Тем временем, пытка продолжалась. Ткачук явно ловил кайф, прижимая тлеющий косяк к ягодицам Саши, слушая его завывания, видя его слезы и тщетные телодвижения.

   Происходящее раззадорило Игоря Королёва.

   - Глеб, подержи пистолет. Я тоже хочу поразвлечься, - сказал он приятелю. Ткачук поменялся с ним местами, встав у изголовья кровати и держа оружие у виска Саши. А Игорь взял сигарету, перевернул Сашу на спину и, схватив его подбородок, презрительно сказал, глядя в полные ужаса глаза затравленного парня:

   - Ты хотел... трахнуть Алку... - говорил он заплетающимся от алкоголя языком. - Мою Алку! Твой вонючий член встал на нее, - Королев почти выплевывал каждое слово. - Я сделаю так... что ты больше никогда не посмеешь ее хотеть.

   Королев выпустил Сашин подбородок, шатаясь от алкоголя и травки, подошел к середине кровати и, надавив коленом на ноги Суркова, чтобы тот не смог увернуться, прижег окурком его гениталии. Саша потерял сознание от боли.

   Сурков очнулся, когда Королев бил его по щекам и приговаривал:

   - Вставай. Поднимайся. Рабочий народ.

   Кляп мучители убрали. Увидев, что жертва открыла глаза, три студента стащили ее с кровати, выпроводили из спальни и повели на первый этаж. Ткачук и Шавалов держали юношу под руки, а Королев шел сзади.

   Саша постоянно спотыкался. Он не мог идти: его ступни были обожжены. Но сопротивляться бесполезно: мучители держали его мертвой хваткой. Он спускался по ступеням в чем мать родила.

   - Дайте мне одеться, парни, - как можно миролюбивей сказал Саша. Голос его осип от криков, и теперь он мог только шептать.

   - У нас для тебя сюрпрайз, - расхохотался за его спиной Королев.

   И тут Сурков понял: куда его тащат. Его, голого, хотят показать всем сокурсникам. Сделать его позор достоянием общественности. Над ним все будут потешаться. Всегда. Всю жизнь. Путь в институт ему заказан. Весь университет будет знать о его позоре, о его стыде. Слухи расползутся моментально. Над ним сможет издеваться любой хлюпик, любой новичок института - любой.

   Саша сопротивлялся из последних сил, но трое придурков под всеобщий смех и улюлюканье втолкнули его в гостиную к пьяным сокурсникам и сокурсницам.

   Сурков, как сквозь пелену, чувствовал пульсирующую боль в ногах, тычки и толчки студентов. Некоторые кидали в него едой, а он лишь прикрывал причинное место и шел, подгоняемый тремя ублюдками и ненавистью однокурсников. Кто-то подставил ему подножку, и Саша упал, вызвав очередной взрыв хохота. Он поднял глаза, ища обидчика, и увидел Аллу. Это она помогла ему так низко пасть: и в переносном смысле, и в прямом. Девушка одарила его надменной улыбкой и отвернулась. Ткачук и Шавалов вытолкнули Сашу из коттеджа и захлопнули дверь. Испугавшись, что он на улице совсем голый, юноша начал барабанить в дверь, крича: "Впустите меня, пожалуйста!" Но увидев, как сокурсники столпились у окон, наслаждаясь его унижением, осознал всю тщетность своих попыток. Те студенты, что были послабее, радовались, что не они оказались на его месте. И поддерживали тех, кому никогда не грозила такая участь.

   Юноша спустился с крыльца и двинулся через поле с высокой травой, спотыкаясь и падая. Когда он не смог больше выносить боль в обожженных ступнях, когда не смог больше идти, юноша пополз, опираясь на колени и ладони. Все, что угодно, лишь быть подальше от этого проклятого коттеджа.

   В ушах Саши звенел смех сокурсников, перед глазами мелькала надменная улыбка Аллы, в памяти всплыли унижения в спальне: как Королев прижег ему гениталии, как Ткачук затолкал ему трусы в рот, пистолет у виска. Суркову казалось, что против него весь мир, вся Вселенная. Его презирают - все. Его ненавидят - все. В этой тьме нет просвета, нет надежды. Раз весь мир против него, раз весь мир насмехается над ним, есть только один выход - умереть, уйти из этого мира. Покончить со всем раз и навсегда. Но как? У него нет веревки, чтобы повеситься. Нет ножа, чтобы вспороть себе живот.

   Саша полз уже с полчаса, но ему казалось, будто прошла вечность. Ужасы сегодняшнего дня не отпускали его. В голове появился какой-то гул и в то же время непонятная легкость, смешанная с радостью. Саша начал терять рассудок.   

   По Введенскому кладбищу днем среди могил, крестов и памятников разгуливал странный незнакомец. На вид ему можно дать лет сорок, темные волосы и проницательный хитроватый взгляд. В тридцатиградусную жару мужчина был одет в черный плащ и черную широкополую шляпу. Незнакомца не смущал ни его собственный вид, ни палящее солнце.

   Вдруг карман плаща завибрировал. Мужчина достал мобильный телефон, поднес к уху и услышал знакомый голос.

   - Буэр?

   - Да, господин, - ответил человек в черном.

   - Твоя цель - в деревне Шемякино Московской области, в двух километрах от дома номер три. Агенты смерти попытаются вмешаться, и тебе лучше закончить все до того, как они что-либо поймут и предпримут. Ясно?

   - Да, господин. Будет исполнено.

   - Отбой, - сказал "господин" и отсоединился. Это был командир второго легиона адской армии могущественный Агалиарепт. Совсем недавно он попал в Москву и поселился в обычной московской квартире на Студенческой улице в доме 31 в квартире 31. Облик, который командир выбрал на время пребывания на земле, считался весьма привлекательным в мире людей. А что особенно приятно, его новая внешность интересовала женщин, позволяя провести в их обществе несколько приятных часов.

   Агалиарепт - впрочем, на земле у него было другое имя - вспомнил, что ему пора: сейчас он должен находиться совсем в ином месте.

   Буэр в считанные секунды нашел цель: дуб, под которым лежал голый мальчишка со свежими ожогами от сигарет на теле. Пацану на вид лет восемнадцать, на лице застыла полуулыбка, а в глазах отражается безумие: нет, не давнее, оно только-только начало захватывать его разум. До рассудка еще можно достучаться.

   - Здравствуй, Саша! - поприветствовал его Буэр, снимая шляпу и картинно кланяясь. - Знаю: ты хочешь свести счеты с жизнью. У меня даже есть то, что позволит тебе осуществить задуманное, - у Буэра в руке чудесным образом появилась крепкая веревка с петлей на конце. Саша привстал и протянул руки к ней. - Нет, погоди. У меня на твой счет иные планы, - Буэр пристально посмотрел юноше в глаза и втолкнул ему в голову нужную мысль. Осталось лишь озвучить ее. - Убей своих мучителей. А после - можешь убить себя: я дозволяю. Если что-то пойдет не так - убей себя сразу же. Понял?

   Юноша медленно кивнул. Он был словно под гипнозом. В руке Буэра вместо веревки появились сначала Сашины футболка и джинсы. Когда парень оделся, мужчина в широкополой шляпе отдал ему пистолет - тот самый, которым Саше угрожали - и запасные патроны.

   Сурков приближался к коттеджу, где его сокурсники отмечали окончание учебного года и летней практики. До встречи с незнакомцем он погибал от душевной боли и отвращения к самому себе. Хотел взобраться на дуб и сброситься с его верхушки, разбиться. Но странно одетый мужчина все изменил. Теперь Саша не испытывал страданий, не чувствовал ни душевных мук, ни физической боли. В нем крепла уверенность в том, что в жизни ты либо хищник, либо жертва. Сейчас он - хищник. Он должен отомстить. Эта мысль не вызывала в нем ни радости, ни тем более злорадства. Так надо, и все. Юноша никогда раньше не стрелял, но был уверен, что у него получится, никогда не убивал, но надо же когда-то начинать. Сурков был абсолютно спокоен. Ему приказали убить - он убьет. Их всех.

   Мускулы Саши переполняли сила и энергия. Он чувствовал, что сейчас способен свернуть горы, противостоять неприятельской армии - ему все ни по чем.