но никогда — нежность. И вот он испытал именно это чувство. И испугался.

Он боролся со своими переживаниями, возводя баррикады из опыта их совместной жизни. Он не может, не должен впускать ее к себе в душу, куда она врывается в последнее время. Логика подсказывала ему, что Меган притворяется. С другой стороны, когда она думала, что он на нее не смотрит, в ней появлялась такая печаль, которая была гораздо глубже ее обычного недовольства жизнью. Это выражение на ее лице пробирало Дункана насквозь. Он ловил себя на желании заключить ее в объятия и приласкать как потерявшегося ребенка.

И это ее новое влечение к писанине — она часами просиживает за пишущей машинкой — тоже добавляет таинственности ко всему происходящему. Десять лет Меган растрачивала энергию исключительно на пополнение своего гардероба. Где она нашла внутренние силы для попытки начать новую жизнь? Возможно, она делает это для Малкольма?

Дункан сам отказался от этого предположения. Меган — достаточно опытная женщина и должна отлично понимать, что для того чтобы поймать в свои сети Малкольма, ей не нужны дополнительные усилия. Кроме того, она не стала бы часами сидеть взаперти даже ради Всевышнего. Нет, она меняется. Действительно меняется.

Самое страшное, что он хотел ее сейчас как никогда. И лежать каждую ночь с ней в постели, чувствовать ее тепло, ощущать ее запах, более мягкий и свежий, заставляющий его думать, что она ко всему прочему сменила еще и духи, было просто нестерпимо. Поэтому он и вставал рано, и работал допоздна, совершал далекие пешие прогулки и долго стоял по вечерам в холодном душе, пытаясь заглушить, успокоить крик своего тела.

Но это не срабатывало и не могло сработать. По ночам он рвался к ней, мечтал о ней. А днем поощрял ее проводить больше времени с Малкольмом. Мазохизм ли это или желание себя обезопасить?

Разозленный, он перестал замечать красоту утра. Так не может больше продолжаться. Ему нужны совет и понимание, подтверждение того, что он все делает правильно. Он знал, к кому обратиться. Ральф Бресуэйт был больше, чем старым и любимым другом. Он был еще адвокатом и прекрасно умел хранить секреты.

Обнадеженный, Дункан зашел в студию, взял телефон и попросил оператора на телефонном узле соединить его с номером Ральфа в Нью-Йорке. Через пару минут Ральф ответил.

— Ты рано встаешь! — приветливо сказал он. — Я только что зашел в офис. А у вас там, в Санта-Фе, наверное, еще и не рассвело?

— Моя проблема ждать не может.

— Ах, так это не просто приятельский звонок, дружище?

— Боюсь, что нет. — Дункан не стал медлить и сразу раскрыл карты: — Хочу поговорить с тобой насчет развода.

Ральф сразу же понял суть дела:

— Ты обсуждал вопрос с Меган?

— Да, но она даже слышать не хочет о разводе!

— Тогда дело может выйти очень трудным. — В голосе Ральфа зазвучали адвокатские нотки, обычно приберегаемые для клиентов.

— Я знаю. Поэтому и звоню. У меня есть идея, как преодолеть тупик. — Дункан коротко рассказал о своем плане.

Когда он закончил, Ральф спросил:

— Ты уверен, что хорошо понимаешь, что задумал?

— Абсолютно.

— Позволь мне расставить акценты. Ты поощряешь Меган проводить больше времени с Малкольмом Эшфордом для того, чтобы они вступили в половую связь?

Несмотря на утреннюю прохладу, на лбу Дункана выступили капельки пота.

— Я не совсем себе так это представляю.

— Ты планируешь вызвать Эшфорда в качестве соответчика на бракоразводном процессе?

— Я не думаю, что Меган даст мне развод вообще до тех пор, пока ее не будет ожидать другой мужчина. А если она будет уверена, что сразу же вступит в новый брак, то, думаю, сама подаст в суд.

— Прости за банальность, но должен тебя предупредить, что ты играешь с огнем. Честно говоря, я читал романы этого парня и не хотел бы, чтобы он крутился вокруг моей жены.

— Ты не понял. Де-факто мы давно уже не состоим в браке.

Дункан почти ощущал, как в голове Ральфа заворочались колесики и шестеренки.

— Ну что ж, черт побери… Это может сработать… Но если ты настаиваешь на своем плане, ни в коем случае не занимайся с Меган сексом. В судебном языке есть слово «кондонация» — забвение супружеской неверности. На простом английском это означает, что, если вы продолжаете жить половой жизнью, абсолютно не важно, чем она будет заниматься с Малкольмом. Меган может использовать эту статью для затягивания развода на сколь угодно длительный срок.

Дункан ощутил во рту сухость, а по телу пробежал жар. Три недели назад он чуть не переступил черту. Эти мысли вызвали уже привычное напряжение в паху. Сможет ли он действительно отказаться от секса с Меган?

Его тело сказало «нет».

Но Ральф не оставил ему других шансов: он не должен даже прикасаться к ней.

Хилари Делано никогда не чувствовала себя хорошо по утрам. Если бы она была предоставлена самой себе, то не вставала бы раньше десяти. Но Малкольм в свое время настоял на раннем подъеме в дни, когда он работает над книгой. И сейчас она сидела в обеденном зале в одиночестве, испытывая ощущение, что выглядит ужасно: во вчерашнем вечернем платье, с плохо наложенной косметикой, поскольку пудра и румяна случайно перемешались в ее сумочке. И к тому же она нуждалась в уверенности, что Малкольм хотя бы физически присутствует около нее. Мысленно он витал где-то далеко целыми неделями.

Она понимала, что в их взаимоотношениях произошел перелом. Они об этом не говорили, но ощущение было таким же натуральным, как стул, на котором она сидит. «Но почему?» — задавала она себе вопрос. Она делала все, чтобы удержать Малкольма. Что или кто их разъединяет?

Она невидяще смотрела перед собой, не замечая привычной красоты обеденного зала. Лучи солнца проникали через большие окна и играли на хрустальных подвесках люстры. Стол и стулья являлись шедеврами стиля «чиппендейл». Массивные бронзовые канделябры украшали буфет красного дерева; обои абрикосового цвета и изумрудные драпировки повторяли цвета ковра, лежащего на полу. Дополнял интерьер камин во французском стиле.

Они покупали мебель вместе. Это были золотые дни! Они скакали с континента на континент, наслаждаясь бесконечными вариациями сексуальных оргий. Это не должно так закончиться. Она этого не допустит. Хилари не любила Малкольма, но привыкла к нему и к той жизни, которую он для нее создал.

Его появление прервало ее грустные размышления.

— Извини, дорогая, что заставил тебя ждать. Я сказал на кухне, чтобы нам подали яйца по-бенедиктински.

Он сел напротив нее, открыл газету и спрятался за ней, как будто, заказав ее любимое блюдо, полностью выполнил обязанности хозяина. Вскоре столовую наполнил запах поджаренного канадского бекона и соуса по-голландски: слуга Малкольма внес поднос с завтраком. Хилари не прикоснулась к еде: беспокойство лишило ее аппетита. Отставив тарелку с яичницей в сторону, она вставила сигарету в мундштук из слоновой кости.

— Я смотрю, ты следишь за фигурой, — сказал Малкольм, откладывая наконец газету в сторону.

— Если не я, то кто же, — ответила она, не скрывая раздражения.

— Вы закончили, мисс Делано? — спросил слуга Рауль из-за ее плеча. Хотя во время любовных игр они бывали близки, в его тоне не было ни следа интимности.

— Можешь убрать мою тарелку, — бесстрастно ответила она.

— Ты можешь идти, Рауль, — сказал Малкольм. — Я позвоню, когда мы закончим завтрак.

Когда шаги Рауля затихли вдали, он полностью сосредоточился на еде, пережевывая яичницу с видимым удовольствием.

— Ого, у тебя действительно сегодня хороший аппетит, — сказала Хилари кисло.

На его щеках играл румянец, а в глазах прыгали чертики, чего она за ним не замечала уже долгое время. Но Хилари могла бы поклясться, что не она причина этих изменений.