И причина развития – отнюдь не стремление к наживе. Ложность марксистской иллюзии (укоренившейся в нашей стране в особенности) доказывается легко тем, что и на Востоке всегда было много стяжателей, но страны остались нищими, несмотря на баснословные состояния отдельных людей. Так же развеялись и остальные иллюзии, объявлявшие, будто источником богатства являются природные ресурсы, эксплуатация рабочих, колонии.
Источник развития один – инновация, связанная с личным риском. А рисковать всегда легче в одиночку. Общество избавилось от унизительной бедности всего лишь потому, что стало поощрять личную инициативу.
О том же свидетельствует один из главных теоретиков свободного рынка и открытого общества Фридрих Хайек. На рынке, утверждает он, мы обмениваемся не товарами, а новыми знаниями. Товар есть предложение новой формы, в которой воплотилась мысль изобретателя (вот о чем писал еще в начале века Вернадский, который. конечно, не мог стать теоретиком рынка, но суть уловил верно). Отсюда принципиальная непредсказуемость развития, пагубность и вред централизации и планирования.
Формула либеральной демократии и ее цель – не выборность управления, а обеспечение прав человека. Задача смещается с обеспечения воли народа к обеспечению прав каждого в отдельности, а не всех скопом. То есть либеральная демократия превращается в аристократию. Но не для избранных. Каждая личность становится исключением, ее непохожесть и есть аристократический ценз.
Короче говоря, подозрительная еще для многих либеральная демократия означает самоуправление, где государство есть не выборное начальство, не власть, источник престижа и богатства, как в нашей стране, а наемная администрация для профессиональной защиты прав личности. Такое государство нет смысла захватывать, в нем никто не рвется к власти. Это «вертикальное» государство, вроде нашего, враждебно людям, и потому любой милиционер – лишний.
Самоуправляемые страны и населены самыми просвещенными и наиболее обеспеченными жителями. Развитие осуществляется в интересах личности, все остальное – средство, в том числе и экономика, и общественное устройство. Следовательно, восхождение личности, формирование личности – более мощный, космического размаха закон, который проявляется в этом развитии. Его следствия нам представить очень трудно.
Но для нас самое важное, что выясняется только сейчас, – развитие осуществляется выборочно, сугубо индивидуально. Строго по одному люди переходят от культуры вины к культуре радости. Перейти или остаться есть предмет свободного человеческого выбора. Выбор – наша божественная привилегия.
Очень ограничен и непрочен порядок под влиянием принуждения, стыда перед членами прихода, села, бригады, если человек будет поступать нравственно только под этим давлением. Ограничивает его и чувство вины. И только свободный выбор усиливает безгранично.
В душе каждого есть священный алтарь – основная ценность. Он не обязательно формулирует ее словами. Мировоззрение выражается в поступках, а не в словах. Иногда это – братство товарищей по оружию, такое теплое и верное чувство общности.
У других ценностью является семья: любовь, дружба, участие. У следующих – народ со своим славным прошлым, преданиями, вековой мудростью.
В нашей стране в силу исторических особенностей на месте алтаря у большинства стоит еще более неопределенное понятие – государство, которое служит главным скрепляющим цементом сознания. Из него извлекаются все главные мифы, с помощью которых управляют людьми, – об особой судьбе страны, о внешней опасности и укреплении госбезопасности, о кознях врагов. Мифы живучи, как вирусы.
С культурой вины в алтаре оказалось то, чему там и быть надлежит, – понятие Бога. Как правило, принадлежащие к этой неизмеримо более развитой культуре люди – верующие, высоконравственные, более надежные и дисциплинированные, чем любые солдаты армии стыда. И все же чувство вины, некоторая раздвоенность души показывает, что понятие Бога для этой культуры есть нечто внешнее, находящееся за пределами самого человека.
Лев Толстой выстраивал иерархию ценностей следующим образом. Человек проходит три стадии познания Бога: сначала сосредоточивается на себе, потом понимает, что есть и другие, равные ему, то есть человечество, надо любить его, и наконец, он обретает гигантское безличное начало сущего. Итак, от эгоизма, от любви к себе – к альтруизму, к любовному общению с другими людьми и далее – к слиянию с безличным и безграничным Богом.
Переход от культуры вины к культуре радости происходит, когда надперсональный Бог становится персональным. Когда он извне перемещается внутрь не в результате логических рассуждений, а в ходе обретения своего дела. Опыт показывает, что самые сосредоточенные на себе самоактуализирующиеся люди ничего общего с эгоизмом не имеют. Они открыты и доброжелательны, из них получаются наиболее щедрые благотворители.
Выясняется также, что жить для других, ради будущего, исходя из ценностей прошлого, – вот самые коварные лозунги жестоких обманщиков всех времен и народов. Ничего кроме разочарований, душевных болезней и миллионов смертей эти лозунги не дали. Русский философ Николай Федоров недаром ригористски заметил, что в прошлом нет умерших, есть только убитые. И речь у него шла не только о войнах. Но и в мирной жизни действуют слабо изученные, но неумолимые законы тихого вытеснения с последующей неизбежной ликвидацией. Матери, живущие в угоду своим детям, дочери, чьи судьбы исковерканы деспотами-отцами. Еще хуже в общественной жизни, когда экстремисты объявляют себя бескорыстными борцами за счастье трудового человечества или своего народа. Савонарола и Ленин были, в самом деле, бескорыстны, но ни флорентийцам, ни нам от того не было легче.
Человек героической жизни, русский географ Андрей Краснов написал в письме к своему другу Вернадскому замечательные слова: любовь без знания любимого предмета есть зло. Он имел в виду стремление русской интеллигенции помочь народу, исходя из чувства любви. Любовь хороша и нравственна в личной сфере, но она становится чрезвычайно опасной, как только превращается в общественное чувство. И в самом деле, основная масса несчастий на Земле проистекла от неумелого делания добра, и худшее зло есть некомпетентность при добрых намерениях.
Сегодня стало ясно, что делание добра – это профессия, его нельзя делать кустарно. И в обшестве следует жить не по любви, а по договору. Так надежнее, хотя кажется, что и холоднее.
Человек, который, по Маслоу, пришел к культуре радости, уже начинает отдавать себе отчет, что жить нужно для себя, вернее, воспитывать свою жизнь, делать самого себя, но упаси Бог распространять свой опыт на других. Нельзя давать советы, кроме самых простеньких, нельзя навязывать свои ценности другому, нельзя ставить свои цели перед другими. Они у другого будут свои, и никто их не сформулирует человеку, кроме него самого.
Поэтому в центре системы ценностей современного человека, достигшего берега радости, стоит он сам. потом – его близкие, затем – дальние, нация, все человечество, а потом уж материальная вселенная, наиболее малое образование, не идушее ни в какое сравнение с внутренним миром человека.
В Евангелии Иисус называет себя Сыном человеческим. Меня это всегда озадачивало. Разве мы все не являемся чьими-то сынами и дочерьми? Если это указание на общечеловечность, то есть Он сам как бы дитя всех сразу, это тоже не вполне конкретно, туг нет отчетливого смысла, потому что каждый тоже несет общие родовые, расовые, например, цвет кожи и далее – вообше видовые признаки, как телесные, так и духовные, способность мыслить, например, или говорить.
Теперь у меня мелькает иногда догадка, почему Он себя так назвал. Он открывает собой следующую генерацию разумных существ, идущую на смену людям. Человек есть первое разумное существо, но ведь никто не сказал, что последнее. И вот Он – второе разумное существо, неизмеримо более могущественное. Не человек, а сын человеческий.