— Я не в себе? Лева, что они с тобой сделали? Уж лучше бы ты по помойкам шатался, чем так-то…

— Уходите, — взмолился Таракан. — Уходите поскорее.

— Пойдем вместе, Лева. От этих господ тебе добра не будет, помяни мое слово.

Ее призыв упал в пустоту. Пен-Муму ловко, как он один умел, точно призрак, переместился к ней за спину, а здоровенный милиционер загородил ее спереди от остального мира. Вампир сжал ее растрепанную седую голову ладонями и резко крутнул. Послышался отвратительный хруст, и серые, отчаянные глаза убитой словно спрыгнули Леве на грудь. Закачавшись, она тяжелой грудой осела на асфальт, милиционер бережно поддержал ее за плечи. На экзекуцию ушло всего лишь несколько секунд.

Лева вернулся в «Кадиллак» и сел за руль. Включил движок. Подождал, пока сзади усядется Пен. Галочка сочувственно произнесла:

— Не переживай, Генечка, с кем не бывает. Дорожное происшествие, — и как-то чудно заквохтала.

Уже у себя в кабинете Зенкович наконец вспомнил, кто такая эта женщина с тележкой. Воспоминание просияло в больном мозгу, как светлый луч в тумане. Дарья Степановна, хозяйка коммерческого магазина. Она принимала у него бутылки по завышенной стоимости, подкармливала, и у них, кажется, завязывалась нежная дружба. Теперь ее нет на свете… Он попробовал продвинуться в воспоминаниях дальше, но наткнулся, как обычно, на непроницаемую стену.

От горьких мыслей отвлекла Галочка, впорхнула в кабинет, без спросу уселась на колени.

— Ах, милый, так все жжет внутри… Ты замечал, как смерть возбуждает? Давай по-быстренькому, а?

— Прекрати, бесстыдница. Ночи тебе мало.

— Ночью ты был какой-то вялый.

Зенкович попытался спихнуть ее с колен.

— Хватит, Гала! Ну, пожалуйста. Кто в приемной?

— Ах ты, наш труженик… ну кто там может быть?.. Кому назначено, те и сидят.

Не слезая с колен, показала расписанный листок из блокнота.

— Шестнадцать человек, — ужаснулся Лева.

— Не пугайся. Я всем говорю — пять минут.

— Что же, никого нет из значительных персон?

— Как нет?.. Вот корреспондент из «Свободы», солидный мужчина, по-моему, педик… Вот Фенечка Заика, из тамбовской группировки, чего-то хочет предложить… Да, вот еще из фирмы «Русский транзит», некто Поливанова. Фирма крепкая, я проверяла. С ней мальчик.

— Какой мальчик?

— Тебе лучше знать, — промурлыкала Галочка, прикусывая ему ухо. — Озорник!

— Остальные кто?

— Обычная шушера… Двое фирмачей, чиновник из правительства, прокурор из Кандыбина… Ходоки… Для понта вписала Лельку Лепехину.

— Кто такая?

— Ну ты даешь! Блядь знаменитая, с экрана не слезает. Отпадное шоу: «Кому хочу, тому и дам». Мы же с тобой смотрели. Любовница спикера. Правда, она сама намекает, я-то не верю. Уж больно страшна.

— Чего ей надо?

— Ну вопросик, Генечка! Чего от тебя надо распутной бабе? Наверное, денег попросит.

Хохочущую, ему все же удалось пересадить ее на стул.

— Они что, все уже здесь? Весь список?

Страх перед встречами с незнакомыми людьми у Зенковича не проходил, как он с ним не боролся. В любом безобидном просителе он предполагал злодея, и не очень удивился бы, если бы тот достал пушку и выстрелил ему в лоб. Видимо, побочное действие психотропных снадобий. Без Галочки он вообще бы пропал, она всегда улавливала момент, когда надо прийти на помощь.

— На каждого по пять минут, — весело повторила она.

— Ладно, заводи, — вздохнул Лева.

Посетителей он принимал по раз и навсегда заведенной схеме. Внимательно выслушивал, отвечал неопределенно, раза два обязательно хохмил, сверяясь с бумажкой (тема для шуток допускалась всего одна — нетрадиционный секс), потом, дождавшись от Галочки знака, подписывал или не подписывал прошение. Отказывать почти не приходилось: клиентов пускали в кабинет после тщательного предварительного отсева. Ничего мудреного. По сути, еще не получив министерский портфель, он работал как заправский член правительства: изображал значительную фигуру, но неукоснительно выполнял указания незримой силы, стоящей за спиной.

Нынешний прием с самого начала пошел несуразно. Корреспондент из «Свободы» почему-то оказался датчанином, по-русски не понимал ни бельмеса, а переводчицу никто не удосужился пригласить. Запасов Галочкиного английского хватило лишь на то, чтобы обменяться радостными приветствиями. Впрочем, дюжий датчанин, обвешанный аппаратурой, как пулеметными лентами, кажется, остался доволен. Он не говорил не только по-русски, но и по-английски, зато предложенный стакан «рашен водка» осушил одним махом и на Галочкины бесконечные «ай лав ю, мистер!» благосклонно кивал головой. Галочка вручила ему распечатку интервью, которое накануне вышло в газете «Вашингтон-пост», и вдвоем с Левой они кое-как втолковали журналисту, что аудиенция уже закончена. Зенкович, выталкивая датчанина из кабинета, уныло бормотал: «Если что понадобится, приходите в любое время»

Едва избавились от журналиста, явились двое фирмачей-резвунов, похожих на братьев-чечеточников из старого советского фильма, который недавно Лева смотрел по видаку. Эти, разумеется, пришли не с пустыми руками. Один поставил на стол резную шкатулку, второй отомкнул ее серебряным ключиком и с поклоном передал Зенковичу тугую пачку акций Газпрома, перевязанную шелковой лентой. В один голос братья объяснили:

— Самые надежные бумаги на сегодняшний день, Игнат Семенович. Не сомневайтесь. Здесь ровно на сто кусков. Будет мало, еще принесем.

Галочка вмешалась с обиженной миной:

— Что-то вы путаете, ребята. Надежными они были два года назад. Газпром уходит к Чубчику, с него копейки не срубишь.

Между нею и фирмачами завязался профессиональный спор, в котором Лева не участвовал. Он развязал шелковую ленту и добросовестно пересчитал акции. Шести штук не хватало. Огорченный, спросил грубовато:

— Чего надо, мужики? Говорите быстро. В приемной видели, сколько народу?

Старший брат, помрачнев, ответил:

— Реструктуризация, мать ее… Кредитов нет, счета блокированы. Долги платить нечем. Запад нервничает, Игнат Семенович. Центробанк давит, мать его… Хотят все бабки в общую копилку сгрести, как при коммуняках. На вас одна надежда, господин Зенкович. Ваш светлый ум, прогрессивные взгляды… Без коммерческих банков россиянину хана, мать их всех…

Лева Таракан ничего не понял, но Галочка приложила наманикюренный пальчик к губам: подписывай, милый!

Зенкович послушно подмахнул три каких-то документа на гербовой бумаге там, где стояли закорючки.

Следом за банкирами прибыл Фенечка Заика, тамбовский авторитет, — грузный, лет пятидесяти мужчина интеллигентного вида, в очках и при галстуке, с кожаным, небольшим чемоданчиком. Чемоданчик он без всяких комментариев передал Галочке.

Леву обнял без предупреждения, похлопал по спине. Впечатление было такое, что сейчас прослезится.

— Извини, не сдержался, Игнат… Все наши тебе кланяются низко. С восхищением следим за твоими успехами. Когда пост дадут?

Зенкович смутился.

— Пока неизвестно. Может, вообще не дадут.

— Дадут, куда денутся, — сурово уверил гость. — Иначе братва не поймет.

Лева налил ему водки, но авторитет брезгливо поморщился.

— Не пью, Игнат Семенович, и тебе не советую. Не то сейчас время, чтобы водку лакать. Трезвая голова — вот наше оружие против супостата. Все остальное у нас есть.

— Чем могу служить в таком случае?

Фенечка Заика покосился на Галочку, получил в ответ жизнерадостную, многообещающую улыбку.

— Ее не стесняйтесь, — успокоил Зенкович. — Она в курсе всех дел.

— Баба, — усомнился гость, — От них утечки бывают.

— От нее не бывает.

Галочка сказала:

— Что за манеры, сэр? Какая я вам баба, если я еще девушка.

— Ништяк, — пахан осклабился в нехорошей ухмылке. — Если девушка, тогда конечно… Я к тебе, Игнат, не от себя лично пришел. Имен называть не буду, но многие обеспокоены. Что-то неладное творится.

— А что такое?