Едва переступив порог, я понял, что Скайсмит схлопотал от Капитана, а Дадли от Скайсмита. И поскольку призвали меня, также было очевидно, что некоему Уильяму Уиллису достанется сейчас по полной программе.
Дадли глянул на меня свирепо, как он привык глядеть за долгие годы на новичков, во взгляде же Скайсмита странно перемешивались уныние и рьяность.
Удивляюсь я этому Скайсмиту. И все-то суетится понапрасну и вечно невпопад. Не разберу, что в нем углядел Капитан. Не то чтобы плохой человек, просто недотепа, слишком быстро выдвинувшийся.
С лучезарным видом я поздоровался. Подмигнул Дадли, тот поперхнулся, обтерся и кинул на меня еще более свирепый взгляд.
— Надо состряпать историю, — рявкнул он. — Знаешь, как это делается?
— Ну-у, — протянул я. — История? Для репортера странноватенько, а?
— Ладно, черт тебя дери, давай без этих твоих хохмочек и...
— Минутку. — Я поднял руку. — Один момент, мистер Дадли. Я бы хотел напомнить кое-что из официального соглашения между «Стар» и профсоюзом журналистов касательно употребления начальствующим персоналом оскорбительных выражений в адрес...
— Да иди ты со своим соглашением! — Он повернулся к Скайсмиту, указав на меня пальцем. — Дон, вы должны что-то с ним сделать. Слова нельзя сказать, чтобы он не... — Он опять поперхнулся, и я, пользуясь моментом, продолжил:
— Нечего чертыхаться просто из-за того, что вам нужно выпустить пар. И увольнять можно только за дело. И вообще, я председатель профсоюзной организации «Стар».
— Ну ладно, Билл, — сказал Скайсмит, — все мы знакомы с этим соглашением, так что давай-ка пока оставим это. И ты. Мак, тоже оставь Билла в покое. Черт возьми, — он поскреб подбородок, — это же газета, а не детский сад. Честное слово, я иной раз не знаю, что с вами делать! Вам бы только задираться да подкалывать друг дружку. Кончайте с этим, поняли? Ей-богу, я...
— Виноват, — произнес я и в тот момент действительно его пожалел, так он неважно выглядел. Смотреть больно. — Что за история, Дон?
— Ладно, — встрял сердито Мак, — мы с Биллом просто шутим.
— Ну хорошо, — продолжал Скайсмит, — это то убийство с изнасилованием в Кентон-Хиллз вчера днем. Ты, может, видел нашу заметку?
Я покачал головой:
— Не припоминаю... постойте, это вы про тех подростков? Один, который...
— Я говорю об убийстве, — подчеркнул Скайсмит, — убийстве и изнасиловании.
— Но, — начал я. — Может, я тупой, — погоди, погоди, Мак! — может, я тупой, но что это за материал? Девчонке четырнадцать, мальчишке пятнадцать. Не можем же мы печатать всякие гадости о...
— Факты, — произнес Скайсмит, — факты — вот что мы можем печатать.
Я почувствовал, как мои брови поползли вверх.
— И куда мы эти факты присобачим? И заодно выбросим вон остатки нашей этики? Я мог бы еще понять, если б они взяли того маньяка, что уделал девчонку, но ехать только затем, чтобы поглядеть на подростка, который всего лишь... — Я осекся и через минуту заключил: — Да вы что, смеетесь? Ну, не собираетесь же вы заподозрить мальчишку в убийстве...
— А что в этом такого? — Скайсмит не смотрел на меня. — Парень здесь замешан, так? Был на месте преступления? Был. И не может доказать, что не находился там во время убийства. Он говорит, что отправился на поле для гольфа, но не дошел туда. Он уже за четверть мили увидел, что игроков там немного и чертова прорва таких, как он, так что...
— Знаю я все это. И прокурор знает и не считает основанием для обвинения.
Скайсмит прихлопнул рукой по столу.
— Да, черт побери, я и не говорю, что малый виновен. Но как можно в чем-то разобраться, не имея всех фактов? Билл, мы ничегошеньки о нем не знаем. Каково его окружение, репутация, что достоверно, о чем толкуют соседи, одноклассники, учителя и так далее. Мы пока основываемся лишь на его собственных показаниях да на мнении прокурора, а ты знаешь этого болвана. Я думаю, он все еще подвешивает чулок в ожидании рождественских подарков.
— Не думаю. Он мне всегда казался приличным человеком. По крайней мере, как должностное лицо.
— Я вот что думаю, — вмешался Мак Дадли. — Мы все это как следует раскрутим — соберем все факты, как говорит Дон, и вывалим перед прокурором. И мальчишка расколется. Я уверен, он признается, что убил девочку, чтобы заставить ее молчать.
— Совершенно согласен, — подтвердил я. — Просто уверен в этом, Мак. Я бы даже дальше пошел. Рискну сказать, что, если «Стар» раскрутит тебя и натравит прокурора, ты признаешься в этом преступлении сам. Кстати, так просто, из любопытства, ты где был вчера около полудня?
— Билл, ради Бога... — выдохнул Скайсмит.
— Так ты отказываешься? — прорычал Мак. — Подтверди, что ты отказываешься!
— Нет ли чего-нибудь взамен? — спросил я. — Чего-нибудь почище, может, полы помыть. Опыта у меня маловато, зато силенка имеется, так что быстро научусь.
— Он отказывается, — констатировал Мак. — В соответствии с параграфом 6, статья Б, отказ работника редакции от...
— Заткнись! — взмолился Скайсмит. — Заткнитесь, вы, черт вас дери! Послушай, Билл, дело это совершенно законное. Может, и идет вразрез с обычной газетной практикой, но здесь нет ничего, ну, так скажем, особо страшного. Нам нужны только факты, без искажений и мыслей по поводу. От прокурора мы просим лишь тщательного расследования. Разве это неразумно? Что здесь такого?
Я пожал плечами:
— Я знаю ровно столько, сколько и вы.
Он снова потер лоб, полуприкрыв глаза. Потом приоткрыл их и придвинулся ко мне.
— Вот в чем дело, — начал он спокойно, но что-то в его голосе предательски дрогнуло. — Ты хороший репортер, и мне хочется, чтобы этим занялся ты. Но, учти, это будет сделано, даже если ты откажешься. У нас есть и другие хорошие репортеры, которые не станут вставлять нам палки в колеса. Они заняты работой, а не профсоюзными глупостями. Ну как?
— Я подам на вас заявление в профсоюзную лигу с жалобой на нападки в связи с общественной деятельностью. Но, полагаю, вы скажете, что я вру.
— Правильно. Я тебе поручаю дело, как наиболее подходящему работнику. Ты хороший репортер, Билл, и мне не хочется тебя терять. Твоя профсоюзная деятельность тут ни при чем.
