А потом наши глаза не успели передавать в мозг то удовольствие, которое получает человек от вида самого прекрасного, обворожительного и завораживающего действа. Которое называется: танец Садалинии.

Все сидели, затаив дыхание. И забыв про всё на свете. Не говоря уже о пище и напитках. Даже обслуживающий персонал замер возле стен, словно окаменев и не напоминая ничем о своём присутствии. Люди забыли о своих удачах и неурядицах, праздниках и скорби, рождении и смерти, а скорей всего и о самом своём существовании. Полностью покорившись той силе, страсти и умению управлять прекрасным телом, которые обрушивались в зал со сценического возвышения. Танец не просто потрясал, он совершенно лишал чувства времени, пространства и окружающей среды. Вводя зрителей в экстаз наркотического дурмана. Заволакивая сознание и лишая памяти о днях прошедших, делах ушедших и лицах нас, в любви нашедших.

Десять минут продолжалось всеобщее онемение. Но и оно сменилось лишь громким вздохом восторга, когда первая Садалиния провалилась вниз, а на смену ей так же эффектно взлетела другая. И под чуть изменившийся ритм начала свой танец. Только одежда у неё была ярко-оранжевого цвета. В отличие от бардово-красной — у первой танцовщицы.

Через десять минут её сменила Садалиния в фиолетовых одеждах. Затем перед зрителями замелькали желтые цвета, и напоследок — светло-зелёные. Последняя фигурка извивалась в самом быстром и невообразимом ритме. Доведя зрителей почти до экстаза. Поэтому когда музыка неожиданно смолкала, а подиум оказался пуст, несколько минут слышалось лишь шумное дыхание особо разнервничавшихся от такого представления зрителей. А потом знаменитый ресторан разразился неслыханными здесь ранее овациями. Я не отставал от остальных: кричал, свистел, хлопал ладонями и топал ногами. Но голос возле моего уха всё-таки расслышал:

— Желаете продолжить их совместное выступление?

— Нет, нет! Отдых просто необходим…!

— Но Садалинии не хотят отдыхать.

— Отдых нужен нам! А не им! — пояснил я, усаживаясь на стул и хватая бокал. — За пятьдесят минут у меня горло пересохло из-за открытого рта! Если я не сделаю хоть глоток этого вашего чудесного коньяка, то свалюсь без сознания. Двадцать минут — перерыв!

— Как пожелаете, Ваша Светлость!

По-моему не только я один ощущал вселенскую жажду. Все окружающие с потерянным видом тянулись за своими бокалами и фужерами. Постепенно приходя в себя и взахлёб делясь идущими наружу впечатлениями от полученного удовольствия. Мой товарищ радостно выкрикивал не для всех понятную фразу:

— Готов работать и на пенсии!

А его суженая с горечью восклицала:

— Почему в этот клан не берут учениц?! Я тоже так хочу танцевать!

Я же, довольно искренне их перекрикивал:

— Готов работать у Садалиний простым барабанщиком! Пусть меня научат! У кого есть влиятельные знакомые в этом затворническом клане?!

Долго на мои призывы никто не откликался, пока знакомое светило журналистики, со звонким именем-прозвищем Фонарь, на которое он только и откликался, не крикнул:

— Наверняка владельцы "Фаворита" имеют в клане Дух Тела очень большое влияние! Попробуйте, барон, через них напроситься в ученики барабанщиков. Если конечно отбросите затею добиться руки принцессы. Потому как барабанщиков они готовят с трёхлетнего возраста и не менее пятнадцати лет. И только тогда опытного музыканта могут взять на подобное выступление.

— Шутите?! — не поверил я.

— Нисколько! Писал в своё время серию очерков из их среды обитания. Тогда это приравняли к сенсации.

— Да, да! Кажется, припоминаю… Вам пришлось притвориться инвалидом?

— Увы! Ибо только тогда они согласились приютить любопытного и хитрого корреспондента, которого шеф просто третировал постоянными командировками в эти глухие и неприступные горные ущелья.

— Трудно пришлось? — посочувствовал я.

— Со временем остались лишь одни приятные воспоминания! — хохотнул журналист. — Да и теперь я законно считаюсь экспертом в вопросах жизни клана Дух Тела. И никто из моих коллег не осмелится подать свои рассуждения читателю, без ссылок на знаменитый Фонарь.

— Я тоже верю каждому вашему слову! — не преминул заверить я гордого и счастливого журналиста. — Но вы хоть узнали своих старых знакомых?

— Сомневаюсь…, — Фонарь с сожалением обернулся на пустующий подиум и ожесточённо почесал висок. — Есть у меня одно…, наваждение. Но они ведь всегда в масках! А по фигурам их отличить почти невозможно!

Прислушивающаяся к нашему разговору Амалия не выдержала:

— Так они у себя в клане тоже масок не снимают?

— Ещё как снимают! — снова расплылся журналист в радостной улыбке.

— И какие у них лица? — пригнулся в нашу сторону и граф Шалонер.

— Говорят они слишком простенькие? — пояснила его вопрос Амалия.

— Да нет, вполне приличные и симпатичные! — Фонарь пробежался глазами по залу. — Конечно, они не сравнятся с вашей, виконтесса красотой! И с красотой других признанных красавиц, но я был от них без ума.

— Так ведь у них матриархат! — напомнил я — Наверняка вам пришлось там жить в роли раба?

— О! Это было самое сладкое рабство в моей жизни! — по закатившимся на лоб глазам, никто не усомнился в последнем восклицании журналиста.

— Двадцать минут истекло! — прошелестело возле моего уха.

— Может, ты скажешь пару слов? — спросил я у Цой Тана.

— А что, — оживился он. — Скажу с удовольствием!

Хоть фигура у графа Шалонера не отличалась моей массивностью и заметностью, но когда он встал, волна тишины вновь окатила всё помещения ресторана.

— Спасибо всем, кто пришёл на наш с Амалией праздник. Спасибо тем таинственным героям, которые вырвали меня сегодня из рук предателей. И самое главное: спасибо прекрасным богиням танца, за доставленный нам всем восторг. Сейчас мы опять увидим их выступление, на этот раз — совместное!

И уже садясь на стул, буркнул довольно тихо. Ни к кому особо не обращаясь, и как бы в шутку:

— И моим кредиторам спасибо!

Чем вызвал оживлённый смех не только за нашим "столиком", но и в близко расположенной части общего зала. В тот же момент вновь разнёсся звук целого сонма ударных инструментов и все пять Садалиний взвились вверх в изумительном сальто. Танец продолжался двадцать минут. И всё это время сердца всех присутствующих бились в одном ритме с телами танцовщиц. Если бы они замерли на подиуме после завершения выступления на пять минут, зрители тоже бы задохнулись. Но Садалинии сошлись напоследок в единую устремленную вверх пирамиду. Держа своими правыми руками самую высокую свою напарницу за кончик пальцев одной ноги. А вторую она подняла строго вверх, почти слившись всем телом в прямую линию.

Несколько мгновений пирамида поражала свое недвижимостью, затем раздалась вакханалия стука барабанов, и всё стихло. Тут же завершающее построение плавно рассыпалась. Женщины встали в один ряд и просто поклонились во все стороны.

И вновь неистовый шум восторга оглушил всех тех, кто его и создал. Вот только Садалинии приняли его как должное. Откланявшись, они спрыгнули с подиума в зал, и пошли к нашей компании. Уж они то тоже прекрасно знали, кто заказал их выступление. И весьма неприкрыто выражали стремление пообщаться с нами поближе. Не прошло и минуты, как каждая из них выбрала для себя объект для приставаний и бесцеремонно уселись к мужчинам на колени. Попутно отбирая у них бокалы с напитками и удовлетворяя свою жажду.

Сидящий почти напротив меня журналист, эксперт по клану, попал под раздачу самым первым. Садалиния в темно-бардовом одеянии уселась к нему на колени так, словно это был самый обычный стул. Но, отпив из бокала глоток шампанского, повернулась к нему в пол-оборота, обняла за шею и стала разглаживать вьющиеся мужские кучери. Фонарь от таких действий замер, челюсть его отвисла, а глаза почти закрылись. То ли от удовольствия, то ли от страха. И мне больше показалось, что от страха.

Пока я раздумывал над этой странностью, ярко-зелёная вуаль пронеслась рядом со мной, затем моё плечо изящная женская ручка по-хозяйски развернула в сторону, и через мгновение на моих коленях сидела почти воздушная женщина в плотно прилегающей маске. Но голос через неё проходил превосходно: