Убрав обеими руками влажные волосы назад, словно пытаясь этим движением уберечь голову от неминуемого взрыва, Клаус принялся уже в который раз повторять одно и то же. Ему нужно было достучаться до нее. Но и это еще не все. Нужно было, чтобы она ответила.
Бэкка распахнула глаза навстречу темноте. Светлячки разлетелись. Рокот волн снова превратился в невнятный шум. К ее ужасу, ракушка выпала из руки и теперь до нее нельзя было дотянуться. Единственным звуком, нарушающим тишину, было постоянное гулкое капанье воды со сталактитов в черную пустоту расщелины, где, судя по всему, был водоем. Однако она проснулась не от этого. Но этот звук был не настолько резким или громким, чтобы вывести ее из полусна-полузабытья. Она снова смежила веки. Наверное, это был фрагмент сна. И вдруг он вернулся снова, на этот раз уже сильнее. Тот голос, его голос, который звал ее по имени, шепча странные, но такие нежные слова на родном его языке, которые заставляли ее сердце таять.
– Я не могу прийти за вами, mittkostbart, – говорил он, и голос его звучал совсем рядом. Она почти ощущала, как его теплое дыхание приятно щекочет ей ухо. От его голоса по телу пробежала горячая пульсирующая волна удовольствия и что-то обжигающее шевельнулось внутри. – Вы в месте, куда ни разу не ступала нога мужчины – ни смертного, ни астрала. Портал закрыт для перемещений. Если я попытаюсь проникнуть сквозь барьер за астральный океан, то могу погибнуть – как в вашем мире, так и в моем. Боги запрещают делать это. Если моя попытка не увенчается успехом, помощи вам ждать больше неоткуда.
Бэкка не ответила. Ведь это был всего лишь сон.
– Вы должны сами выбраться оттуда… вернуться ко мне, – продолжал тем временем призрачный голос. – Я хочу, чтобы вы стали моей… моей женой… в вашем мире, mittkosibart... чтобы мы были неразлучны…
Слезы выступили на глазах Бэкки. Ее самая заветная мечта пробралась в сон, чтобы мучить, заставить страдать. О, если бы только это было правдой! Вздор! Он хотел лишь воспользоваться ею и бросить с ребенком на руках, чтобы потом как ни в чем ни бывало вернуться к утонченно-нежному созданию с пламенным взором, которое ее похитило.
– Я больше не трону вас, кроме как… во сне… пока мы не будем готовы к этому в реальности, – произнес он, словно прочитав ее мысли.
Бэкка застонала. Его близость была ощутима. Казалось, она чувствует его прикосновения сквозь тонкий шелк платья. От его тепла исчезло ощущение сырости, даже более того – она чувствовала, что кровь в жилах начинает закипать. Она попыталась открыть глаза, но веки снова налились пудовой тяжестью. Сердце бешено застучало, и от этого звука у нее зазвенело в ушах. Стук сердца заглушил капанье воды и едва различимые печальные вздохи далекого моря. Ее плоть полыхала адским пламенем, разбуженная его нетерпеливой, горячей рукой, ласкающей ее через одежду.
Бэкка выгнулась от прикосновения этой воображаемой руки, которая уже проникла под платье и теперь доводила ее до мучительного экстаза. Теперь она лежала неподвижно, чуть дыша. Ее набухшая и ноющая плоть замерла в предвкушении опасных, умопомрачительных, восхитительных ощущений.
Внезапно темнота за закрытыми веками вспыхнула золотистым маревом и запылала рыжими языками пламени. Бэкку лихорадило. Она по-прежнему не могла открыть глаза. Но теперь это уже было неважно. Как только она поднимет веки, сон оборвется, и она попадет из рая назад в промозглую, холодную пещеру.
У нее захватило дух, когда воображаемая рука скользнула выше. Подрагивающими пальцами он поддел легкий шелк, и тот сполз вниз, оголяя ее плечи и грудь. Он принялся обеими руками гладить ее грудь. У нее невольно вырвался легкий стон, когда его губы нащупали горошины сосков, и он принялся ласкать их теплым, умелым языком, пока они не набухли. О, как неистово и страстно он набросился на них, словно нищий, дорвавшийся до королевского стола! Это странное кормление грудью, будучи отчаянно безумным, все же не было диким, скорее – исполненным льющейся через край нежностью, которая так необратимо влекла ее к нему. Размеренные, плавные движения этого ненасытного рта задевали ее так глубоко, что казалось, будто он способен выпить всю ее сущность, высосать душу.
– Это всего лишь сон, моя Бэкка, – прошептал он в ответ на ее невысказанные мысли. Его горячее дыхание обдувало ее грудь, припухшую от поцелуев. – Это всего лишь дивное видение, безобидная иллюзия. Ее не нужно бояться или пытаться понять. Здесь всего лишь мой дух… это сон, предвкушение того, что будет с нами, когда мы сольемся воедино…
Неожиданно он навалился на нее всем телом и принялся двигаться медленными, поступательными толчками. Его разбухшая плоть прижалась к ее животу и давила на него с нарастающей мощью. Он нашел ее губы, и стон, вырвавшийся из его горла, проник в нее, раскатившись по всему телу подобно урагану, сметающему все на своем пути. Бэкка хотела обхватить его руками и прижать к своему трепещущему телу, но не смогла пошевелиться. Она выгнулась навстречу ему, навстречу беспокойной тяжести, нависшей над ней, пробуждающей в ней огненную бурю, заставляющей биться в конвульсиях. Эта сладкая агония опустошила ее, оставив лишь слабую, дрожащую, прерывисто дышащую оболочку.
– Это всего лишь сон, mittkostbart, – напомнил голос сквозь ее сбивчивое дыхание. – Но вы будете помнить его, как помните все остальные. Вы моя, моя Бэкка. Я ввел вас в мир чувственных наслаждений, о которых вы даже не подозревали… и теперь вы моя.
Она лежала, свернувшись клубочком, в его объятиях. Затем его тяжесть как-то сразу исчезла. И снова она попыталась потянуться за ним, но не смогла ни двигаться, ни говорить, ни даже видеть.
– Возвращайтесь ко мне, – сказал он на прощание. Его голос стал постепенно удаляться, и ей приходилось напряженно вслушиваться. – Мое время подходит к концу… в моем мире… и в вашем. Мы должны воссоединиться, иначе потеряем друг друга навеки, mittkostbart. Я могу дать вам силу выбраться отсюда… но вам придется распоряжаться ею в одиночку, моя Бэкка. С вами только мой дух, я не более чем тень в вашей голове. У русалки есть имя, которое известно только богам и мне. Назовите ее по имени, и она в вашей власти. Ее астральное имя – Мэй, что означает «жемчужина моря». Когда-то оно ей подходило, потому что она действительно прекрасна, настоящее сокровище глубин. Но не теперь. Жемчужина растет внутри раковины. Маленькая песчинка, попадая внутрь, раздражает моллюска, и он начинает выделять перламутр, который обволакивает постороннюю частицу. Постепенно, слой за слоем, формируется дорогостоящая жемчужина. Илия больше не жемчужина, она всего лишь песчинка, которая доставляет неудобство. Скажите ей Мэй, приказываю тебе выпустить меня, и она подчинится.
Повторите это слово в слово. Потом следуйте за Иррблоссами – блуждающими огоньками. Они не причинят вам вреда. Я приказал им отвести вас ко мне. Они проводят вас домой. Вы слышите меня, моя Бэкка? Если слышите, то ответьте. Вы должны согласиться, иначе все впустую…
Ей казалось, что она ответила, но его голос был уже совсем далеко, как шепот в дальнем уголке ее сознания. Она напряженно вслушивалась в него, но он уносился все дальше и дальше.
Вдруг эхо, словно ураганным порывом, разнесло по пещере ее имя. Она резко выпрямилась и широко открыла глаза.
– Клаус? – закричала она, но ее крик ударился о стены пещеры, о потолок, о разверзнутые челюсти сталактитов и сталагмитов и зазвенел у нее в ушах, постепенно угасая.
Клаус вышел из-за стены водопада, истощенный до предела. Каждая клеточка его тела до сих пор гудела от упражнений в астрале, которые так его вымотали. И хотя работал только его мозг, для тела такой поток сознания не прошел бесследно. На этот раз водопад не дал ему желанного исцеления. Почти все свои силы он истратил, пытаясь установить контакт с Бэккой. Она услышала его, почувствовала его присутствие. Он был в этом уверен. Она откликнулась в самом конце, но все ли она поняла, сможет ли выбраться сама? Вопрос, на который ответа у него не было. Время покажет. Как же он ненавидел это человеческое время! Сколько его уже утекло с тех пор, как он пришел к водопаду? Прошел уже не один час с того момента, как он ускользнул из Грейндж. Он посмотрел на небо. Судя по положению луны, до рассвета оставалось всего пару часов. Джентльмены все еще были заняты игрой. Он издал возглас отвращения. Исчезновение дочери и даже ее предполагаемая смерть не помешали папаше Гильдерсливу и жениху Бэкки сесть за игорный стол. И они наверняка до сих пор за ним сидят. Эти слабоумные смертные явно больны.