Из стран нашей выборки можно выделить те, где традиция политической конкуренции существовала уже тогда, когда консерватизм возникал как политическое течение, и не прерывалась до сегодняшнего дня (США и Великобритания), либо постепенно развивалась без существенных перерывов (Франция). В трех других странах развитие конкуренции носило сложный характер: Германия, Италия и Испания пережили разной длительности периоды правого тоталитаризма, и в каждой из его моделей можно найти существенные элементы консервативной идеологии. Важно отметить, что во всех трех случаях именно консерваторы стали ведущей (или одной из ведущих, как в Испании) политических сил, которые воссоздавали политическую систему после падения авторитаризма, уделив особое внимание вопросу гарантий от повторения авторитарного опыта.

Сохранение традиции. Казалось бы, эта характеристика и ценность консерватизма должна была открывать список ценностей, поскольку именно она отражает сущность и дает название и философии, и психологии «консервации». Однако представляется более правильным завершить ею данный перечень. Дело в том, что, при кажущейся определенности и ясности, традиция – понятие относительное. Традиции постоянно обновляются и открываются заново (Hobsbawn, Ranger, 1983; Democracy in a Russian Mirror, 2015). В консервативной традиции есть немало общих, наднациональных черт, связанных с христианской (особенно католической) религией и процессами исторического развития, однако традиция формируется не только ими, но и спецификой исторического и культурного развития страны, а потому носит национальный характер. Во-вторых, традиция всегда исторически конкретна, и консерватизм защищает сумму имеющихся на каждый момент ценностей и достижений, в первую очередь – интересов имущих классов. Наконец, в-третьих, в сохранении традиции всегда есть две составляющих – охранительная и развивающая; как отмечает в нашем исследовании авторитетный российский эксперт, традиция – это не просто держаться двумя руками за старое, это предусматривает и движение с целью сохранить некую суть.

Любые политики, стоящие у власти или борющиеся за власть, не могут не строить или реализовывать политического курса, ведущего страну в будущее. Отличие консервативного образа будущего в том, что консерватизм, во-первых, чаще других идейных течений ищет обоснования этого курса в прошлом и стремится сохранить то из прошлого, что считает важным; во-вторых, более сдержан и скептичен в отношении новаций; в-третьих, он более «национален», его основа – не универсалистский политический проект, как у либералов или социалистов, а морально-этические нормы и традиции, уникальные для его страны, тогда как все остальные факторы учитываются прагматически, с точки зрения их пригодности для национальной модели развития.

В таком положении – одновременно сила и слабость консерватизма как политического течения. Сила – в наличии ядра политической поддержки в лице сегментов общества, настроенных на стабильность и сохранение традиций, в гарантиях от слишком резких сдвигов при реформах, нацеленность на сохранение социального мира, порядка и стабильности. Слабости же – в риске запаздывания реформ, порожденного присущей консерватизму охранительной тенденцией, а также в подрыве собственной социальной базы в случае ошибок или слишком быстрого темпа реформ, затрудняющего адаптацию населения к их последствиям.

Политическая позиция консерваторов зависит от структуры общественно-политических размежеваний, существующих в социальной и культурной структуре общества; трансляция этих размежеваний в партийно-политическое пространство определяет партийную систему и повестку дня политики страны.

Консерватизм как политическое течение возникал как реакция на последствия Великой французской революции и дополнялся размежеванием между централизующим, стандартизующим и мобилизующим государством-нацией и исторически укрепившимися привилегиями церкви; в конфессионально многосоставных обществах оно усложнялось противостоянием католиков и протестантов. Именно с этого момента можно говорить о появлении консерваторов и либералов. Лишь позже, в ходе индустриальной революции, к нему стали добавляться конфликты между земельными собственниками и промышленными предпринимателями и социально-экономические размежевания (Crozier et al., 1975, p. 45; Shugart, Carey, 1992, p. 4).

В эту эпоху, согласно Р. Далю, «[политическая] конкуренция предшествовала инклюзивности»[3]: становление «цивилизованной» конкуренции в политике стало возможным лишь потому, что противоречия между основными соперниками не имели антагонистического характера, а достижение компромисса между ними было сравнительно легким (Dahl, 1971, p. 203). В XVIII–XIX вв. круг имевших право голоса был ограничен имущими классами («богатыми и из хороших семей», по выражению А. Гамильтона), противоречия внутри которых менее остры по сравнению с их общим противостоянием с неимущими низами.

В такой системе политических координат консерваторы (в первую очередь крупная земельная аристократия) пытались противостоять угрозе своему положению, которую несли социально-экономические изменения, тогда как либералы выступали за свободу рынка, индивидуальные свободы, в том числе светский характер государства.

С распространением активного избирательного права на менее имущие слои населения главным становится уже социально-экономическое размежевание по оси «левые – правые». Прочие размежевания (на почве этничности, религии, места проживания) лишь дополняли эту картину. Соответственно, и ведущие политические силы позиционировались относительно этой шкалы. Характер воздействия этого противостояния на партийные системы не оставался неизменным. После революции в России угроза распространения коммунистической идеологии положила начало синтезу либералов и консерваторов и постепенному подключению социал-демократии к «системным» политическим силам. После Второй мировой войны стремление не допустить повторения трагического опыта тоталитаризма и «холодная война» побудили «системные» политические силы, особенно консерваторов, к переосмыслению основ экономической и социальной политики, что более подробно описано в следующем разделе.

Экономическое развитие в 60–80 гг. XX в. оказало огромное воздействие не только на экономику и социальную сферу, но и на структуру общественных размежеваний. Американский политолог Л. Пай сравнил этот процесс с «великой трансформацией» конца XIX – начала XX в., описанной Карлом Поланьи (Polanyi, 1944). Он указывал на резкое ускорение объемов мировой торговли в этот период (в среднем 13 % в год по сравнению с 3 % в предыдущие десятилетия) и еще более впечатляющий – в среднем на 28 % в год – рост международных банковских транзакций. Эти процессы глобализации сопровождались качественными сдвигами в технологиях, средствах коммуникации, развитием образования (Pye, 1990, p. 5–7).

Ускорение экономического роста и порожденное противостоянием с коммунизмом стремление к сглаживанию социальных противоречий привело к строительству в западноевропейских странах (в меньшей степени – в США) «государства всеобщего благоденствия» – разветвленной системы социальной помощи и государственной поддержки сфер образования и здравоохранения. Эти функции ранее выполняли различные общественные силы, включая церковные общины и массовые политические партии (в том числе консервативные клиентелистские партии).

Этот сдвиг переопределил и социальную функцию семьи (вырастить или хотя бы прокормить и воспитать ребенка стало возможным и в неполной семье), и столь важное для консерватизма понятие солидарности: она стала в значительной степени строиться государством.

Ключевой причиной изменения в политических настроениях общества стал порожденный этими явлениями рост материального благосостояния, образования, урбанизации. На первый план в политической повестке дня стала выходить проблематика, привлекавшая новые, более образованные и благополучные слои общества, по сути – принципиальным образом расширившийся средний класс. Эта проблематика – более «просвещенная, либеральная и нацеленная на перемены» (Crozier et al., 1975, p. 109–110, 158), в ней более важное место занимают постматериалистические темы. Новая тематика повестки дня политической жизни включает: